История одного предателя - Николаевский Борис Иванович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/78
- Следующая
И Азеф действительно перестал «церемониться».
Уже через несколько дней после своего приезда в Париж Азеф заявил Ратаеву, что у него опасно заболела старуха-мать и ему необходимо нужно выехать к ней во Владикавказ. Ратаев не хотел его отпускать, по Азеф «так просил и настаивал, что, скрепя сердце», Ратаев вынужден был согласиться на его поездку. Конечно, при этом Азеф надавал всяких обещаний, и, прежде всего, обещал выяснить тех неизвестных террористов, о посещениях которых он докладывал Ратаеву в Петербурге. По-видимому, повидался Азеф перед отъездом и с Гоцом, — как он ему объяснил необходимость поездки, догадаться нетрудно: молодежь опять что-то напутала, приходится ехать, чтобы привести дела в порядок.
В Двинске на условленной явке Азеф террористов уже не нашел, но в поезде, по дороге в Петербург, 11-го апреля он случайно столкнулся с одним из них, с Покотиловым, и от него узнал о событиях за время его отсутствия.
31-го марта весь отряд вышел на улицу, — согласно с выработанным планом: бомбы были у троих, — Сазонова, Покотилова и Боришанского; Каляев и Мацеевский были сигнальщиками, Савинкову принадлежало общее руководство. Все они сгруппировались на небольшом участке, — между зданием Департамента и Невою. Министра обкладывали, как зверя в берлоге. Но совершить покушение не удалось. То ли внимание охраны на улицах, в результате визита Азефа к Лопухину, было более настороженным, чем обычно; то ли необстрелянные боевики несколько нервничали, — но одному из них, Боришанскому, показалось, что его окружают сыщики, и он счел правильным удалиться со своего поста. Это внесло расстройство во всю диспозицию, и покушение не состоялось, — хотя свободно могло бы быть произведено двумя остальными метальщиками, которые никакой слежки за собою не замечали. После этой неудачи Савинков и Покотилов выехали в Двинск, где на 4 апреля была условленна их встреча с Азефом. Последнего там не было, — не было и писем от него. Молодые террористы решили, что Азеф арестован и что они теперь предоставлены собственным силам, — и Савинков вновь потерял равновесие.
По существу свободно можно было бы держаться за старый план и попытаться осуществить покушение в день следующего выезда Плеве к царю: отряд ведь остался весь нетронутым, бомбы имелись. На этом и настаивал Покотилов. Но Савинков был другого мнения. Он полагал, что отсутствие Азефа вызвано его арестом, и считал, что сил Организации после потери Азефа недостаточно для проведения покушения против Плеве. Отказываться от участия в террористической деятельности он не собирался, но предлагал в первую очередь заняться менее трудным делом, — совершить покушение на киевского генерал-губернатора Клейгельса. Это покушение было делом сравнительно легким, так как Клейгельс не скрываясь ездил по Киеву, но и политического значения оно никакого не имело: в свое время, года за 3 перед тем, Клейгельс был ненавистен особенно для студентов Петербурга за ту жестокость, с которой по его приказу полиция избивала студентов-демонстрантов. Но с тех пор произошло так много событий, что о Клейгельсе помнили только немногие.
Состоялось совещание боевиков, на котором Савинков развил свою точку зрения. С ним согласились Каляев и Швейцер; остальные настаивали на продолжении похода против Плеве. Решение было принято наихудшее из всех возможных: решено было разбить отряд на две части, из которых одна (Сазонов, Покотилов, Боришанский и Мацеевский) попытается довести до конца дело против Плеве, а вторая (Савинков, Каляев и Швейцер) займутся Клейгельсом.
Таким образом, из первоначальной посылки Савинкова о том, что весь их отряд в целом недостаточен для проведения дела против Плеве, получился неожиданный вывод, согласно которому это дело поручалось одной части этого отряда. В таких условиях все предприятие становилось делом явно безнадежным.
Покотилов, когда его встретил Азеф, ехал в Петербург для проведения покушения. Он с Боришанским уже выходили перед тем, 7-го апреля, на улицу, но не встретил Плеве. Теперь он собирался сделать еще одну попытку. — 14-го апреля. Азеф попробовал его отговорить, но не имел успеха: у Покотилоза были слишком напряжены нервы, чтобы он мог согласиться на отсрочку. Его судьба, как террориста, была действительно исключительной: он был террористом-неудачником совершенно особого сорта. Еще весною 1901 г. он приехал в Петербург, решив убить министра народного просвещения. Но пока он делал подготовительные шаги, министр был убит Карповичем, совершенно самостоятельно пришедшим к этому решению. После этого Покотилов встретился с Гершуни и предложил себя для покушения на Сипягина. Его кандидатура столкнулась с кандидатурой Балмашева, и выбор Гершуни пал на последнего. Покотилов добился, чтобы Гершуни предоставил ему право на ближайшее покушение, которое предпримет Боевая Организация. Гершуни обещание дал и сговорился с Покотиловым, что последний выступит против Оболенского. Но уже в последний момент свои услуги для этого дела предложил Фома Качура, — рабочий, уроженец тех губерний, крестьяне которых были перепороты Оболенским. Покушение, произведенное именно им, произвело бы значительно большее впечатление, — чем покушение, совершенное студентом Покотиловым. И Гершуни еще раз уговорил последнего уступить Качуре свое право на выступление. Теперь пришла, наконец, его очередь. Он уже два раза выходил на улицу с бомбами, — и оба раза неудачно. Ждать дальше он не может. Что бы ни случилось, он пойдет и в этот раз. Все уговоры были бесполезны. Покотилов поехал в Петербург и там в ночь на 14 апреля, — день, когда было назначено покушение, — погиб при взрыве бомбы, которую он приводил в боевую готовность. Террористом-неудачником он остался до конца.
Известие об его гибели, естественно, не могло не произвести самого тяжелого впечатления на остальных членов Организации, — и без того, как мы знаем, сильно растерянных и потерявших веру в свои силы. Боришанский немедленно примчался в Киев, и здесь на совещании оставшихся членов Организации было решено ликвидировать дело Плеве, — сконцентрировав все внимание на одном Клейгельсе. В Петербург выехал Швейцер, который должен был предложить обоим оставшимся еще там «извозчикам», — Сазонову и Мацеевскому, немедленно продать их извозчичье снаряжение и выехать заграницу, — так сказать, выйти в резерв.
Именно в этот момент, — едва ли не на следующий день после выезда в Петербург Швейцера, — в Киеве появился Азеф. Он, по-видимому, уже побывал в Одессе и, во всяком случае, хорошо знал, какое недоверчивое отношение складывается у многих видных деятелей партии к руководимой им, Азефом, Боевой Организации. Слетов встретил Савинкова в Киеве, — в период первого побега последнего из Петербурга, — и вынес из этой встречи далеко не солидное впечатление о той организации, в которой Савинков играл такую крупную роль. Таково было впечатление не одного только Слетова, — и на состоявшемся в начале апреля 1904 г. в Одессе совещании ряда видных партийных работников было принято решение обратиться с официальным запросом к заграничным руководителям партии о современном состоянии Боевой Организации. Запрашивавшие прибавляли, что в случае отсутствия удовлетворительного ответа, они «оставят за собою полную свободу действий, как в отношении новой постановки террористических предприятий, так и в своих отношениях к появляющимся на нашем горизонте представителям совершенно нам неизвестной Боевой Организации». В этом была прямая угроза устроить внутрипартийное восстание против Азефа. Буквально вся его партийная карьера была теперь поставлена на карту. Только удачное выступление против Плеве могло радикально исправить положение. Тем суровее он должен был быть в своих объяснениях с Савинковым.
С места в карьер он потребовал ответа:
— Что вы затеяли? К чему это покушение на Клейгельса? И почему вы не в Петербурге? Какое имеете право вы своей властью изменять решения Центрального Комитета?»
И молча выслушав объяснения, решительно отвел все аргументы Савинкова:
«Если бы я и был арестован, вы не имели права ликвидировать покушение на Плеве. Вы мне говорите, что нет сил для убийства Плеве? Смерть Покотилова? Но вы должны быть готовы к гибели всей организации до последнего человека. Что вас смущает? Если нет людей — их нужно найти. Если нет динамита, его необходимо сделать. Но бросать дело никогда нельзя. Плеве, во всяком случае, будет убит. Если мы его не убьем — его не убьет никто…»
- Предыдущая
- 18/78
- Следующая
