Мальчик на вершине горы - Бойн Джон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/36
• Следующая

Мужчина, убрав ногу, улыбнулся и помог Пьеро подняться.

– Ребенок носится сломя голову, а куда – не смотрит. – Он пожал плечами. – Чуть не сбил меня.

– Какая на нем старая одежда. – Девочка смерила Пьеро неприязненным взглядом.

– Гретель, сколько раз повторять: так говорить некрасиво, – нахмурившись, укорила мать.

– И от него пахнет.

– Гретель!

– Пошли? – Мужчина посмотрел на часы, и его жена кивнула.

Они зашагали прочь. Пьеро, глядя в их удаляющиеся спины, растирал онемевшие пальцы. Малыш между тем повернулся в руках матери и помахал на прощанье. Пьеро встретился с ним взглядом и, несмотря на боль в костяшках, невольно улыбнулся и помахал в ответ. Семейство растворилось в толпе, а отовсюду вдруг понеслись свистки. Нужно срочно найти свой поезд, засуетился Пьеро, а то застряну в этом вашем Мангейме.

Судя по расписанию, поезд отбывал с минуты на минуту. Пьеро опрометью полетел на третью платформу и вскочил в вагон, когда проводник уже захлопывал двери. Ехать до Мюнхена было целых три часа, а радость от путешествия уже выветрилась, причем окончательно и бесповоротно.

Состав, в клубах шума и пара, содрогнулся и пришел в движение. Пьеро в открытое окно смотрел, как женщина с шарфом на голове бежит, волоча чемодан, и кричит машинисту: «Стойте, стойте!» Трое солдат, стоявшие на платформе тесной кучкой, стали над ней потешаться, она поставила чемодан и обругала их, тогда один солдат вывернул ей руку за спину. Пьеро с ужасом наблюдал за ними и успел еще увидеть, как ярость на лице женщины сменилась мукой, но тут кто-то постучал его по плечу, и он резко обернулся.

– Ты что тут делаешь? – спросил проводник. – Билет есть?

Пьеро достал из кармана все бумаги, которые сестры Дюран выдали ему при отъезде из приюта. Проводник принялся небрежно их листать, водил по строчкам пальцами, испачканными в чернилах, и беззвучно шевелил губами. От него несло табаком, и Пьеро слегка затошнило от неприятного запаха и мерного покачивания поезда.

– Порядок. – Проводник пихнул документы в карман мальчику и всмотрелся в бумажки на его лацкане. – Едешь один?

– Да, мсье.

– Без родителей?

– Да, мсье.

– Тогда вот что: во время движения здесь стоять нельзя. Опасно. Выпадешь – в котлету под колесами превратишься.

Не думай, это не шутки, это случается. А у такого малявки, как ты, шансов и вовсе нету.

Его слова острым ножом вонзились Пьеро в сердце – ведь, в конце концов, именно так и погиб его папа.

– Пойдем-ка. – Мужчина грубо схватил его за плечо и потащил по коридору; Пьеро нес чемодан и сверток с бутербродами. – Все занято, – пробормотал проводник, заглядывая в купе и быстро проходя мимо. Занято оказалось и в следующем. – Занято. Занято. Занято. – Он посмотрел на Пьеро и предупредил: – Места может и не быть. Поезд сегодня под завязку, тебя и посадить-то некуда. Но и стоять всю дорогу до Мюнхена не годится. Вопрос безопасности.

Пьеро молчал. Он не понимал, как тогда быть. Сидеть нельзя и стоять нельзя – а какие еще варианты? Не висеть же в воздухе.

– Вот, – сказал наконец проводник, открыв дверь и заглянув в очередное купе; в коридор хлынули смех и обрывки разговора. – Вот здесь есть куда втиснуться.

Не возражаете, ребята, нет? Тут малец один едет в Мюнхен. Пусть посидит у вас, присмотрите, ладно?

Проводник отступил на шаг в сторону, и Пьеро стало еще страшнее, чем раньше. Пятеро парней четырнадцати-пятнадцати лет, крепко сбитых, светловолосых, с чистой кожей, повернулись и молча воззрились на него, как стая волков, внезапно почуявших добычу.

– Входите, юный мужчина. – Самый высокий парень показал на пустое место между двумя ребятами напротив. – Не бойтесь, мы не кусаемся. – Он вытянул руку и медленно поманил Пьеро к себе; в этом жесте было что-то невероятно зловещее. Пьеро почувствовал себя крайне неуютно, но, не имея выбора, сел, и через пару минут парни, забыв про него, снова загомонили. Он между двумя рослыми соседями чувствовал себя настоящим лилипутом.

Долгое время он созерцал свои ботинки, но потом, немного освоившись, поднял голову и притворился, будто смотрит в окно, хотя на самом деле разглядывал парня, спавшего, прислонясь щекой к стеклу. Как и все они, парень был в форме. Коричневая рубашка, короткие черные штаны, черный галстук, белые гольфы, на рукаве – нашивка-ромбик: снизу и сверху красная, слева и справа белая. Посередине красовался тот же ломаный крест, что и на нарукавной повязке жестокого мужчины с вокзала в Мангейме. Пьеро невольно проникся уважением к соседям по купе и тоже захотел такую форму вместо старья, которое перед отъездом из приюта вернули ему сестры Дюран. Будь он в форме, никакие чужие девчонки ни на каких вокзалах не посмели бы насмехаться над его одеждой.

– Мой отец был солдат, – сам того не ожидая, объявил он и удивился, до чего громко вышло.

Парни замолчали и уставились на него, а спавший проснулся, заморгал и заозирался:

– Что, уже Мюнхен?

– Что вы сказали, юный мужчина? – переспросил высокий, явный лидер в группе.

– Я сказал, что мой папа был солдат, – повторил Пьеро, жалея, что открыл рот.

– Это когда же?

– На войне.

– У тебя акцент, – заметил парень, подавшись вперед. – Говоришь ты хорошо, но ты ведь не немец, верно?

Пьеро покачал головой: нет.

– Дай догадаюсь. – Парень заулыбался и нацелил палец в самое сердце Пьеро. – Швейцарец. Нет, француз! Я прав?

Пьеро кивнул.

Парень поднял бровь и несколько раз потянул носом, словно пытаясь определить, чем это неприятно пахнет.

– И сколько же тебе лет? Шесть? Семь? Какой-то ты слишком маленький.

Пьеро, смертельно оскорбленный, выпрямил спину:

– Знаю. Но когда-нибудь я вырасту.

– Ага, лет через сто. А куда ты едешь?

– К тете, – ответил Пьеро.

– Она тоже француженка?

– Нет, она немка.

Парень задумчиво помолчал, а затем его лицо озарилось улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

– А знаешь ли ты, малыш, что я сейчас испытываю? – спросил он.

– Нет, – ответил Пьеро.

– Голод.

– Ты не завтракал?

Услышав это, два других парня громко расхохотались, но тотчас стихли под грозным взглядом своего вожака.

– Завтракал, – спокойно произнес тот. – Причем очень вкусно. И обед тоже не пропустил. А еще перекусил на вокзале в Мангейме. Но все равно голоден.

Пьеро глянул на сверток с едой, лежавший на коленях, и пожалел, что не спрятал его в чемодан вместе с подарком Симоны. Два бутерброда он собирался съесть сейчас и один – в следующем поезде.

– Может, тут есть ресторан? – предположил он.

– Но у меня нет денег, – парень с улыбкой развел руками, – я всего лишь очень молодой человек, который служит Родине. Простой роттенфюрер, сын преподавателя литературы. – Хотя, конечно, повыше чином, чем эти два презренных и жалких типа из «Гитлерюгенда». Твой отец богат?

– Мой отец умер.

– На войне?

– Нет. После.

Парень поразмыслил над этим.

– А мама твоя наверняка очень хорошенькая. – Он потянулся и дотронулся до щеки Пьеро.

– Мама тоже умерла, – ответил Пьеро, отстраняясь.

– Какая жалость. Тоже француженка, надо думать?

– Да.

– Тогда это не так уж и важно.

– Брось, Курт, – сказал парень у окна, – оставь его, он еще ребенок.

– Голос прорезался, Шленхайм? – рявкнул Курт, стремительно оборачиваясь к приятелю. – Тебе, похоже, пока ты спал и храпел как свинья, память отшибло? Забыл порядок?

Шленхайм нервно сглотнул и замотал головой.

– Приношу свои извинения, роттен-фюрер Котлер, – краснея, промямлил он. – Я осмелился говорить без разрешения.

– Что ж, в таком случае повторяю, – Котлер опять переключился на Пьеро, – я голоден. Мне бы хоть что-нибудь съесть. Но постой-ка! Что это? – Он улыбнулся, сверкнув очень белыми зубами. – Бутерброды? – Он подался вперед, схватил сверток и понюхал его. – Похоже. Кто-то их тут забыл.

– Это мои, – сказал Пьеро.

• Предыдущая
• 9/36
• Следующая