Том 1. Здравствуй, путь! - Кожевников Алексей Венедиктович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/114
• Следующая

— Будь по-твоему!

— Да, оставьте мне Леднева, этот ничего не спустит. Хочет он того или не хочет, но помогает мне быть осторожней, вдумчивей. Я не люблю, боюсь слишком послушных исполнителей.

На следующий день в первую очередь, пока не одолели другие дела, Елкин пошел узнать, как принимают Аукатыма. Партийная организация и профсоюз поручили это комиссии из трех человек: Тансыку, Ахмету Каримову и Шолпан. Аукатыму уже поставили отдельную юрту, его коням отпустили вдоволь корма и воды.

Елкин наладился к юрте наездника и возле нее столкнулся с Ахметом. Тот сказал ему, что Аукатым ушел помолиться.

— Далеко, надолго? — спросил Елкин, всегда спешивший куда-нибудь.

Каримов поманил Елкина за юрту. Там, в сотне шагов от нее, среди порыжелой от зноя пустоши, одинокий человек молился по-мусульмански — на коленках, высоко вздымая руки и низко, до земли, кланяясь востоку.

— Аукатым, — шепнул про него Ахмет. — Он уже давно кланяется, скоро кончит.

Помолившись больше, чем обычно, Аукатым свернул молитвенный коврик и пошел дальше в пустошь, где под присмотром сынишки паслись его кони. Елкин и Каримов пошли за ним. Возле коней встретились, перездоровались. С помощью Ахмета, знающего три языка — татарский, русский, казахский, — быстро, легко разговорились. Елкин спросил, который из коней будет скакать. Аукатым погладил Зымрыка. Серебристой масти, весь сверкающий под ярким солнцем, конь был похож на легкий, облачный сгусток света, принявшего форму скакуна. Он нетерпеливо плясал, порываясь лететь, вроде воздушного шара.

— Чудо-конь. Нет, выше всяких слов, — похвалил его Елкин искренне, без малейшей лести.

— А где твой конь? — спросил наездник, не решаясь произнести слово «шайтан-арба». С детства от суеверных родителей он усвоил, что не следует поминать нечистую силу.

Елкин велел Ахмету пригнать машину. Через несколько минут вымытый, хорошо осмотренный и подвинченный «доджик» тихо, смиренно, как бы на цыпочках въехал на пустошь. Кони насторожились, но не испугались, не прыснули. Аукатым, никогда не видавший автомобиля, долго разглядывал, ощупывал и выстукивал его, как доктор больного. Ничего таинственного, бесовского не оказалось, все было обыкновенное: колеса, тележка, железо, дерево, кожа.

— А кто носит его? — спросил наездник.

Каримов открыл и включил мотор.

Затем наездник спросил, можно ли прокатиться ему, машина не выбросит, не убьет его, как делают некоторые кони с незнакомыми седоками?

— Мой принимает всех, мой без капризов, — похвалился Ахмет.

Сели, поехали. Ахмет, уже много раз состязавшийся с наездниками, старался не превысить скорость, на какую способны степные кони. А хотелось, ох как хотелось промчаться с ветерком и навсегда отбить у наездников охоту донимать его неуместными скачками, посулами, насмешками.

Догадываясь об этом, Елкин поваркивал в сторону Ахмета:

— Полегче, полегче. Всему свое время.

На строгом, важном лице Аукатыма замелькала довольная усмешка. Чтобы придать ей определенный смысл, он начал хвалить машину и езду на ней: быстро, спокойно, мягко. На самом же деле его радовало не это, а уверенность, что при такой скорости Зымрык легко побьет шайтан-арбу. Он не знал, что у машины — целая коробка скоростей.

— Ну, как? — спросил Елкин, заметив его усмешку. — Байга выйдет?

— Да, да, — согласился наездник. — Надо искать поле, ставить приз.

Договорились, что призом будет одна слава, в чем либо другом — баранах, халатах — обе стороны не нуждались.

На этом Елкин решил, что остальное сделают без него, и велел отвезти его на станцию. Выходя из машины, он предупредил Каримова:

— С байгой будьте осторожны, делайте все уважительно. Без варварства! — Ему крепко запомнилось ледневское словечко.

Каримов, Аукатым и Тансык еще долго ездили окрест станции — выбирали для байги поле, где бы не торчало опасных камней, не таилось скрытых нор.

Солнце свалилось за полдень, потянуло прохладой. Зымрык и «доджик» стояли на одной линии, поодаль один от другого. Аукатым гладил коню бока, шею, говорил ласковые слова. Конь нетерпеливо переступал, фыркал, поталкивал хозяина головой.

Ахмет еще раз оглядывал машину. Все было в порядке, но почему-то не проходила назойливая тревога: если во время гоньбы случится какой-нибудь «кляп» — поломка, задержка, — все пропало. Машину засмеют, опозорят.

Болельщики растянулись по всей дистанции, громко галдели, торопили.

Вот сынишка Аукатыма вскочил на Зымрыка, Ахмет сел в «доджик», к рулю. Аукатым взмахнул шапкой. Байга началась. Зымрык рванулся несколько раньше «доджика» и шел впереди. Наездники, державшие сторону коня, кричали громче и громче.

— Жаксы, Зымрык, жаксы!

Аукатым, поднявшись на стременах, поскакал вслед за умчавшимся Зымрыком и «доджиком». Тансык подбежал к Елкину и крикнул:

— Что твоя машина! Конь — вот!.. — и не нашел достаточно высокого слова.

На другом конце дистанции поворот обратно Зымрык сделал раньше «доджика». Наездники завыли от радости. Вверх полетели пестрые лохматые малахаи. Сотни людей схватились за бока и принялись хохотать над машиной.

И вдруг она, безнадежно отставшая, так рванулась вперед, что в несколько секунд опередила коня. Наездники, отдавшие всю свою любовь Зымрыку, онемели, а вскоре резко разделились. Одни сразу перенесли свой восторг на машину и кричали:

— Жаксы, шайтан-арба! Жаксы!..

Другие, напротив, захотели еще сильней, чтобы победил конь, и взывали к нему:

— Держись, Зымрык, держись! Эй, ой!

Аукатым, поравнявшись со своим любимцем, широко размахнулся и ударил его плетью. Но конь уже не мог скакать быстрей.

«Доджик» прикатил первым. Зымрык отстал немного, лишь на несколько шагов, но безжалостная слава мгновенно вся перебежала от него к удачливому сопернику. Степные наездники и другие болельщики так густо и плотно окружили машину, что Каримов не мог открыть дверку. Одни хотели немедленно посмотреть, кто носит ее так быстро, другие — прокатиться.

Ахмету пришлось долго гудеть, чтобы добиться тишины и внимания, потом, чтобы выпустили его из осады, дал обещание, что со временем все покажет, расскажет и всех желающих покатает. А сегодня и он и машина сильно устали, надо отдыхать.

Аукатым отвел своих коней в сторону от этого шумного сборища и в одиночестве хлопотал там: успокаивал сильно вздрагивающего и порывисто дышавшего Зымрыка, пересаживал на другого коня напуганного сынишку.

Подошел Елкин, пригласил наездника к себе немножко угоститься. Аукатым отказался и немедля поехал в степь, к своему кочевью. Вместо тучи людей, прибывших с ним на байгу, теперь провожали его реденькой цепочкой одинокие всадники. Все ехали медленно, молча, как на похоронах. Кое-кто из провидцев будущего именно так и думал, что новая, машинная, жизнь начала хоронить старую, лошадиную.

«Доджик», а с ним вместе и его водитель Ахмет так широко, громко прославились, что слава обернулась во вред им. По нескольку раз на дню конные и пешие донимали Ахмета:

— Покажи, как ты несешь ее? — Многие думали: машина бегает оттого, что Ахмет иногда нажимает ногами какую-то штуку и поворачивает руками рулевое колесо. Ахмет уверял, что бегает сама.

— Но кто-то вертит ей колеса?

— Мотор.

— Кто это, шайтан?

— Это — мотор. — Ахмет не знал, как назвать его по-иному и показывал: — Вот глядите. Если ему давать бензин, машина может бежать очень долго.

Ему плохо верили, и все старались найти спрятавшегося шайтана. Не найдя, примирялись с бензином и просили покатать их. Набьется полным-полно, от столетних аксакалов до сосунков на руках у матерей. Визжат, хохочут, жмутся друг к другу в страхе и радости.

Елкин охотно разрешал такие прогулки. Зато Леднев кипятился:

— Это разврат. Разбивать машину, тратить бензин ради того, что им забавно, — подсудное расточительство. А если они пожелают еще чего-нибудь…

— Например?

— Например, сломать машину, поглядеть, что у нее внутри, как делают ребята с игрушками.

• Предыдущая
• 19/114
• Следующая