Книга жизни. Воспоминания - Гнедич Петр Петрович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/77
- Следующая
[53] Вагнер Николай Петрович (1829–1907), зоолог и писатель. Его беллетристические произведения, под псевдонимом Кота-Мурлыки, печатались в "Северном Вестнике", "Вестнике Европы", "Новом Времени", "Севере", "Русском Вестнике" и др. Последние годы своей жизни увлекался спиритизмом и печатался в "Ребусе". Наибольший успех имели его сказки.
[54] Соловьев Всеволод (род. в 1849 г.), сын известного историка С.М. Соловьева, родной брат Владимира Соловьева, автор целого ряда исторических романов, теперь забытых: "Княжна Острожская", "Юный император", "Сергей Горбатов" и др. Много шума в свое время наделали его разоблачения теософки Блаватской.
[55] Деятельность Владимира Соловьева вызывала всегда множество недоумений, клевет и искажений. Самая его религиозно-философская позиция была неясна и крайне подозрительна правительственной власти. Одни определяли его убежденным римско-католиком, другие обличали в нем "жидовствующего" сектанта, третьи прозревали в нем закоренелого безбожника. Появившееся в газетах сообщение русского католического священника Толстого о том, что Соловьев причащался у него на квартире в Москве по католическому обряду, дало повод к слухам о переходе его в католичество. Слухи эти были опровергнуты самим Соловьевым, писавшим в одном из своих писем, что попытки обращения его в католичество не дали никаких результатов — М. Безобразова. Был ли B.C. Соловьев католиком? (Русская Мысль, 1915, ноябрь, стр. 40.) — "Исторический Вестник", 1912 г., N 12, стр. 1032. — Барон М.Ф. Таубе. Владимир Соловьев "Россия и всемирная церковь". Париж, 1889 г.; СПб., 1904 г., стр. 28. — "Речь", 1915 г., N 208.
[56] Полонский Яков Петрович (1819–1898), поэт и беллетрист. Полное собрание его стихотворений вышло в 1896^году, в 5-ти томах. Стихотворение "Пришли и стали тени ночи" напечатано в т. I, стр. 17. Пророчество о Гарибальди Полонский усматривал, по-видимому, в стихотворении "На берегах Италии" (т. I, стр. 300), где говорится:
Там в лазурном тумане толпой встают
Тени бледные…
То не тени встают — по волнам плывут
Пушки медные…
Второе стихотворение "Царь Симеон и келиот" напечатано с заглавием "Симеон, царь болгарский" (Собр. стихотв., т. II, стр. 41–46). Здесь Полонский пророчествует:
Ни союзы, ни коварство
Византии не спасут,
Для сынов ее растленных
Наступает страшный суд…
[57] Майков А.Н. (1821–1897), один из видных поэтов после пушкинского периода. Известен своими лирическими и эпическими стихотворениями, лирическими драмами ("Три смерти", "Люций" "Два мира" и др.). Последние годы состоял председателем комитета иностранной цензуры. Его поэзия отличается ровным, созерцательным настроением, отчетливостью и ясностью форм.
[58] Случевский К.К., поэт (1837–1904). Группировавшийся вокруг него кружок поэтов ставил его очень высоко. Большинство критиков, однако, относится к его произведениям более сдержанно. Успех имели его стихотворения последних лет "Песни из уголка".
[59] Данилевский Григорий Петрович (1829–1890), автор многочисленных исторических романов: "Мирович", "Сожженная Москва" и др. С 1869 г. был соредактором "Правительственного Вестника".
[60] Впервые "Власть тьмы" была поставлена на любительской сцене в 1890 г. Несмотря на то, что в спектакле принимали участие "высокопоставленные" любители, спектакль едва не был сорван градоначальником Грессером. "Почтительнейший" в стиле того времени рассказ организатора спектакля А.В. Приселкова очень интересен во многих отношениях. По его словам, Грессер за три четверти часа до поднятия занавеса, когда артисты были уже загримированы, прислал чиновника сообщить, что "государю императору очень не нравится затея играть "Власть тьмы", запрещенную на публичных сценах". Чиновник принялся считать число стульев, объяснив, что градоначальник обязан своею властью запретить спектакль, если бы число приглашенных превышало установленную норму, чего к счастью не оказалось. Этот подсчет стульев, между которыми были и кресла в первом ряду, дал мысль выразить удивление, что этот прискорбный слух должен быть не известен августейшим лицам, выразившим желание осчастливить спектакль своим высоким присутствием. "Если этот слух имеет основание, — заметил Приселков, — то их высочества, конечно, не будут". "Об этом отложите попечение, — ответил чиновник, — сегодня их величества на бенефисе Итманса, и их высочества будут тоже в Михайловском театре".
"Такое категорическое заявление одного из высших чинов столичной полиции, — говорит Приселков, — не давало места сомнению и потому, попросив передать градоначальнику мою сердечную благодарность за дружеское извещение, пришедшее, к сожалению, немного поздно, — я начал встречать съезжавшихся гостей и приглашать их занять места, не исключая и кресел, приготовленных для "августейших" гостей. Каково же было мое радостное изумление, когда ровно в 9 часов их высочества с четырьмя августейшими братьями государя императора во главе поднимались по лестнице". ("Ежегодник императорских театров", 1909 г., вып. I, стр. 35.) Спектакль был спасен!.. О постановке на сцене Малого театра 16 окт. 1895 года см. "Театр и Искусство", 1910 г., N 46.
[61] Яворская Лидия Борисовна (жена князя В.В. Барятинского), талантливая артистка, дебютировала у Корша в "Чашке чаю". Ее большой друг, Т.Л. Щепкина-Куперник, подробно описывающая в своих воспоминаниях первые успехи Яворской, европеизировавшей и действительно освеживщей затхлый театр, к сожалению, мало подчеркнула революционный темперамент артистки. Театр для Яворской был не просто "храмом искусства", а трибуной. Так, для своего первого бенефиса она выбрала пьесу Софьи Ковалевской и А. Лефлер "Борьба за счастье", впервые затронувшую на сцене рабочий вопрос. Ее выступление против дышавшей антисемитизмом пьесы "Контрабандисты", о котором рассказывает Гнедич, было продиктовано ее большой общественностью. Ей же принадлежит идея и организация большой радикальной по тому времени газеты "Северный Курьер", редактировавшейся К.И. Арабажиным и вскоре закрытой правительством за "вредное направление". Щепкина-Куперник Т. Л. Дни моей жизни. М., 1928 г., стр. 277–282.
[62] П.Н. Орленев, начавший с небольших водевильных ролей, сразу стал известностью, выступив в роли царя Федора. "Случилось, — рассказывает А.Р. Кугель, — то, что всегда бывает в жизни художника: он остается неоцененным, когда работает только материалом собственным, личным. Он становится славен и знаменит, когда к материалу личному присоединяет благородный, удачный, в пору пришедшийся материал сюжета и натуры. Материал становится союзником и выносит, как волна пловца, на желанный берег. Трагедия Ал. Толстого имела огромный успех не только благодаря несомненным поэтическим и театральным достоинствам, но и потому, главным образом, что цари прискучили своей вечной генеральской формой, и царь-пономарь, царь — жалкий и дряблый, царь — слабый, ничтожный человек, царь-студень — в этом была пикантность трагедии. Федора Иоанновича, кстати, тогда сближали с Николаем II. Постановка "Федора Иоанновича" и исполнение Орленева, несомненно, имели революционное значение. Цензура дала маху. Неудивительно, что в "Московских Ведомостях" известный критик Флеров-Васильев вообще неодобрительно отнесся к самой мысли о постановке "Федора Иоанновича", хотя Федор и Аринушка представляются ему прекрасным "мольным аккордом". "Мольно", а для самодержавия обидно, замечает А.Р. Кугель. Кугель А.Р. П. Орленев. М., 1928 г., стр. 9-10,12.
- Предыдущая
- 68/77
- Следующая