Стимпанк! (сборник) - Клэр Кассандра - Страница 4
- Предыдущая
- 4/86
- Следующая
– Это были пробные образцы, – объясняет Роза. – Но на продажу папа не стал их делать: сказал, что наделять куклу личностью слишком хлопотно, и это все равно не окупится.
– Ваш отец… – Иона покачивает головой. – Вы понимаете, Роза, ваш отец – настоящий гений! Что он еще изобрел?
Роза рассказывает ему о садовом роботе и о поваре. Иона кивает – теперь понятно, почему из еды в доме не бывает ничего, кроме супа. Роза думает, не рассказать ли ему про машину времени… но ведь тогда придется рассказать и о кролике, а это никак нельзя. Иона сочтет ее жестокой. Так что она говорит о другом, а Иона только слушает и задумчиво кивает.
– В Столице этому просто не поверят! – наконец восклицает он, и сердце Розы заходится от радости. Она и так уже была почти уверена, что он возьмет ее с собой в Столицу, а теперь сомнений и вовсе не осталось.
– А как вы думаете, когда вы достаточно окрепнете, чтобы отправиться в путь? – спрашивает она, скромно потупившись.
– Завтра, – отвечает он.
На высокой ветке вскрикивает голубая сойка; Иона поднимает глаза, выискивая ее взглядом.
– Тогда я сегодня приготовлю особый ужин. В честь вашего выздоровления.
Она берет его за руку, и он вздрагивает от неожиданности.
– Очень мило с вашей стороны, Роза, – говорит он и поворачивает обратно к дому. Пальцы его выскальзывают из ее руки – как будто нечаянно, и Роза говорит себе, что это ничего не значит. Они уедут отсюда вместе, уже завтра. Все остальное неважно.
Вернувшись с прогулки, Роза идет к себе в комнату. Эллен сидит на кровати. Корделия примостилась на подоконнике и напевает себе под нос что-то не очень мелодичное. Роза выходит, но вскоре возвращается, волоча за собой пустой сундук, добытый на чердаке. Эллен тут же на него перебирается, садится на крышку, свешивает ноги и молотит пятками по стенке сундука.
– Ты не можешь вот так взять и уйти и бросить нас здесь! – заявляет она, когда Роза решительно отталкивает ее и начинает укладывать в сундук одежду.
– Еще и как могу.
– Мы останемся совсем одни, и никто больше о нас не позаботится, – вздыхает Корделия на подоконнике.
– Папа вернется и будет заботиться о вас.
– Он никогда не вернется! – вскрикивает Эллен. – Он ушел и погиб на войне, а теперь и ты тоже уходишь!
Плакать она не может – в конструкцию это не заложено, – но в голосе ее все равно слышатся слезы.
Роза с грохотом захлопывает сундук.
– Отстаньте от меня, – приказывает она. – А не то я вас обеих выключу. Навсегда.
Куклы умолкают.
Придирчиво рассматривая себя в зеркале, Роза надевает одно из старых маминых платьев – с кружевами на манжетах и по подолу. Потом спускается в погреб и находит последнюю банку консервированных персиков и единственную бутылку вина. Из запасов остались только сушеное мясо, немного муки и старый хлеб. Хранить все это и дальше не имеет смысла: ведь завтра она отсюда уйдет. Так что Роза тушит мясо с овощами из сада, выкладывает рагу на лучшие фарфоровые тарелки и ставит на стол вместе с вином и персиками.
Спустившись в гостиную, Иона смеется при виде накрытого стола.
– Да вы и вправду постарались! – говорит он. – Когда-то мы с сестрами делали набеги на кладовую среди ночи и тоже устраивали себе такие пиршества.
Роза улыбается в ответ, хотя чувствует на себе пристальные взгляды: Корделия и Эллен наблюдают за ней украдкой то из-за штор, то из темного угла, но тут же прячутся, стоит ей повернуться. Роза мысленно посылает их ко всем чертям и продолжает улыбаться Ионе. Тот – воплощенная галантность. Он наливает вина сначала ей, потом себе и предлагает поднять бокалы за победу над врагом. Роза уже и забыла, из-за чего началась война и с кем они воюют, но все равно выпивает до дна; на вкус вино горькое и какое-то затхлое, как подвальная пыль, но она делает вид, что ей понравилось. Иона вновь наполняет бокалы и предлагает еще один тост: за таких женщин, как Роза. Если бы все наши барышни были такими доблестными и отважными, мы бы уже давно выиграли эту войну, говорит он. Хотя вино и гадкое на вкус, Роза с удивлением замечает, что от него по всему телу разливается приятное тепло.
Наполнив бокалы в третий, последний раз, Иона встает.
– И наконец, – провозглашает он, – выпьем за то, что когда-нибудь придет счастливый день. Война окончится, и мы с вами, возможно, встретимся вновь.
Роза замирает, не донеся бокал до рта.
– Что-что?
Он повторяет тост. Глаза его сверкают, щеки раскраснелись – ни дать ни взять картинка с вербовочного плаката: «Объявляется набор в воздушные войска! Требуются молодые люди, выносливые, способные и отважные…»
– Но я думала, что поеду с вами в Столицу, – растерянно говорит Роза. – Я думала, вы возьмете меня с собой.
Иона смотрит на нее с удивлением.
– Ну что вы, Роза! Это невозможно! Дороги к Столице перекрыты вражескими войсками. Это слишком опасно…
– Вы что, хотите бросить меня здесь одну?
– Нет, конечно нет! Я собирался сообщить о вас столичным властям, как только вернусь, чтобы они к вам кого-нибудь отправили. Я все понимаю, Роза. Я не какой-нибудь бесчувственный чурбан. Я очень благодарен вам за все, но это слишком опасно…
– Если мы будем вместе, все опасности нам нипочем! – возражает Роза, смутно припоминая, что эта фраза была в каком-то романе.
– Да ничего подобного! – Ее упрямство, похоже, начинает его раздражать. – Мне будет гораздо легче пробраться мимо застав, если не придется все время за вас беспокоиться. К тому же вас ничему такому не учили, у вас нет нужной подготовки. Короче, это решительно невозможно.
– А я думала, вы меня любите, – говорит Роза. – Я думала, мы вместе поедем в Столицу и там поженимся.
Иона застывает с открытым ртом. Он долго молчит, но наконец выпаливает:
– Я уже помолвлен, Роза! Моя невеста… ее зовут Лилия… вот, я покажу вам хромолитографию, – и его рука тянется к шее, где висит на цепочке медальон. Но Роза не хочет смотреть на эту девушку, эту его невесту с таким же цветочным именем, как у нее. Она поднимается и бредет к двери, хотя ноги подкашиваются от выпитого вина и от потрясения. Иона пытается преградить ей дорогу: – Постойте, Роза! Я думал о вас как о родной сестричке…
Она уклоняется от его рук, взбегает по лестнице в отцовский кабинет и захлопывает за собой дверь. Иона зовет ее снизу, но через какое-то время умолкает. Красноватый свет заходящего солнца заливает комнату. Роза садится на пол под окном, обхватив руками голову, и горько плачет. Все ее тело сотрясается от рыданий. Кто-то касается ее волос, поглаживает по спине. Эллен и Корделия утешают ее, как ребенка. Они могут продолжать так до бесконечности – куклы не знают усталости. Проходит несколько часов, и Роза устает сама. Слезы иссякают, и она просто сидит, глядя перед собой отсутствующим взглядом.
– Он должен был в меня влюбиться, – наконец произносит она вслух. – Наверно, я что-то неправильно сделала.
– Все могут ошибаться, – говорит Эллен.
– Но это все к лучшему, – подхватывает Корделия.
– Он мне с самого начала не понравился, – добавляет Эллен.
– Если бы начать все сначала, – вздыхает Роза, – я бы все сделала по-другому. Я вела бы себя иначе. Я бы его очаровала. Он бы влюбился в меня и забыл обо всем на свете.
– Теперь это уже неважно, – говорит Корделия.
За окном занимается заря. Роза встает и подходит к папиному столу. Долго шарит по ящикам. Наконец находит то, что искала, и возвращается к окну. Садится на подоконник и выглядывает наружу. Из окна видно крыльцо, и сад, и луг, и дальний лес.
Куклы суетятся у нее под ногами, как дети, но Роза не обращает на них внимания. Она просто ждет. Времени у нее предостаточно. Солнце уже стоит высоко в небе, когда входная дверь в конце концов открывается и на крыльцо выходит Иона. На нем – старый мундир с латкой на плече, в том месте, где Роза срезала лоскут. Он ничего с собой не взял – уходит с пустыми руками. «Ничего, кроме моего сердца», – думает Роза. Иона шагает по тропинке, ведущей от крыльца к лугу и дальше, на широкую дорогу.
- Предыдущая
- 4/86
- Следующая
