Князь Трубецкой - Золотько Александр Карлович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/53
• Следующая

— Всадник из Наполеона так себе, — оценил ротмистр. — Какой из артиллериста может быть кавалерист? А вот конь у него неплохой, араб, кажется…

— Зовется Визирь. Хотя, может, сегодня император и на Маренго, бог его знает. — Трубецкой похлопал корнета по плечу. — Отдавай, Василий, трубу, мне врага высматривать нужно…

До Наполеона было не больше километра. Ну — метров восемьсот. Труба не позволяла разглядеть детали, было видно, как всадники медленно передвигаются по полю, словно что-то высматривая. Из-за березовой рощи выехала еще одна карета, сопровождаемая жандармами.

— А вот, кажется, и наши герои… — Трубецкой тронул ротмистра за локоть. — Вот, четверка с парой жандармов… видишь?

— Вижу. А это точно они? Может, какая-нибудь дама…

— Сейчас остановится, жандарм отправится к офицерам, наверное, к Мортье, раз уж тот привез генерала с собой. Мортье спросит Наполеона… Тот прикажет привести, но сразу не подойдет к пленным. Нет, он сначала сделает вид, что никого не видит, потом… потом спешится, еще некоторое время походит, и только после этого…

— Тебе бы, Сергей Петрович, на ярмарках бы выступать, — через несколько минут сказал Чуев. — Откуда ты…

— А чего тут угадывать? Наполеон собрался покричать на генерала, пригрозить расстрелом, если тот его подданный и воюет против него… Сидя в седле кричать на пешего неудобно. Еще конь дернется от крика… Ты слышал, как Наполеон перед Неманом упал? С коня свалился, был бы посуевернее — войну бы не начал. А так… Генерала только сегодня привезли, значит, нужно поговорить немедленно. Сразу к ним бросаться — нехорошо, некрасиво… Так что… Вот, гляди, началось…

Крохотная серая фигурка Наполеона перед зеленой фигуркой русского генерала. Стояла, двигалась, снова двигалась. Император, кажется, изволил жестикулировать…

— Что, интересно, он говорит? — спросил Чуев.

— Что говорит… Возмущается изо всех сил его императорское величество. Говорит, что это генерал виноват в том, что началась война… полагает, что раз генерал уроженец Германии, то сейчас является подданным Наполеона, является предателем и должен быть расстрелян…

— Как расстрелян? — Чуев даже опустил подзорную трубу. — Генерал? В плену? Расстрелян?

— Не бойтесь, генерал родился в Пруссии, значит, не является подданным Наполеона и формально — не предатель. Так что… Хотя чего только Наполеон сгоряча не может натворить. Вот… А теперь император решил пообщаться с адъютантом генерала… Видишь, Алексей Платонович? Генерала повели к дороге, а второго пленного оставили рядом с императором.

— А кто ж адъютант? Раз уж ты все про всех знаешь — кто адъютантом сейчас у генерала?

— А Лев Александрович Нарышкин, ротмистр Изюмского гусарского.

— Лева?! Вот ведь оказия, если ты, конечно, не врешь… Его тоже расстрелять грозятся? Бедняга…

— Почему бедняга? Он очень даже понравился императору. Вот, говорит император, какого дьявола ты немцу служишь? Даже в плен за ним пошел, чтобы одного не бросать… русским генералам служи, а немцев нужно гнать из вашей армии…

— Прям так и говорит?

— Ну почти так. И в конце беседы пригласит ротмистра к обеду…

— К обеду? Ротмистра? Наполеон? Ну ты ври, брат, да не завирайся…

— Хорошо, не буду. Тем более что обеда здесь у Наполеона не будет. Мы обед сорвем… Так ведь, Алексей Платонович? У нас ведь все готово?

— В последний раз тебя прошу, Сергей Петрович…

— А я тебе говорю — пустое. Как решил, так и сделаю. А ты разве не хочешь своего однополчанина, можно сказать, приятеля из плена вызволить? — Трубецкой отдал Василию Филимонову трубу, свистнул в два пальца, и Доминик Агостини, один из корсиканцев, подвел к нему коня. — Значит, как договорились — быть в готовности и ждать. Не подведи, Алексей Платонович, мне сегодня с утра так жить хочется…

Трубецкой засмеялся и вскочил в седло.

— Командуйте, ротмистр! — крикнул он, направляя коня к дороге.

Следом за ним двинулись корсиканцы. Доминик Агостини улыбался, скаля белоснежные зубы, Энцо Колонна, как обычно перед боем, дымил трубкой.

Император как раз успел пригласить русского ротмистра принять участие в обеде, когда раздался взрыв. Клубы черного дыма поднялись над лесом. Ударило несколько мушкетных выстрелов. Не очень близко, может, с пол-лье, может, чуть ближе.

Все посмотрели в ту сторону.

Начальник конвоя отдал приказ, егеря стали проверять оружие.

После недавнего случая возле Малоярославца, когда казаки чуть не пленили Наполеона, в свите императора к разного рода неожиданностям стали относиться очень настороженно, справедливо полагая, что раз уж сам император не расстается теперь со склянкой яду, то и всем остальным нужно проявлять максимальную осторожность.

Бой за лесом, судя по всему, завязался нешуточный, мушкеты били то залпами, то россыпью, несколько артиллеристов, возившихся с пушкой возле леса, бросили орудие и вместе с двумя повозками быстро припустили по дороге прочь от выстрелов.

— Да пошлите же кого-нибудь проверить! — не выдержал Наполеон. — Что там происходит?

Мюрат хотел было отправиться лично, но тут кто-то заметил, что по дороге из-за леса галопом несутся три всадника. Когда они приблизились, оказалось, что это польский офицер и два французских драгуна.

— Ко мне его! — крикнул Наполеон.

— Лейтенант первого батальона третьего полка шестнадцатой дивизии Зигмунд Пшимановский, — отрапортовал офицер, когда его подтолкнули к императору.

— Что там случилось? — Наполеон указал на лес, за которым все еще гремели выстрелы.

— Московиты атаковали обоз, — доложил поляк.

— Казаки?

— Возможно, что и казаки, но видел пеших егерей. По-моему, их полный лес… Обоз пока держится, но… — Лейтенант вздохнул, оглянулся через плечо в сторону выстрелов.

Было понятно, что он сейчас с удовольствием продолжил бы свою скачку подальше от проклятых московитов.

— Нужно уезжать, сир… — сказал тихо кто-то из маршалов. — Не исключено, что это только провокация, а основной удар…

— Не смейте мне указывать! — вспылил Наполеон. — Пошлите кого-нибудь за войсками и очистите лес, это ведь меньше лье от Вереи! Мы собирались ночевать в этом городе…

Польский лейтенант попятился, стараясь убраться с глаз императора, как на его месте поступил бы любой офицер или солдат Великой Армии.

Маршалы и придворные уговаривали Наполеона ехать в Верею. Мюрат, правда, предложил атаковать силами конвоя, но его слушать никто не стал. Все приводили неотразимые аргументы, связанные с ответственностью императора перед Францией и Европой, указывали на то, что такая ерунда, как атака просочившихся егерей, недостойна внимания самого Наполеона, что вот прямо сейчас прибудут войска и ударят… Да и стрельба, кажется, стихает, русские уходят…

Наконец Наполеон позволил себя уговорить. Он нащупал в кармане своего сюртука склянку с ядом и сказал:

— Да, пусть этим займутся солдаты. Мой штаб…

Польский лейтенант не стал дослушивать, что именно должен делать штаб, по мнению Наполеона. Он подошел к ротмистру Нарышкину, который с немного растерянным видом стоял в стороне. В общей суматохе о нем забыли.

— Господин ротмистр! — официальным тоном, не терпящим возражения, произнес поляк. — Пройдите, пожалуйста, к карете, в которой вас сюда привезли. И немедленно!

Ротмистр хотел что-то возразить, сказать о недопустимости такого тона, но взгляд его натолкнулся на пистолет, который держал в руке поляк.

— Или я буду стрелять, — предупредил лейтенант.

Нарышкин дернул щекой и молча прошел к карете.

Генерал уже был внутри, два жандарма сидели на козлах, трое стояли возле открытой дверцы.

— Нам приказано ехать, господа, — сказал польский лейтенант, подталкивая к дверце Нарышкина. — Немедленно!

Один жандарм помог Нарышкину подняться в карету, затем вошел следом и закрыл дверцу. Двое других обернулись к своим лошадям, привязанным к карете.

Дорогу им как бы случайно преградили два французских драгуна, прискакавших вместе с поляком.

• Предыдущая
• 50/53
• Следующая