Признания Адриана Моула - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 14
- Предыдущая
- 14/24
- Следующая
– Где Ушастик?
– Во дворе, в мусорке. – У нее хватило совести опустить глаза. Она понимала, что поступила бесчеловечно по отношению ко мне и Ушастику.
– Как ты могла? – холодно бросил я и рывком распахнул дверь во двор.
Потертые уши кролика торчали из черного пластикового мешка. Я вытащил его, отряхнул, затем вернулся в дом через кухню, громко хлопнул дверью и ринулся к себе наверх. На кухне раздался оглушительный взрыв женского хохота.
Мы с Ушастиком ровесники. Пьяный отец купил его в день, когда я родился. У Ушастика только две лапы, больше у него никогда и не было, но он все равно настоящий кролик. В голове не укладывается, как можно было его выбросить! Я немедленно упаковал чемодан, заботливо уложил Ушастика в пакет, спустился на кухню и бросил матери:
– Я уезжаю. Книги заберу позже. – И вышел.
Жить в доме Шарон и еще восьмерых Боттсов – сущий кошмар. Мне предложили ночевать на диване в гостиной, но Боттсы никогда не ложатся спать. Они торчат в гостиной, разговаривают, кричат, ссорятся и смотрят кровавые фильмы на видео. Несколько Боттсов, Шарон в том числе, отправились спать в три часа утра, но остальные затеяли шумную дискуссию о детях, предохранении, менструациях, смерти, похоронах, ценах на мороженое, Клементе Фрейде,[19] группе «Квин», человеке на Луне, собаках, кошках, хомячках, различных болячках, от которых они страдают, и тряпках, которые им надоели. Послушав с час, как они злобно сплетничают о некоей Линде Евангелисте, чье имя мне абсолютно ни о чем не говорило, я закрыл глаза и притворился, будто сплю. Поняли ли они намек и разошлись по своим комнатам? Ничуть не бывало.
– Странный парень, а? – заметила миссис Боттс. – И что только Шарон в нем нашла?
Они что, обо мне говорят?
– Считается, что он жутко башковитый, – сказала Марджори, старшая сестра. – Но по нему не скажешь. Весь вечер просидел тут как пень.
– Шустрый придурок, – вставила Фара, младшая. – Шарон говорит, он может четыре раза за ночь.
– Что может? – взвизгнула миссис Боттс. – Вдеть нитку в иголку?
Боттсы зашлись писклявым хохотом, затем долго и шумно топали по лестницам и наконец легли спать.
В шесть утра мистер Боттс, застенчивый и, что не удивительно, тихий человек, пришел в гостиную завтракать.
– Надеюсь, я вам того, не помешаю? – вежливо осведомился он и включил телевизор.
– Нисколько. – Я встал, подхватил чемодан, стоявший в прихожей, и вышел в утреннюю прохладу.
Я находился на первом этапе пути в Оксфорд. Там я намеревался броситься Пандоре на шею, умоляя приютить меня.
В квартиру Пандоры я попал к обеду. Пандоры дома не оказалось, она была на занятиях. Впустил меня другой обитатель квартиры – томный молодой человек по имени Джулиан Твайселтон Пятый. Мы поздоровались за руку. Разношенная резиновая перчатка крепче на ощупь, чем рука этого малого.
Я спросил из вежливости, что он делает в Оксфорде.
– А, просто тусуюсь, – любезным тоном ответил он. – Я не стану сдавать выпускные. Экзамены сдают только те, кто собирается работать
Он предложил мне кофе по-турецки. Не желая показаться провинциальным недотепой, я согласился. Отхлебнув, пожалел, что пошел на поводу моего комплекса неполноценности. Спросил у Твайселтона Пятого, на каких условиях они с Пандорой снимают квартиру.
– Я женат на Пандоре, – ответил он. – Теперь она – миссис Твайселтон Пятая. Это одолжение я сделал ей на прошлой неделе. У Пандоры бзик насчет первых браков, она считает, что они должны скоропалительно распадаться, так что очень скоро мы разведемся. Мы не любим друг друга, – добавил он. – Откровенно говоря, я предпочитаю представителей моего пола.
– Отлично, – отозвался я, – потому что я намерен стать вторым мужем Пандоры.
Из моего пакета вывалился Ушастик.
– Боже, что это за дивное создание? – заверещал Твайселтон Пятый. Он прижал Ушастика к своей твидовой груди.
– Это Ушастик.
– О, Ушастик, – замурлыкал Твайселтон Пятый, – какой ты красавчик! Нет, сэр, не отрицайте, вы заслужили комплимент!
В комнату вошла Пандора. Она выглядела умной и хорошенькой.
– Привет, миссис Твайселтон Пятая, – поздоровался я.
– А, так ты знаешь, – произнесла Пандора.
– Я могу пожить здесь? – спросил я.
– Живи, – позволила она.
Вот так все и получилось. Теперь я веду семейную жизнь втроем. Если повезет, то скоро мы останемся вдвоем. Навсегда.
Утром позвонил домой. Один из инженерных постояльцев взял трубку:
– Алло, Мартин Маффет слушает.
– Мартин Маффет![20] – обрадовался я.
– Верно. А шуточки про пауков и кочки лучше оставьте при себе.
– Я хотел бы поговорить с моей матерью, миссис Моул, – холодно произнес я.
– Полин! – заорал Маффет, трубка с грохотом упала на столик.
Я услыхал, как мать сначала щелкнула зажигалкой, а уж потом спросила:
– Адриан, где ты?
– В Оксфорде.
– В университете?
– Я не учусь в университете, в этой чести мне было отказано. Если бы у меня был полный комплект детской энциклопедии, то, возможно...
– Только не начинай все сначала. Я не виновата в том, что ты провалился на экзаменах...
– Я остановился у Пандоры и ее мужа.
– Мужа?! – Я живо представил лицо моей матери, сейчас она наверняка походила на оголодавшего пса, которому бросили кусок говяжьего филе. – Кто? Когда? Зачем? – посыпались вопросы. Если издатели журнала «Кто есть кто» вдруг заинтересуются моей матерью – что, впрочем, маловероятно – и захотят узнать, есть ли у нее хобби, то она просто обязана ответить: «Мое хобби – сплетни»; иной ответ был бы позорным лицемерием. – Родители Пандоры знают, что она замужем? – ошалело расспрашивала она.
– Нет, – ответил я, а про себя добавил: «Но они недолго останутся в неведении, правда, мама?»
Днем мы с Пандорой отправились по магазинам. Джулиан Твайселтон Пятый завалился в постель с подшивкой «Медвежонка Руперта». Когда мы уходили, он крикнул вслед:
– Не забудьте медку, мои дорогие!
Едва оказавшись на улице, я заявил Пандоре, что она должна немедленно начать бракоразводный процесс.
– Прямо сейчас, сию минуту. – И предложил проводить ее в юридическую контору.
– По субботам они не работают, – возразила Пандора. – Играют в гольф.
– Тогда в понедельник утром.
– У меня семинар, – вяло отвечала она.
– В понедельник днем, – настаивал я.
– Пью чай с друзьями.
– А как насчет утра во вторник?
Так мы перебрали все дни недели и принялись за следующую. Похоже, жизнь Пандоры была расписана по минутам. В конце концов я взорвался:
– Послушай, Пандора, ты ведь хочешь выйти за меня, правда?
Пандора пощупала кабачок (мы находились в овощном магазине), вздохнула и ответила:
– Если честно, то нет, дорогой. Я не собираюсь снова выходить замуж по крайней мере до тридцати шести лет.
– Тридцати шести! – завопил я. – Но к тому времени я могу ожиреть, или облысеть, или потерять все зубы.
Пандора посмотрела на меня:
– Но ты и сейчас не сказать чтобы Адонис.
Я рванул прочь из магазина, в спешке опрокинув горку апельсинов. В начавшейся суматохе (несколько старушек в таком ужасе шарахнулись от раскатившихся по полу апельсинов, словно это были боевые гранаты, а не безобидные фрукты) я не заметил, как Пандора исчезла.
Бросился за ней – и вдруг почувствовал тяжкую длань на своем плече, а затем услыхал рык зеленщика:
– Сматываешься, не заплатив, а? Вы, студентики, мне до смерти надоели. Вечно что-нибудь стащите, но на этот раз я спуску не дам. Сегодняшний вечерок ты проведешь в кутузке, парень.
19
Клемент Фрейд (р. 1924) – к психоанализу отношения не имеет; в описываемое время он был членом парламента от Лейбористской партии.
20
Маффет – персонаж детского стишка, вошедшего в сборник «Матушка-гусыня». Маффет присела на кочку, чтобы перекусить, но подкравшийся паук напугал ее, и она убежала несолоно хлебавши
- Предыдущая
- 14/24
- Следующая