Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/61
• Следующая

Старшая дочь Георгицы, Лилия, окончила в Москве институт, вступила в комсомол, работала корреспондентом газеты «Комсомольская правда». Во время Великой Отечественной войны Лилия воевала в партизанском отряде Героя Советского Союза А. Ф. Федорова, действовавшем в тылу у гитлеровцев на Брянщине. В одном из сражений она пала смертью храбрых. На советской земле, в селе Болотня, Лилии Карастояновой воздвигнут памятник.

Ушел на фронт и муж Лилии, Александр Слепянов, — тоже сотрудник «Комсомольской правды». Он был бойцом Красной Армии и погиб в бою с фашистами.

Сейчас в Болгарии живет сын Лилии — Леонид, родившийся накануне войны. Он свято чтит память своих близких — четырех коммунистов, отдавших жизнь за то, чтобы не только в Болгарии и Советском Союзе, но и во всем мире всегда было чистое, безоблачное небо и ярко светило солнце.

Ничто не могло вытравить у болгар доброго отношения к русским, советским людям. Гитлеровские сатрапы и их монархо-фашистские прислужники бессильны были заставить болгарский народ забыть все то, что издавна связывало его с нашей страной. И в годы тяжких испытаний, когда за симпатии к Советскому Союзу можно было поплатиться жизнью, простые люди Болгарии не раз доказывали свое дружеское расположение «братушкам из России». Моя память хранит много подобных фактов, и о некоторых из них мне хочется здесь рассказать.

Помнится, все иностранные посольства с началом бомбардировок были эвакуированы из Софии. Но советские дипломаты оставались в городе. Налеты английской и американской авиации нанесли нашему посольству, или, как его называли болгары, советской дипломатической миссии, большой ущерб. Два здания из трех были превращены в груды камня и битого стекла. Оказались разбиты все автомашины. Шасси с колесами одной из них долго висело высоко на дереве в саду посольства, куда его забросило взрывной волной. И все же на уцелевшем здании продолжал развеваться наш красный флаг. В перерывах между бомбежками сюда приходили рабочие, крестьяне из окрестных сел, чтобы собственными глазами увидеть, на месте ли советская миссия, реет ли, как и прежде, над ней алый стяг — символ борьбы против фашизма.

После войны, когда я вновь побывал в Болгарии, один бывший партизан рассказывал мне, что командование его отряда специально посылало своего разведчика в Софию — взглянуть на советское посольство.

— Мы бы чувствовали себя одинокими, покинутыми, если бы советская миссия выехала из нашей столицы, — говорил он.

Наше посольство находилось под неусыпным наблюдением агентов из гестапо и местной охранки, которым было приказано любыми средствами препятствовать контактам населения с советскими людьми. Власти прибегали к таким мерам не случайно: их страшила растущая день ото дня солидарность болгар с борьбой советского народа. Известный болгарский революционер, генерал Владимир Займов, удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза, заявил фашистским судьям, приговорившим его в 1942 году к смертной казни за помощь Красной Армии:

— Если вы снимете блокаду (с советского посольства. — Д. Ф.), то тысячи болгар придут в советскую миссию, чтобы выразить свою горячую любовь к великому советскому народу и нашим русским освободителям.

Он знал, что говорил, этот народный герой, отдавший жизнь за светлое будущее своей родины. Болгары не только выражали любовь и признательность советским людям, но и помогали им чем могли.

Все сотрудники нашего посольства жили в бомбоубежище. Продовольственные пайки, получаемые через министерство иностранных дел, были столь скудны, что нередко приходилось делать вылазки в окрестные села, чтобы раздобыть какие-нибудь продукты. И крестьяне всегда проявляли по отношению к советским людям трогательную заботу и отзывчивость. Они готовы были поделиться с ними последними крохами и решительно отказывались от денег. Требовались долгие и настойчивые уговоры, чтобы эти простые люди взяли их.

Весной 1944 года Красная Армия приближалась к Балканам. На болгарских железных дорогах все чаще стали появляться эшелоны с награбленным отступающими гитлеровцами добром. В закрытых вагонах от голода и жажды изнывали сотни советских людей, которых фашисты угоняли в рабство в Германию. Болгарское правительство, во всеуслышание заявлявшее о своем нейтралитете, в соответствии с нормами международного права должно было интернировать наших граждан. Но оно отделывалось лишь обещаниями «выяснить и принять меры». И тогда на помощь «братушкам», заключенным в тюрьмах на колесах, пришли болгарские железнодорожники. Рискуя жизнью, они снимали пломбы с вагонов, выпускали советских людей на свободу, укрывали их у себя, указывали путь в ближайшие партизанские отряды. Не оставались в стороне и сельские жители.

Вспоминается еще такой случай. В 1969 году в Софии мне довелось присутствовать на торжественном собрании, посвященном 25-летию социалистической революции в Болгарии, где вручались награды активным участникам движения Сопротивления. В числе награжденных был и один бывший сотрудник царской полиции. Вручение ему советской медали «За боевые заслуги», естественно, вызвало большой интерес у собравшихся. В самом деле: чем этот человек заслужил такую награду? В перерыве вокруг него собралась целая толпа, посыпались вопросы.

Оказывается, в годы войны он был бригадиром полицейской охраны советского посольства. Ему в обязанности вменялось вести слежку за работниками нашей дипломатической миссии и обо всем докладывать начальству. Однако этот болгарский патриот, постоянно рискуя своей служебной карьерой и даже жизнью, не только не доносил на советских людей, но, наоборот, предупреждал их о готовящихся провокациях. И вот, спустя четверть века, о его добрых делах узнали все соотечественники, а Советское правительство отметило его мужество высокой наградой.

На углу одной из улиц Софии, у сладкарницы (кондитерской), притормозил роскошный «кадиллак». На черных занавесках окон блестели тисненные золотом маленькие крестики, а на крыше в лучах солнца сиял довольно большой позолоченный крест. Дверца открылась, из машины выглянул широкобородый человек в рясе, с высоким клобуком на голове.

— Милости прошу, Димитрий! — приветливо улыбнувшись, произнес он.

Я сел в машину, и мы «со господом», как сказал мой спутник, тронулись в путь. Рядом со мной грузно восседал председатель Святейшего Синода Болгарии, софийский митрополит Стефан.

Ехали недолго — не так уж далеко было от центра столицы до загородного монастыря, на территории которого располагалась вилла «его блаженства», как здесь именовали высшее в стране духовное лицо.

Въехав на монастырское подворье, «кадиллак» остановился у двухэтажного дома, построенного почти вплотную к церкви, сложенной из серого камня, вероятно, еще в средние века. Здесь владыку встречала монастырская челядь несколько прислужников в черных рясах и поп, совсем уже седой человек, со своим семейством: сравнительно молодой женой и пятью ребятишками разного возраста. Все они, строго соблюдая старшинство, стали подходить к «его блаженству» и целовать ему руку. А он, приветливо улыбаясь, осенял каждого крестным знамением.

Когда церемония встречи закончилась, митрополит Стефан пригласил меня в дом и предложил посмотреть его жилище. Мы обошли несколько комнат, в которых я увидел простые столы, лавки, множество икон и разные книги, в том числе и светского содержания.

Наконец мы оказались в своего рода гостиной — просторной комнате, обставленной без излишней роскоши, но достаточно уютно. На стенах вместо икон висели великолепно выполненные копии картин итальянских художников, в основном на библейские сюжеты.

— Ну, Димитрий, садись, — сказал митрополит, — сейчас будем обедать.

Он хлопнул три раза в ладоши. Из-за портьеры, прикрывавшей дверь в соседнюю комнату, вышел молодой послушник в черной рясе, низко поклонился и спросил:

• Предыдущая
• 45/61
• Следующая