Воин неба и земли - Зверев Сергей Иванович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/53
• Следующая

— Это всего лишь моя охрана, — пояснил Актер. — Мне тебя шибко страшным обрисовали, вот я немного и подстраховался.

Похоже, мы теперь остались один на один. У Актера наверняка имеется прослушивающее устройство. Но силовую акцию против меня Петр проводить не станет. На несколько дней, до подписания указа, ему нужна тишь, гладь и божья благодать. Для этого он и подослал ко мне столь специфического парламентера. И он не зря языком тут мелет. Что ж, послушаем его дальше.

Актер откашлялся и продолжил чуть пониженным тоном, каким обычно произносят в спектаклях трагические монологи:

— У меня есть близкий друг. Полковник, офицер спецподразделения по освобождению заложников. Профессионал высочайшего класса, красавец, спортсмен. Как-то мы с ним встретились, выпили немного, и он вдруг разрыдался. А было после трагедии в Северной Осетии. Ну помнишь, когда террористы захватили школу?

Еще бы не помнить! Сколько детских жизней унес тот теракт? Более двухсот! И взрослых тоже. Одних бойцов спецназа более десяти человек.

— Мой друг — человек бывалый, — не дождавшись ответа на собственный риторический вопрос, продолжил Актер. — Повидал немало смертей, был на пяти войнах. Знаешь, почему рыдал он тогда? А потому, что лично спровоцировал штурм. Тайно пробрался с минером-пиротехником к зданию, где удерживали заложников, установил взрывное устройство и в нужный момент лично взорвал его. Террористы решили, что начался штурм, и открыли огонь. Вот тогда начальство отдало полковнику приказ начать операцию по освобождению заложников… Результаты тебе известны!

Правду ли говорил сейчас «их благородие» или актерствовал? Был ли, нет ли у него сентиментальный друг-полковник? Это сейчас неважно, а сообщил мне Актер следующее: после захвата заложников руководство силовых ведомств оказалось в некотором ступоре. Отдать приказ на штурм очень рискованно — смерть детей неизбежна. Выполнить условия террористов тоже невозможно, в течение суток вывести из их мятежного края войска и предоставить независимость — дело нереальное. А к месту трагедии, точно стервятники, слетелись телевизионщики, репортеры, правозащитники, «иностранные гости», разумеется. Таким образом, за двое суток никакого решения принято высшими лицами не было. А в заминированном здании между тем кончилась вода, продукты, некоторым террористам, законченным наркоманам, дозу «дури» подавай. Нервы у всех на пределе. Либо кто-нибудь из заложников потеряет голову, наплюет на все и вся и с голыми руками бросится на захватчиков, чем спровоцирует взрыв здания, либо у какого-нибудь наркомана-боевика нервы сдадут, и опять взрыв… Руководство чешет затылки, а полковник, друг Актера, понимал, что на исходе вторых суток счет пошел даже не на минуты, а на секунды. И на собственный страх и риск спровоцировал пиротехнический взрыв под окнами террористов. Те немедленно открыли огонь из окон, не по заложникам, по отвлекающей группе, прикрытой броней. Ну а полковник поднял на штурм своих людей, ибо после того, как террористы начали стрельбу, штурм начинался автоматически без приказа свыше. Многих тогда спасли, многие погибли. Но привести в действие взрывные устройства террористы не успели. Кого-то снайперы сняли, кого-то в первую же минуту накрыли штурмовики спецназа. Полковник и его подчиненные рассчитали и подготовили операцию — дай бог! А если бы взрывы грянули — вся школа стала бы большой братской могилой. Такую версию тех, уже далеких трагических событий, я слышал и ранее, «их благородие» Америки для меня не открыл. Может, и так было, может, и нет. Но, главное, полковник был по-своему прав, спровоцировав террористов и начав необходимый штурм. Уж не Пловец ли тем полковником был? Нет, Пловец молод, пожалуй, для полковничьих погон. Интересно, что я именно о нем, о Пловце, подумал, когда слушал Актера.

— Полковник рыдает, говорит, может, минут через пять в верхах нашли бы выход, договорились, и все ребятишки бы живы остались. Я его успокаиваю: «Нет, не договорились бы верхи, все одно — штурмом, смертями кончилось все… Главное, ты сделал все, что мог, здание взорвать не дал, заложников спас. Да, не всех!» Потом полковник еще водки выпил, успокоился, и я спросил его: «Ну а сегодня, не дай бог, случись такое, вновь предпринял бы такие действия?» «Так точно», — ответил мне мой друг. Более мы этой темы не касались.

— Ну вот и мы не будем касаться, — кивнул я.

По-актерски история полковника прозвучала, судя по всему, приврал «их благородие». Но принцип изложил точно. Парадоксальная ситуация — делаешь вроде бы нехорошее дело, провокацию, но она в итоге оказывается куда меньшим злом, нежели то, что произошло бы, если бы ты эту провокацию не сделал. Таким образом Актер подвел меня к вопросу о выборе?

— Вы хотите сказать, что я отсталый человек и не понимаю сегодняшнего соотношения зла и добра?

— Да, Валентин.

Некоторое время мы оба молчали. Актер ждал слов от меня, а я не находил, что ему сказать. Сдаваться же Комбригу не было ни малейшего желания. Ведь ради его «проверки на прочность» погибли Олег, Кирилл, «марсиане» из подразделения Германа.

— Вы слышали о полковнике Пеньковском из ГРУ? — спросил наконец я, желая развить затронутую Актером тему.

— Что-то слышал, — тот искренне наморщил лоб. — Но… Нет, не помню.

— Это изменник Родины, предатель, который помимо службы в советской разведке работал на Запад, — пояснил я. — Выдал немало военных секретов, но в конце концов был разоблачен и расстрелян по приговору суда.

— Да, да, да! — вспомнил Актер. — В книге Суворова «Аквариум» этого предателя демонстративно сжигают в топке. Но это писатель, наверное, преувеличил?

— Скорее всего, — кивнул я. — А вы как считаете, приговор справедлив?

— Ну, если человек выдавал государственные секреты и подрывал обороноспособность своей Родины, то… Справедливо, конечно! — к Актеру вернулась былая уверенность.

Правда, она вновь была чересчур театральной.

— Справедливо, — кивнул я. — Но есть и другая точка зрения. Благодаря данным, полученным от полковника Пеньковского, западные спецслужбы имели объективную картину боевой мощи Советской армии. И это, в свою очередь, заставило командование наших противников отказаться от плана превентивных (то есть упреждающих) ядерных ударов, от последующей войны, которая должна была закончиться оккупацией войсками НАТО России и стран Восточной Европы. То есть западные стратеги поняли, что ограниченного ядерного конфликта не получится, у СССР хватит сил на ответный удар, и оккупировать в итоге будет некого и некому. И к такому решению они пришли благодаря достоверной информации от изменника.

— Предатель спас весь мир, всю цивлизацию, от ядерного огня? — аж бровями заиграл Актер.

— В некоторой степени, — ответил я. — Но это всего лишь гипотеза, точных данных на сей счет нет и быть не может. Когда я узнал об этом, то подумал, а может быть, Олег Пеньковский был нашим человеком? Да, его публично осудили, но не расстреляли, а сделали пластическую операцию, изменили внешность, документы и дали звание Вечного Героя Земли.

— Покруче Штирлица, — кивнул Актер.

— Нет, это, конечно, я преувеличиваю. Но парадокс тот же, что и в случае с вашим другом-полковником. Вроде бы отвратительное, подлое дело, которое спасает… В итоге спасает все человечество!

— Гениально, Валентин! — Актер всплеснул руками и, кажется, готов был мне аплодировать. — Я вижу, ты правильно понял меня! Действия Петра могут показаться жестокими, иной раз несправедливыми, но они оправданы…

— Вами оправданы, — очень спокойным тоном добавил я.

Актер вновь обхватил лицо ладонями, на некоторое время взял паузу. Вся его сгорбленная фигура должна была символизировать вселенскую скорбь. Скорбь по непонятливому, путающемуся под ногами десантничку Вале Вечеру.

— Толчем воду в ступе, — прервал я паузу. — Давайте по существу и без театральных жестов. Я не хочу участвовать в ваших экспериментах и знать о них тоже ничего не хочу. Но ваш друг Петр решил уничтожить меня на этом основании. Мне нужны гарантии моей жизни, только и всего!

• Предыдущая
• 36/53
• Следующая