Час негодяев - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 86

• Предыдущая
• 86/98
• Следующая

Рабинович первый кооператив открыл уже в восемьдесят восьмом. Мафия в Днепре уже была солидная, всесоюзного уровня. Девятнадцатого авгус-та девяносто первого он был в Москве, вместе с партнерами меняли доллары – тогда подсудное дело. Встреча была ночью. На дороге. Услышали шум, увидели идущие танки, схватили каждый свое и разбежались.

В начале девяностых он торговал всем, начиная от компьютеров и заканчивая женскими прокладками. Но уже тогда он понимал, что будущее не в этом. Под ногами валялись, подобно умирающим китам, гиганты отечественной промышленности, созданные трудом поколений людей. Лежали, умирая. И дело даже было не в том, что их продукция была неконкурентоспособной… сталь… прокат… коксующиеся угли неконкурентоспособными быть не могут. Их просто никто не учил выживать в новой реальности, они были похожи на тигра в зоопарке, хищника, который привык к тому, что дважды в день через решетку клетки ему перекидывают кусок окровавленного мяса. Но клетки больше не бы-ло, и решетки больше не было, были только бывшие зрители, которых можно было есть хоть живьем, хоть как…

Они тогда брали на себя функции снабженцев. Сбытчиков. Меняли валюту, тащили через границу сырье. Проводили вексельные схемы и зачеты – правительство в безнадежной борьбе с инфляцией зажимало денежную массу, но нарождающиеся банки использовали собственные векселя в качестве квазиденег, проводили взаимозачеты, расшивку платежей, проплачивали комплектующие. И за несколько месяцев прибирали к рукам производства, которые теоретически могли стоить миллиарды. Долларов, а не рублей, и тем более не идиотских купоно-карбованцев. Прибирали за сотую долю стоимости, а больше оно и не стоило. Потому что любой товар стоит ровно столько, сколько за него готовы платить.

Таким образом, уже через десять лет он сумел взять под свое крыло больше ста предприятий реального сектора экономики и полностью монополизировать такие сектора экономики, как пассажирские авиаперевозки. Первоначально он и его группа были всего лишь одними из многих в Днепре – из Днепропетровска вышло как минимум три финансово-промышленные группы общеукраинского уровня. Но после того как Лазорко и его партия «Община» пролетели на выборах, а сам бывший премьер был вынужден бежать из страны и приземлился на американских нарах, большая часть кусков, которые нахватал Лазорко (точнее его водитель, он был одним из самых богатых людей Украины, потому что имелдоли во всех бизнесах, а премьер требовал обычно пятнадцать процентов только за уважуху), – в основном достались именно Рабиновичу и его группе. С тех пор они стали одной из самых влиятельных украинских бизнес-групп.

В политику Рабинович особо не лез никогда, предпочитая давать понемногу всем, но он изменил своему правилу в две тысячи четырнадцатом. Почему? Частично потому, что его до этого сильно прищемили ставленники действующего президента. Частично потому, что ему предложили, обстановка была такой, что только действительно влиятельные люди могли удержать обстановку в регионах, а в условиях полного политического банкротства всех и вся вес тех или иных фигур начал определяться исключительно по деньгам. Частично потому, что понимал – после захода России он не сохранит свои активы и, может быть, не сохранит и свою жизнь. И дело даже не в том, будет ли Россия целенаправленно охотиться за ним или нет. А в том, что сложившийся в Украине режим зарабатывания и сохранения денег не имеет ничего общего с тем, который принят в России. В России девяностые просто были прекращены волевым решением, а те, кто имел к ним отношение, кто лег в землю, кто сел в тюрьму, кто отправился в эмиграцию. А в Украине девяностые не прекращались никогда. Рабинович был таким же, как Березовский и Гусинский, он это понимал, равно как и то, что с современной российской действительностью и вообще с любым правовым государством он не совместим. И он, Рабинович, внес немалый вклад в то, что девяностые на Украине продолжились.

В две тысячи четырнадцатом Рабинович и его команда пришли на Днепропетровск, Сема стал губернатором, а его друзья заняли посты пониже, но – все. Это было ключевым решением и. о. президента на тот момент – скорее всего именно оно не дало реализоваться проекту «Новороссия» в том виде, в каком он был задуман. Днепропетровск – город в большей степени «ватный» – стал до того патриотичным, что его стали называть «вторым Львовом». Но одновременно с этим провал проекта «Новороссия», видевшегося как относительно бескровный развод двух малосовместимых частей Украины[78], обусловил и жесточайшую войну в Донецкой и Луганской областях, потери в которых превысили самые страшные прогнозы. Как потом признались в снятом местной телекомпанией фильме ближайшие соратники Рабиновича, они словно играли в «Зарницу» и даже представить себе не могли, что будет через год. Тысячи погибших, десятки тысяч раненых и искалеченных, сотни единиц сожженной бронетехники, миллионы беженцев, и всему этому не видно конца.

Никакого.

Рабинович, видимо, заключил сделку с властями, но с и. о. президента, тоже родом из Днепропетровска, а не с тем, кого избрали позднее. Суть сделки – Семе в кормление отдается весь юго-восток, в том числе и такой лакомый кусок, как Одесса, а он подавляет пророссийские силы теми средствами, какие сочтет нужным.

Все знают, что произошло в Одессе второго мая. В город на футбольный матч свезли самую радикальную часть проукраинской молодежи – ультрас, футбольных болельщиков. Все они, даже болельщики Крыма, Донбасса и Луганска[79], были за Едыну, как было принято тогда говорить. В городе собралось несколько тысяч самых отъявленных отморозков. И эти отморозки, направляемые чьей-то рукой, отправились на Куликово поле. Там они сначала разгромили и сожгли лагерь пророссийских сил, а потом подожгли бутылками стоящий рядом Дом профсоюзов, в котором спасались от погромов пара сотен человек. Загорелись первые этажи, ни «Скорая», ни милиция не ехали на вызовы, падающих из окон людей добивали палками. Официально погибло около пятидесяти человек, неофициально – за две сотни. Этот день, видимо, стал днем начала полномасштабной гражданской войны в Украине, и это знают все, но мало кто знает судьбу днепропетровских пророссийских активистов. Сами люди Рабиновича говорили, что привлекли бандитов, и те вывезли «ватников» в лес и поучили их любить Украину. Чешский советник МИДа выразился более определенно – он сказал, что их «убили и похоронили у дороги». Как бы то ни было, Рабинович сделал свое дело, и пророссийское движение споткнулось, «ватникам» удалось взять под контроль только часть Донецкой и Луганской областей. Рабинович совершенно точно высвободил руки властям в Днепропетровске и Одессе и позволил им плотно заняться обстановкой в Харькове, втором по величине городе Украины с сильными пророссийскими настроениями. Но Рабинович не смог ничего сделать ни в Донецке, ни в Луганске, более того, он стал опасным пугалом, крайне одиозным политиком. Хуже того, Сема, как его называли друзья, был крайне неприятным в личном общении и глубоко конфликтным человеком, он получал удовольствие от участия в конфликте точно так же, как люди получали удовольствие от бокала вина или, скажем, от отдыха в теплых странах. Про него известно было всякое – например, он лично контролировал денежные потоки всех принадлежащих ему компаний, а их было больше сотни. У него не было ни одного профессионального менеджера – он нанимал людей по признаку личной преданности и требовал от них большего, чем просто работа, – они должны были, например, участвовать в совместном отдыхе и терпеть унижения от Рабиновича. Он никогда ничего не забывал и мог отомстить через много лет. Например, следователя, который возбудил против него уголовное дело, десять лет спустя отправили в зону АТО и там почти сразу убили. Говорили, что если он заказывал кого-то избить, то часто лично выезжал на машине, чтобы посмотреть на избиение. Он мог публично нахамить кому угодно, включая и президента страны. Но его пути с Барченко разошлись не из-за этого. Во-первых, Барченко воспринимал его как соперника, и не зря, у Рабиновича были огромные деньги, а это в украинской политике всегда было решающим. Во-вторых, государству Украина требовались деньги, и настал тот момент, когда с народа были сняты все шкуры до единой, а деньги все равно были нужны, и потому государство Украина попросило впервые за свою историю поделиться олигархов. А олигархам это сильно не понравилось. Потому что пришли один раз – придут и второй, и третий, и потому что Барченко сам был олигарх, но самого себя он «раскулачивать» не хотел, да и вообще, украинские олигархи всегда были крайне патриотичны, но этот патриотизм никогда не включал в себя уплату налогов. Так и Сема Рабинович – он мог быть за Едыну, он мог бороться с сепарами, он и его люди могли договориться с кем угодно и о чем угодно, но как только речь заходила о деньгах, все договоренности летели к черту. Потому что в случае с деньгами нельзя делать вид, они или есть или нет, или они твои или чужие.

• Предыдущая
• 86/98
• Следующая