Кратеры в огне - Тазиев Гарун - Страница 24

• Предыдущая
• 24/31
• Следующая

Меня удивил размер птицы: я считал фламинго более крупными. Правда, на тех изображениях, которые нам случалось видеть, никогда не бывало масштаба. На самом деле фламинго не больше гуся, длина их ног около полуметра; длинная гибкая шея менее мощная, чем у лебедя, а голова оканчивается толстым клювом, некрасивым и непропорциональным.

Остаток ночи на берегу озера прошел в обороне от туч назойливо пищавших и кусавших комаров.

На следующий день Ришар рассчитывал доехать до озера Баринго в нескольких десятках километров к северу, где расположены крупные рыболовные тони, связанные проезжей дорогой с населенным районом.

Мы опять сели в машину. Ехали зигзагами: дорогу преграждали то конусы многочисленных в этой долине вулканов, то река, но мы все время старались держаться северного направления. Несколько раз встречалась одна и та же довольно широкая речка; как мы ни старались, объехать ее не могли и наконец решили переправиться вброд. Чтобы машина не завязла в прибрежном иле, я пошел вперед на рекогносцировку. На берегу я вспугнул какую-то довольно почтенных размеров ящерицу. Когда она пустилась бежать, то показалась мне больше крокодила. Передвигалась она по земле с поразительной легкостью и бежала очень быстро по крупной гальке, ставя одну лапу за другой, как бегущая рысью собака. Ящерица бросилась в воду и исчезла. Когда я описал животное Ришару, он сказал, что это какая-то разновидность игуаны.

Затем я перешел реку шириной около 30 метров, но, убедившись, что глубина везде была не выше колен, вернулся к Ришару, и он перевел машину через речку.

После этого мы попали в полупустынный, сухой, опаленный жгучим солнцем мир, где долго колесили. Но в конце концов мы все-таки нашли деревню, на первый взгляд показавшуюся пустой. Но на сей раз счастье нам улыбнулось: первый же встречный африканец говорил на кисуахили. Больше того, наше предложение сесть в машину в качестве проводника привело его в восторг. Благодаря проводнику мы дальше поехали быстро, по ровным местам, избегая вулканических сооружений и глубоких каньонов. Все шло прекрасно, пока дорогу не пересекла новая речка, менее широкая, чем предыдущая, но заключенная в крутые берега. Ришар спустился очень медленно, очень осторожно, потом уже в самой реке, насколько возможно увеличив скорость, благополучно въехал на противоположный берег крутизной в 30°, прошел дальше на длину машины, забуксовал на скользкой глине и... скатился назад на дно речки.

После этого прошли часы, уже теперь не помню, сколько именно, пока всеми доступными нам средствами и всеми способами, которые смогли придумать, мы сантиметр за сантиметром взбирались наверх. Веревки, тяга, толчки, замощение глинистой почвы камнями, удаление всех выступающих на поверхности больших каменных глыб там, где должны были пройти колеса автомобиля, использование то одного, то другого домкрата, еле работающий мотор, чтобы украдкой вырвать у расстояния хоть несколько дюймов, мотор, пущенный на полную мощность в попытке яростной атаки,– все было испробовано. Я вновь вижу себя пытающимся двумя измазанными в глине руками удержать домкрат, которым удалось поднять кузов автомашины, в то время как двое африканцев подкладывают снизу камни и охапки камышей. Но почва, на которую опирался домкрат, поддалась и, несмотря на все мои усилия, он вдруг съехал набок. Удар пришелся на тыльную сторону руки и почти на две недели вывел ее из строя. И все-таки в конце концов мы одолели подъем! Проехав несколько километров, мы встретили деревню, расположенную на берегу реки, на этот раз настолько широкой, что о переезде через нее вброд не могло быть и речи. Мы добрались до дороги от Накура до озера Баринго. Примитивный деревянный мост через реку был снесен несколько времени назад, и теперь сооружался настоящий каменный мост. Руководитель работ сказал, чтобы грузовики переезжали реку, подталкиваемые вручную, а моторы велел закутать мешками. После долгих колебаний, взвесив все «за» и «против» и боясь, чтобы наш мотор, помещенный гораздо ниже, чем мотор грузовика, не набрался воды и не приковал нас к месту на несколько дней, мы на этот раз отказались от посещения озера Баринго.

Так мне и не удалось увидеть озеро Баринго. Приближалось время отплытия из порта Момбаса, приходилось расставаться с друзьями.

За два дня я пересек громадный край, изобилующий дикими животными, и достиг побережья Индийского океана.

Пароход опаздывал, и в моем распоряжении оказалось 40 часов, которые я мог в полной праздности провести на берегу необъятного моря. Здесь пляжи из светлого песка приютились между берегами, где вздымаются воздушные кокосовые пальмы, и широкой лагуной, отделенной от открытого моря грядой коралловых рифов. Судно обогнуло красноватые отвесные утесы Рас Хафуна, крайней оконечности полуострова Сомали, и бросило якорь на Аденском рейде.

Древний арабский город Аден обладает особенностью, я думаю, единственной в мире: он построен в глубине кальдеры потухшего вулкана. Ширина кальдеры несколько километров, а высота ее стен, за исключением немногих мест, достигает 100—300 метров. В эту удивительную крепость можно проникнуть только сквозь узкую брешь – настолько узкую, что ее пришлось расширить взрывами.

Пять тысяч лет назад люди построили здесь большие каменные водохранилища, существующие и сейчас, почти не тронутые временем. Всемогущие агенты эрозии – текучая вода и мороз – тут отсутствуют, а ужасный ветер пустыни, все перетирающий переносимыми песками, не может проникнуть внутрь этого гигантского укрепления...

Судно вышло из гавани. Теперь перед нами было Красное море и его пустынные бесплодные острова – прямолинейные цепочки вулканических конусов, как вехами отмечающие параллельные трещины, прорезающие дно этого легендарного моря[18].

Через неделю нас предупредили, что перед рассветом пройдем мимо Стромболи. Боясь проспать, я с середины ночи уже был на палубе. Пароход шел вдоль берегов Сицилии, усеянных светлыми точками. Деревни и маленькие городки, уличные фонари, освещенные окна – берега трепетали жизнью и как будто нам улыбались. Первое дыхание Европы после нескольких лет, проведенных в Африке!

Когда мы проходили мимо Мессины, стала заниматься заря. Сцилла и Харибда обманули ожидание, показавшись очень незначительными с борта современного большого судна. Но скоро впереди показался постепенно выступавший из утреннего тумана конический остров Стромболи.

Казалось, он рос на глазах. Солнце коснулось вершины горы и через несколько мгновений залило весь остров. Пояс редкой низкой растительности и группа белых домов, гнездящихся на берегу моря, казались затерянными, оторванными от мира. Все остальное, почти вея гора, поднимающаяся из фиолетового моря,– бурые обрывистые утесы, крутые черные склоны, красноватые нависшие скалы. С вершины наклонно вздымался султан дыма.

Корабль быстро обошел южную часть вулкана, где нет ни растительности, ни жизни, и оставил гору за правым бортом. Ее западная сторона – это колоссальный склон из шлаков и осыпей, обрушившихся единым потоком из дымного кратера до сверкающей воды. На этом склоне, сказал мне один матрос, иногда по ночам видны красные потоки, стекающие прямо в море. По виду вулкан был погружен в глубокий сон.

В редком утреннем тумане остров становился все меньше и меньше. Я долго не мог оторвать глаз от заволакивающегося дымкой треугольника. Стромболи – сказочный остров, один из самых замечательных вулканов Земли!

Я никак не думал, что скоро увижу его опять. Тем не менее через шесть месяцев я высаживался на Стромболи, очарованный и обманутый. Очарованный возможностью наконец познакомиться с этим чемпионом регулярной вулканической деятельности, а обманутый, потому что...

Газеты под крупным заголовком сообщали об извержении «исключительной силы». Я сел на самолет и высадился в Неаполе – огромном многолюдном ленивом городе. Стромболи, видимо, никого не беспокоил. «Возможно,– думал я,– соседство синьора Везувия делает неаполитанцев нечувствительными к тому, что творится на Липарских островах». Как бы то ни было, моя доверчивость сыграла со мной первую шутку.

• Предыдущая
• 24/31
• Следующая