Крестовый перевал - Зверев Сергей Иванович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/57
- Следующая
Оглядываюсь на лесок. Вроде тихо; Ирэн не видать.
Согнувшись пополам, перемещаюсь к ложбине; прыгнув вниз, осматриваю тела кавказцев. Двое мертвы, третий далековато, но признаков жизни не подает. Лезу на «бруствер» с надеждой узреть рукотворное чудо или, по меньшей мере, вход в него…
А вместо настоящего чуда обнаруживаю другое — сработанное отнюдь не руками, а обыкновенным мужским членом. Причем в понедельник, тринадцатого. Прямо на меня собственной персоной марширует юный оборотень Юрка. Не сам, конечно, а подчиняется грубой силе «Волкова», коего я до сего дня ни разу в глаза не видел.
«Волков» идет строго за перепуганным Ткачом, хорошенько зажав ручищей его воробьиную шею. В другой — пистолет, ствол которого приставлен к башке криминального гения.
Машинально вгоняю в приемное гнездо полный магазин, хотя мозг не успел осмыслить происходящего и плодит вопрос за вопросом. Как «Волков» обо мне узнал? Неужели услышал хлопки «Винтореза»? Или ему успели сообщить об опасности эти трое?…
Невероятно, но факт остается фактом.
Дважды припадаю к окуляру прицела, нахожу перекрестьем голову амбала и поглаживаю пальцем спусковую скобу…
В принципе, попасть можно. Вот только идут ребятки по камням, как по горе раком: фигуры мельтешат то вверх, то вниз, то раскачиваются из стороны в сторону. Так недолго и Юрке просверлить дыру.
Решаю полминуты подождать — сократить дистанцию.
И вдруг по лицу больно бьет каменная крошка. От неожиданности съезжаю с «бруствера» вниз; превозмогая боль в глазах, смотрю наверх — стреляли именно оттуда.
А сверху по склону с вальяжной неторопливостью спускаются четверо. Против яркого неба видны лишь темные фигуры. Направив на меня автоматы, гортанно судачат на своем басурманском, громко смеются…
Лежу. В глазах сильная резь — аж слезы по щекам. Тихо матерюсь, смутно догадываясь, что меня где-то обманули. Но как? И кто? Впрочем, уже не до этого.
— Эй, полковник! — хрипит голос с приличным горским акцентом. — Бросай оружие или я пристрелю твоего молодого дружка!
— Не пристрелишь — он тебе нужен! — Закатываюсь под каменный наплыв. — Или ты его сюда ради меня притащил? Меня и на равнине нетрудно прихлопнуть.
— Мы пытались — не вышло.
— Ах ты, черт! — негромко ругаюсь, настраиваю резкость и выглядываю из укрытия. — Это ж… Это ж опять Беспалый!
— Узнал? — кричит старый знакомец.
— Еще бы! Живучий ты, однако, Бунухо Замаевич!
— Тебя тоже трудно прикончить, полковник.
М-да. Похоже, серьезно мы влипли с Юрой.
Лихорадочно соображаю… и получается, что идеальный выход из ситуации, в которой я оказался, — умереть на месте.
А может быть, имеется другой вариант?…
Почесав щетину на подбородке, кричу:
— Что будем делать, Бунухо?
— Ты был прав: Ткач мне нужен, — отзывается ингушский бандит. — А вот твоей девчонке, если не сдашься, я медленно отрежу голову.
Резко обернувшись, замечаю двух боевиков, сопровождающих по дну ущелья Ирэн…
Признаться, в это мгновение ни сострадания, ни жалости внутри не всколыхнулось. Скорее родилась досада. Словно не позволили довести до ума и отполировать почти завершенную на станке деталь.
— Ты ошибся, Бунухо — это не моя девчонка, а Ткача! — продолжаю сопротивляться. — Придется тебе договариваться с ним!
— Слушай, полковник! Я досчитаю до пяти и брошу в расщелину гранату. Как думаешь, одной гранаты тебе хватит?
«С лихвой», — отправляю смачный плевок на щербатый бок валуна.
Беспалый же буквально упивается моментом славы:
— А не хватит — брошу еще десять! Потом отрежу голову девчонке и займусь Ткачом. Так что даю последний шанс. Время пошло. Раз!
Шевелю извилинами… И понимаю, что выбор у меня неважнецкий.
— Два!
Например, потянуть время. Что это даст? Ничего. Только вызовет злобу и неизбежно приведет к исполнению угрозы. Да и переговорщик из меня хреновый.
— Три!
А если рискнуть — выкатиться из-под камня и подстрелить пару козлов? Тогда и сам нарвусь на пулю, и детвору подставлю. Когда у «духов» что-то не ладится, они звереют и теряют последний разум.
— Четыре!
Остается последнее. А там, как говорят в спецназе ВДВ: «Война план покажет…»
Перехватываю винтовку за ствол и показываю из-за камня рамочный приклад.
— Выхожу.
— Давай-давай! — поторапливает довольный Газдиев.
Для начала у меня отбирают оружие, обыскивают. При этом сыплют насмешками и оскорблениями. Все это нам отлично известно. При пяти стволах на одного безоружного — они завсегда герои.
Отвечаю скупо, весомо и пятиэтажно. А краем глаза наблюдаю, как к месту действия подводят обалдевшего Юрку. Нынче он совершенно не похож на задиристого попугая. Бледен, испуган, покладист. И тихо поскуливает в объятиях «Волкова» — тридцатипятилетнего мужика со славянской рожей и телосложением железного дровосека.
Затем мне связывают за спиной руки, и беспалый Бунухо с наслаждением превращает мой фейс в котлету по-киевски.
Неприятно. Временами больно.
Действо длится минут десять, и когда я с замутненным сознанием шлепаюсь на холодные камни, Беспалый упирается коленкой в мою спину и выхватывает кинжал.
Соображаю плохо, но сомнений нет: эта сволочь намерена перерезать мне глотку. «Пока в сознании — не дамся!» — напрягаю мышцы перед последней и решительной схваткой.
Беспалый зачем-то вцепился в мою правую руку. Разжимая кулак, рычит:
— Прежде чем ты умрешь, я отрежу тебе пальцы. Как когда-то ты отрезал мои…
Ладонь простреливает резкая боль. Одновременно с болью доносится срывающийся голос Юрки:
— Только попробуйте! Только троньте! Если вы убьете его — я ничего для вас делать не буду!
Истерика заставляет Бунухо остановиться.
— Не будешь? — поднимается он и делает шаг к Ткачу. — Значит, умрешь вместе с ним. Понял?
— Тогда ты точно ничего не получишь! — уже спокойнее, но с той же злостью и решимостью отвечает тот.
Вот так погибают трусы и рождаются герои, — переворачиваюсь я на спину, медленно сажусь. Средний и указательный пальцы здорово повреждены лезвием, но, слава богу, не отрезаны полностью. Смотрю мутным взором на Юрку: пожалуй, он не потерян для общества. Из него еще удастся сделать человека…
Снизу подходят два молодых кавказца, с ними Ирэн.
Взгляд бессмысленно пробегает по лицу девушки, по фигуре… Но отчего-то, зацепившись, возвращается. Что-то не так.
Что именно?
Ушибленный мозг медленно распознает несоответствия.
Кавказцы тащат мой ранец и обходятся с девицей почти по-джентльменски: улыбаются, услужливо предлагают помощь в преодолении сложных подъемов. Да и сама Ирка не выглядит расстроенной — на лице нарисованы равнодушие и скука.
Понемногу ускоряясь, мысль четко сортирует события последних дней: отбрасывает несвязанные с этой историей, а нужные аккуратно сплетает в крепкую логическую цепь. И все встает на свои места, вплоть до мелочей. Заранее организованная слежка за Юркой в Саратове с помощью Ирэн и подброшенный к московскому театру труп похожего на него человека. «Случайное» появление спасителя — «Волкова». Кража девицей моего водительского удостоверения и элегантное спасение от гаишников на Алтынной горе. Хорошо работают, что тут скажешь?…
Ухмыляюсь довольному спокойствию Ирэн. Как шутят в нашей бригаде: «Человек — стервятник обыкновенный, говорящий». М-да… Выходит, вчера я чуть не трахнул стервятника.
— Слышь, Мата Хари, — ворчу я с миролюбивой ненавистью. — Мы ж вроде стали друзьями. А с друзьями так не поступают.
— Подумаешь… Между прочим, мертвые друзья — самые надежные!
Хорошая мысль. Надо запомнить.
— А как же он? — киваю в сторону Юрца. — Или согласно твоей теории мертвые любовники самые темпераментные?
— С чего ты взял, что он мой любовник? — огрызается красотка и одаривает дружка презрительным взором голубых глаз. — В жизни не стала бы с таким парнем любовь крутить! Заплатили, вот и… познакомилась.
- Предыдущая
- 49/57
- Следующая
