Важнее, чем политика - Архангельский Александр Николаевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая

Виталий Манский. Я-то считаю, что моя картина сделана для того, чтобы хотя бы один, два, десять, сто человек об этом задумались, потому что меня то, о чем говорите вы, волнует в первую очередь. Скажу ответственно, что наличие на Втором канале, на второй кнопке программы «Аншлаг» – это осмысленная идеологическая установка… Не потому, что рейтинги. Более того, я как раз работал на этом канале и знаю: когда в стране происходят важные события и человек должен задумываться, на каналах выключают все программы, которые провоцируют в человеке желание задумываться и включают программы, которые снимают у человека эту потребность. Ну, скажем, во время выборов, когда они еще случались. Как только выборы заканчиваются – пожалуйста, дискутируйте.

Голос из зала. Настя. Как профессионал вы поступали в принципе точно так же, как режиссеры «Дома-2». Есть ли какая-то разница между тем, что делают режиссеры этого проекта и вашей работой?

Виталий Манский. Секс по любви и изнасилование это два одинаковых физиологических акта. Но мне кажется – я даже уверен, что: а) я задумываюсь и б) это отличие существует. Если кто-то думает иначе – это, естественно, упрек мне, который я без обсуждения должен принять.

Голос из зала. Павел. Я по образованию психолог, психотерапевт. Я фильм с большим интересом посмотрел, с большим удовольствием. Но хочу вам задать вопрос. Первая героиня, с ваших же слов, недалекая. Вторая – слегка пластмассовая. Катя вроде бы человечная. Но почему не было четвертой героини, девственницы с неким позитивным итогом? Таких не нашли? Или было неинтересно снимать? Какая причина?

Виталий Манский. Четвертая героиня в фильме есть. Это монашенка, которая проходит через весь фильм. Мы к образу монашенки возвращаемся постоянно.

Голос из зала. Но она – героиня без слов.

Виталий Манский. Что не случайно. Потому что сегодня говорит грех, а все остальное молчит.

Голос из зала. Ольга. Я бы хотела вернуться к вопросу о растлении морали. На мой взгляд, растление морали – это обратная сторона той идеологии успеха, в котором мы сегодня живем. Единственным мерилом человека является его успешность, стал ли он богатым, стал ли он знаменитым. Все хотят успеха: розовый дом, розовая машина, хорошие деньги, шмотки. Но у нас, у тех, кто здесь сидит, есть какие-то альтернативные возможности. У нас есть, грубо говоря, интеллект. Мы можем поступить в хороший вуз, можем пробиться сами, может быть, у нас есть связи. У большинства их нет. Они живут в городе Тамбове и Ярославле. Единственное, что они могут сделать – это попытаться пробиться, используя самые грязные методы. И мы как общество, опять же, не те, кто здесь сидят, а в принципе, никаких альтернативных путей предложить не можем. А то, что они видят в телевизоре, то, что на них льется из газет, это именно идеология успеха. Они обязаны быть лучше всех, они обязаны быть хорошо одеты. А у них таких возможностей нет. И мы легко так осуждаем Карину, которая Барби. Хотя никто из нас, слава богу, я думаю, девственность не продавал, никто из нас в борделе не работал. Мы не знаем, каково это, каждый день переступать через себя ради того, чтобы купить эту несчастную розовую машину. Вам не кажется, что мы в принципе сами виноваты? Я не тех, кто здесь сидит, имею в виду, но ту идеологию, которую мы проповедуем.

Виталий Манский. Скажем так. Вот я хотел снимать кино. Я знал, что для того, чтобы снимать кино, нужно пройти определенный путь. Поехать, выдержать конкурс в институте, поступить, отучиться. В случае красного диплома стать ассистентом I категории, отработать два года, стать вторым режиссером… То же самое актеры: пять лет, массовка, групповка, эпизод, дубляж, роль… И этот процесс, он тебя формирует, он тебя выявляет. А сейчас тебе говорят: чтобы стать звездой, нужно пройти короткое собеседование. Вот твой путь к успеху. Десять минут, ты прошел кастинг, через месяц ты звезда, не нужна школа-студия МХАТ, ничего не надо.

Знаете еще, какой момент? Я присутствовал не только на кастингах «Дома-2», но и, скажем, на собеседованиях при приеме на работу на хорошие должности в достойные организации… Кастинг на должность в «Газпроме», по большому счету, мало отличается от кастинга в «Дом-2». И если на газпромовском кастинге задать претенденту аналогичный вопрос или предложить какие-то аморальные условия, определенное число молодых людей, причем немалое, рассуждали бы примерно так же. Разве что не столь грубо.

Голос из зала. Дмитрий. Так вот получилось, что я года четыре не смотрю телевизор. Вообще. И меня фильм ваш шокировал.

Виталий Манский. Если горит дом, лучше его залить, чтобы спасти хоть что-то, чем экономить воду, бензин в пожарных машинах и время пожарных. Поэтому я соглашусь, что фильм в каком-то смысле обостряет проблему, но она есть и находится в развитии, и если на это активнейшим образом не обращать внимание, дом сгорит по любому.

Ведущий/Александр Архангельский. И пусть это будет «Дом-2».

Культура всегда существует на границе. Между традицией и ее разрушением. Между смирением и вызовом. Правда ли, что запах денег несовместим с атмосферой культуры? Правда ли, что бедность культуру губит? Правда ли, что отныне культурой управляет мода? Правда ли, что культура в глянце задохнется?

И – правда ли, что это все неправда?

В рамках цикла «Важнее, чем политика», публично дискутируют Николай Усков, главный редактор журнала GQ – и Александр Архангельский, писатель, телеведущий, профессор ГУ-ВШЭ.

Ирина Ясина. Люди моего поколения, – не скажу, что пожилые, но бывалые, – страшно негодуют по поводу того, что молодежь ничего не читает, ничего не знает, ничем не интересуется. Самые толерантные из нас начинают оправдывать молодых: у них другая жизнь, масса носителей информации, это у нас с вами ничего кроме книжек не было, и по телевизору можно было смотреть только Ленинский университет миллионов, что далеко не всем нравилось. Но тем не менее вечные ценности никто не отменял. Вопрос в другом: как, в какой оболочке они должны доходить до поколения родившихся после перестройки, которая совпала с революцией носителей, с появлением компьютеров, мобильных телефонов? Нужна ли новая упаковка, глянцевая упаковка, красивая, более понятная, чтобы наши выросшие дети узнали Рафаэля, поняли Мандельштама?.. Дальше продолжите список сами. Я прошу начать Николая Ускова.

Николай Усков. Я тоже из поколения, когда читали книжки. Но не склонен абсолютизировать поколенческий опыт. Вообще, как историк, который занимался историей аж тысячелетней давности, могу сказать: сетование, что молодежь нынче не та, – модус культуры. Связан он именно с абсолютизацией личного опыта. Мы живем очень короткую жизнь по историческим меркам, но очень яркую, даже если мы этого не сознаем. Мы уникальны, поэтому нам кажется, что наш опыт – единственный возможный, и любое поведение, отличное от нашего, вызывает закономерную агрессию. Это некий механизм культуры, механизм ее развития – взаимная агрессия отцов и детей. Так строится творческое взаимодействие поколений.

Опять-таки как историк могу сказать, что наша книжная культура – краткий эпизод в истории человечества. Мы все, конечно, знаем, что письменность возникла примерно 3 тысячи лет назад, тем не менее культуру тысячелетней давности назвать книжной не поворачивается язык. Процент грамотных людей был ничтожно мал. Общество жило в совершенно другой культуре, которую антропологи по аналогии с сегодняшним днем называют «аудиовизуальной»: информация передавалась через изображение (те же фрески) и через музыку. Так вот, современная культура, конечно же, во многом тоже аудиовизуальная, у нее свои формы передачи информации. Да, наверное, что-то мы утратим из привычек гуттенберговской эпохи, но, конечно же, не целиком. Среди прочего – благодаря интернету. В 90-е говорили о гибели эпистолярного жанра как такового, потому что появились мобильные телефоны. На самом деле он возродился в социальных сетях, в эсэмэс-сообщениях, мейлах. И культура никогда не идет от рассвета к закату, от начала к концу; она развивается зигзагообразно.

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая