Коньяк «Ширван» (сборник) - Архангельский Александр Николаевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/47
• Следующая

Хрущев резко остановился. Малиновский, как положено, отставал на полшага и едва не налетел на хозяина. Слово «Куба» царедворец утаил; решение должно было озарить вождя, сгуститься в его монарший приказ, а уж Малиновский, слуга царю, все исполнит как надо. Загрузит средмаш по полной. Втянет армейских в большую игру, пригасит их недовольство. Шальная волна саданула о набережную с особой наглой силой. Хрущев отпрыгнул, стер брызги с лица, облизал соленый палец и принял правильное решение.

Не веришь? Напрасно. Это я не сам придумал – в мемуарах прочел. Не про то, что отпрыгнул и палец облизал, а про то, как именно решил проблему ядерных ракет. Конечно, провокация Малиновского легла на подготовленную почву; советские вожди ревниво любили свою необъятную сверхдержаву, как деревенские мужики любят своих безразмерных баб: мое, отзынь! Хрущев всегда был рад показать американцам кукиш, защитить союзника, поднять социалистическое отечество на небывалую высоту. И все-таки начальный импульс был самодовольно-азартным. Щас мы им. Постучим ботинком по столу в ООН. Ага.

Кеннеди пытался разгадать партийную душу щирого украинца; просчитывал многоходовки, выявлял причины; наивный. Не было расшитой крестиком рубашки, горилки, соленых огурцов и копченого сала. Была странная, нам уже непонятная, любовь к великому советскому государству, к державе, которую, надо же, сумели заново создать. Были гонор и охотничий азарт. Была мысль, впрыснутая Малиновским: наградим раздраженных военных теплым кубинским служением. Солнышко, океан, на пляже в увольнительной положишь рядом с одеждой бутылочку одеколона, к тебе немедленно подляжет местная красотка. Цена услуги невысока; этот одеколон маленькая кубинка поменяет на большой лифчик, потому что лифчики им продают раз в год, по карточкам. Или махнет на мясо. Или на ром. И ей хорошо, и военным весело; они уже не так злятся на сокращение армии; не их же отставили? А последствия? какие там последствия… сплошная облачность… кто узнает? Когда разглядят, мы все уже достроим, поздно будет переживать. Американцы воспримут это как начало войны? Да не дураки ж они. Позлятся, покричат, успокоятся.

На ревнивое самодурство – как в сказке про царька в тридевятом царстве – потом напылилось, намагнитилось многое; авось, разменяем испуг америкосов на признание ГДР, проучим их за Суэцкий канал, заставим быть сговорчивей. А самое существенное – сделаем следующий шаг в заданном Гагариным направлении. Он вывел Советский Союз в мировые космические лидеры; пора и на военное лидерство покуситься. Тут как в истории с колониями; корни политических решений прямиком прорастают в космос; чтобы понять, что творится с грешной землей, посмотри на звездное небо.

Но государственные мотивы, дипломатические увертки и пропагандистские жесты придумались позже, пристегнулись задним числом. А вначале было это: хлоп шапкой об пол, всех обхитрим, всех обведем вокруг пальца. Как сказал Хрущев Че Геваре, «право правом, а сила силой»; где сила, там особого ума не надо.

И потянулись в море корабли.

Капитанам выдавали три пакета, как три загадки в сказочном сюжете, как три матрешки внутри одной, как три тайны Кощея: в дупле яйцо, в яйце игла, а в игле смерть.

Первый пакет велено было вскрыть, покинув территориальные воды СССР.

Вскрыли.

Приказ: следовать к Босфору и Дарданеллам, после чего распечатать второй пакет.

Проследовали, распечатали, узнали: нужно направляться к Гибралтару, за Гибралтаром вскрыть третий пакет.

А там таилась последняя царская воля: курс держать на Кубу.

На Кубе военные, дождавшись ночи, разгружали загадочный груз, везли на боевые точки; рыли шахты; неспешно вращались установки наблюдения, высматривая вражеские самолеты в надзвездной высоте. Между тем U-2 сбить не смогли. Генералу с говорящей армейской фамилией Плиев и генералам с продовольственными микояновскими фамилиями Гречко и Гарбуз был устроен полноценный нагоняй. Они расстроились; Гречко с Гарбузом крепко выпили, договорились: больше никаких проколов, следить внимательно, спуска врагу не давать. А то звездочку снимут, не с неба – с погон. Запомним это обстоятельство; оно потом едва не обернулось настоящей катастрофой.

Устав от непонятного Хрущева, Кеннеди переключался на веселых кубинских вождей. С этими ребятами было попроще. Он их видел как облупленных. Их не заботила великая война. У них были свои обиды и тревоги.

Шесть лет назад, в 56-м, на Кубу высадился небольшой революционный десант. Всего-навсего восемьдесят два человека. На десант никто внимания не обратил. Шла война в заливе, лилась кровь в Будапеште, западные разведки утверждали, будто Советы спровоцировали Суэцкий кризис, чтобы Западу стало не до венгров; советские чекисты упреждали удар и подзуживали арабов; штабисты писали реляции; дипломаты шуршали бумажками; все были при деле.

Но уже к январю 59-го регулярная 11-тысячная армия кубинского диктатора Батисты разбежалась, сгнивший режим охотно рухнул, как трухлявая пальма, уставшая от болезнетворных жучков. Власть взяли молодые бородатые хулиганы. Они тут же попросили с острова американцев, реквизировали колониальные виллы, присвоили роскошные коллекционные лимузины, поделили плантации тростника, подмяли наркотрафик, устроили общенародную самбу, пообещали кубинцам свободу и справедливость; кубинцы торопливо поверили.

Первые три года прошли в эйфории анархического счастья. Братья Кастро и друг их, бунтующий астматик Че Гевара, хамили Америке, дружили с Советским Союзом, клялись в верности коммунизму, принимали гостей, делились с ними маленькими кубинскими радостями, а в ответ получали бесплатную помощь. Товарищ Микоян впервые побывал на Кубе зимой 1960-го; посмотрел на молодых дурачков хитрым взглядом опытного бойца, все про них понял и ласково сторговался: вы нам сахарный тростник, мы вам уборочную технику без денег, за натуральный товар. Ничего, что нам невыгодно, мы же коммунисты, за одну идею боремся, чего там. И оружия дадим, пусть Че Гевара приезжает поскорей в Москву на переговоры. Хороший парень. Экая беретка лихая, молодец, молодец, настоящий партизан. А мы вам пока специалистов пришлем и военных советников, пусть научат ваших людей защищать завоевания социализма, а нашим людям ярко расскажут, как вы идете по пути свободы и демократии.

Специалисты и советники прибыли. Че Геваре особо полюбился молодой московский журналист Александр К. В первую же ночь, после дневного знакомства и вечернего братания за ромом и сигарой, под гостиничными окнами Александра К. прошуршал и требовательно забибикал «роллс-ройс». В дверь небрежно постучали. На пороге стояла роскошная мулатка. Туго набитая формами гладкая кожа, но без лишнего жира. Очень высокая, под блескучим платьем явно ничего нет, соски торчком, слегка навеселе.

Мулатка хрипло спросила:

– Ты русский друг моего Че?

От неожиданности Александр К. ответил по-русски, потом перевел на испанский:

– Я. А ты кто?

– А я кубинская подруга твоего друга. Он попросил меня, чтобы тебе было не хуже, чем было ему.

И Александру было хорошо. А потом еще лучше. И еще. Хотя казалось, что лучше не бывает.

Следующей ночью история повторилась. Шелест шин по гравию, «роллс-ройс» с откинутым верхом, требовательный стук в дверь. На этот раз красавиц было сразу две; вместе и попеременно они показали ему то, о чем в СССР тогда не все догадывались. Девочки были правильными проститутками дореволюционной выучки, настоящими любовными звездами развратной эпохи Батисты; теперь они охотно перешли в ведение веселого Че. Тот их слегка разогревал (переусердствовать не мог: разыгрывалась свистящая астма) и передавал русскому другу, как табачные сомелье в дорогом ресторане передают гостю хорошо раскуренную сигару.

Русский друг к концу командировки резко похудел, осунулся, но глаза сияли и он был положительно счастлив. Днем писал заметки о молодом торжестве революции, вечером нырял в шипящие океанические волны, ночью учился бурному искусству любви.

• Предыдущая
• 23/47
• Следующая