Князь Трубецкой - Золотько Александр Карлович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/53
- Следующая
Рука француза дрогнула, вино выплеснулось на скатерть, красное, как кровь.
— Вы или выпейте вино, или поставьте кружку на землю, — посоветовал баварец. — И помогите мне принять решение… Ну?
Лейтенант поставил кружку.
— Хорошо. Так вот, о решении. Я планировал ограничиться запиской, но раз уж так получилось… Мой друг ротмистр Чуев не любит убивать безоружных и пленных, правда, ротмистр?
Гусар сплюнул и отошел в сторону.
— Не любит. Я, признаться, тоже не люблю, но, в отличие от ротмистра, не перекладываю неприятную работу на других. Посудите сами: вас ведь вообще здесь быть не должно. Граница — вон там, на западе. И заблудиться трудно: Неман — река немаленькая, случайно через него не перейдешь… И вас ведь сюда никто не звал. Понимаю — приказ Императора и все такое, но факт остается фактом — вы здесь гости незваные. Да еще наглые и вороватые. Значит, кто-то должен принять меры к тому, чтобы вы покинули эту землю… или остались в ней, так и быть. — Баварец вздохнул. — Тогда почему не я? Почему не князь Трубецкой? Кстати, я не представился, извините. Меня зовут Сергей Петрович Трубецкой, я князь. Еще недавно был подпоручиком Семеновского полка… Вы обо мне ведь еще не слышали?
— Н-нет…
Раненый француз застонал, его товарищ вздрогнул и втянул голову в плечи.
— Обидно, — улыбнулся Трубецкой. — Но ведь еще не осень… У нас с Императором еще много времени… Вот вы наверняка хотите жить… Ведь правда?
Француз молча кивнул.
— А ваш приятель, наверное, очень мучится… так мучится, что хочет умереть… Ведь так?
— Наверное…
— Тогда поступим следующим образом… — Русский посмотрел на лейтенанта оценивающим взглядом. — Вот что-то мне подсказывает, что саблей вы, пожалуй, тут не справитесь. И тем более ножом… Значит, придется доверить вам пистолет…
Трубецкой вытащил пистолет из-за пояса, протянул его французу рукоятью вперед.
— Помогите себе и своему приятелю, месье. — Лицо русского превратилось в маску — холодную и неподвижную. — Одно движение пальца… Сможете? И вы свободны и даже не покалечены. Просто дадите мне слово, что не будете участвовать в этой войне. Хорошо?
Француз замер, глядя в лицо мучителя, словно надеясь, что вот сейчас русский засмеется и скажет, что пошутил. Не смешно, по-военному, но пошутил. И заберет обоих французских лейтенантов — раненого и здорового — в плен. Или хотя бы только здорового, а раненого оставит здесь. Кто-то ведь хватится их, в полку ведь знают, что приятели решили немного отдохнуть на свежем воздухе… Хватятся, есть у раненого шанс дожить до лазарета.
Но русский не улыбался.
— Я могу вас застрелить, — сказал русский вместо этого. — В моей войне пленных не берут. В моей войне с вашей стороны нет офицеров и солдат, есть только грабители, убийцы и мародеры. А с такими разговор всегда был коротким — расстрел. Так ведь? Значит, либо я расстреливаю вас, либо вы приводите в исполнение мой приговор в отношении лейтенанта… как его зовут?
— Тома… Тома Лярош.
— В отношении лейтенанта Тома Ляроша, — сказал русский. — Выбирайте…
Гусар что-то сказал резким тоном. Возможно, требовал прекратить пытку, но русский что-то серьезно ответил, и гусар замолчал, снова отвернулся и стал набивать трубку, неловко держа разряженные пистолеты под мышками.
— У меня немного времени, совсем мало, — сказал князь. — Тут слишком людно, я не могу задерживаться… Итак?
Палец русского взвел курок на пистолете, дуло повернулось к лейтенанту, заглянуло ему в лицо.
— Мне посчитать до трех? — осведомился русский. — Раз.
— Я… я готов… — Француз взял… выхватил пистолет у него из руки, приставил дуло к голове своего умирающего приятеля.
— С вашего позволения я отойду, — сказал русский. — Брызги крови, знаете ли, мозга…
Лейтенант застонал и нажал на спуск — грохнул выстрел, облако дыма окутало вершину холма.
Русский не обманул, он не стал убивать лейтенанта. Он вежливо попрощался и ушел в лес.
Попав в полк, лейтенант рассказал все без утайки. Он даже засохшие кровавые брызги не стер с лица, так и явился в штаб запятнанный. И передал записку, которую ему вручил русский. И молча стерпел все, что ему говорили приятели о трусости и подлости… Молчал и плакал, беззвучно кривя губы.
Упреки стихли сами собой, а имя князя Трубецкого… Нет, оно не то чтобы вдруг стало широко известным, но о князе заговорили. Опасный безумец был где-то рядом, им вполне мог оказаться всякий, под описание, сделанное выжившим лейтенантом, мог подойти кто угодно, и даже дополнения капитана Люмьера не делали портрет однозначно узнаваемым.
Акцент? Возраст? Цвет волос? В Великой Армии таких молодых людей были десятки тысяч, некоторые из них не знали языка друг друга, и винить их в этом было невозможно — Император собрал войска почти со всей Европы для похода в эти дикие места.
В конце концов, что он может сделать, этот князь Трубецкой? Даже если он станет убивать по десятку солдат и офицеров в день, то… Ежедневно гибнет куда больше людей, гораздо больше, и никто не обращает на это внимания. Гибнут от голода и дизентерии, от изнеможения, кончают жизнь самоубийством, выбившись из сил. Десятком больше — десятком меньше, какая разница? На войне как на войне, да и шансы, что Трубецкой выберет именно тебя из полумиллионной Великой Армии, были мизерны.
Это должно было успокаивать. И успокаивало.
Но потом, через день после расстрелянного пикника, взорвалась повозка. Прямо посреди французского лагеря. Оказалось, что помимо бочонков с порохом в нее было загружено несколько тысяч мелких металлических предметов: от подковных гвоздей до свинцовых литер шрифта походной типографии. На месте погибла почти сотня французов, раненых было в несколько раз больше, и две трети из них скончались в течение следующей недели.
В письме, которое утром принес насмерть перепуганный французский солдат, Трубецкой советовал внимательнее нести караульную службу. Иначе, писал князь, все закончится слишком быстро. А еще князь извинялся за то, что не всегда сможет письменно свидетельствовать свое участие в гибели незваных гостей. Для пересылки писем приходится отпускать захваченных солдат, а это в планы князя не входит. Вы сами поймете, что сделал я, а что — кто-то другой.
Это было похоже на безумие.
Великая Армия словно вела две разные войны: одну с русскими войсками, другую — с князем Трубецким. И если в войне с русскими французы как проигрывали в некоторых боях, так и побеждали, то в войне с князем поражение следовало за поражением. Великая Армия просто не имела возможности нанести удар в ответ… Вернее, пыталась, но ничего путного из этого не получилось.
В результате неизбежной путаницы было арестовано несколько десятков союзных офицеров, около десятка ранено, а двое случайно застрелены.
Князь Трубецкой продолжал убивать. Он не пытался захватывать пленных или обозы, он убивал. Иногда это был кинжал, иногда — пуля из придорожных кустов. Пожар. Взрыв очередной пороховой повозки, начиненной самодельной картечью… Князь убивал-убивал-убивал…
Иногда начинало казаться, что князь вездесущ, что он находится одновременно в нескольких отдаленных друг от друга местах, рационально мыслящие люди отказывались в это верить, но визитные карточки, которые с некоторого времени князь начал оставлять на местах нападений, подтверждали его авторство.
И слухи. Слухи-слухи-слухи-слухи-слухи…
Мост ведь рухнул не просто так под повозкой в обозе корпуса Ожеро, да, конечно. И думаете, просто так умерли те гусары? Ну те, которые распили бутылку, найденную в брошенном доме? А адъютант Понятовского, сломавший себе шею, упав с коня… Да-да, конечно, случайность, поляки так легко падают из седла — не говорите глупостей, понятно, что его убил этот Трубецкой… — А вы не слышали: он ведь продал душу дьяволу… Что значит — чушь? — Он заболел. Капитан из штаба говорил, что князь был болен, потерял память и совершенно обезумел, попав в плен… — …Он загрыз конвоира, натуральным образом перегрыз ему горло… представьте себе — вот так, просто зубами… — Увез дочь польского магната, насильно, конечно. Магнат, между прочим, лучший в Литве боец на саблях, вызвал князя на дуэль, но тот в два удара расправился с поляком. Князь ведь учился в Париже, вы разве не знали? Учился перед самой войной… да какая разница, перед какой именно. Он учился и во время учебы за чудовищные деньги купил у наследников Сирано де Бержерака тайну секретного удара… Что значит — не было у Бержерака детей? Детей не было, а наследники… И вот этим ударом князь способен расправиться с любым противником. Первый удар — пробный, он как бы раскрывает противника, а вот второй… — Не морочьте голову, Бержерак фехтовал на шпагах, а этот рубит саблей… — У него татарская кровь, это все объясняет… он питается кровью… Человеческой?.. Нет, конской… Конечно, человеческой… — Глупость это, глупость. Его изгнали из гвардейского полка за убийство. Он дрался на дуэли против четырех… нет, пяти дворян царской крови… и убил всех… всех… — Да бросьте, господа! Нет никакого князя! Нет его, и все. Это кто-то распускает слухи… — Кто именно? Кто, русские? — Спросите у Люмьера… — Масоны распускают слухи, масоны, говорю я вам… они все время распускают слухи… им нужно, чтобы… — Опять масоны? Это вы расскажите Его Величеству Вице-королю Итальянскому о масонах. Он, как Великий Мастер Великой ложи Италии, вам может в подробностях рассказать о происках масонов… — Да нет никакого князя! — Нет? Тогда, может, прогуляетесь, как стемнеет, за линию постов? — Слышал, князь Трубецкой любит снимать кожу с пленных офицеров. Солдат еще имеет шанс уйти живым… если князю нужно передать послание, а вот офицеры… — Вчера, говорят, он заставил четырех офицеров драться на шпагах… как гладиаторов, да… а с последним сразился сам… тяжело ранил… — Я же говорил — удар Бержерака… — Тяжело ранил, но приказал перевязать и доставить к самому лазарету… кому приказал? — А вы что, думаете, он в одиночку все это творит?.. У него уже целая шайка… сотни две, не меньше… а то и больше… и знаете что, он ведь принимает в ее ряды всех, даже… — Не стоит об этом болтать, господа… — Но ведь те два испанца… они ведь перешли к нему. Я сам видел письмо от князя с припиской от этих испанцев, что они…
- Предыдущая
- 22/53
- Следующая
