Причуды лета - Ванчура Владислав - Страница 2
- Предыдущая
- 2/19
- Следующая
В. Ванчура
ПРИЧУДЫ ЛЕТА
Перевод Д. Горбова
Многие смельчаки, оказавшись в начале великолепного месяца июня, садятся в тени платанов, и угрюмые лица их светлеют. Вот ветви и высокий столбик ртути, который подымается и опускается, напоминая дыхание спящего. Вот кивок подсолнечника и это лицо, когда-то грозное. Пускай подобреет нос, и надутые губы, так резко выпятившиеся на физиономии, пускай улыбнутся, потому что, ей-богу, город спокойный.
Средь тучных полей немало белых хуторов в духе народной поэзии. Бычки стали волами, яловые телки — стельными, и мая как не бывало.
Пока можно, оденьтесь в белое и сидите в раздумье перед своим отелем. Нет, к черту! Чем плох пример праотцев, которые, бывало, подпоясавшись и перекинув пиджак на руку, шли медленным шагом к воротам парка, чтобы сесть за уже накрытый столик?
Тогда маркитантки лета в чепчиках, в ажурных туфлях без каблука, не царапающих дорожки, ходили от посетителя к посетителю, от столика к столику и, вынув из оттопыренного кармана блокнот, отрывали листок за листком. Нос-хохолок краснел у них всякий раз, как они обращались к гостю со следующими словами:
— Добрый день, сударь. Не правда ли, прекрасное утро? Приятны вам эти десять ударов, что как раз слетают со старинной башни базилики святого Лаврентия? Думается, время дарит больше очарования, нежели что-либо другое, и в самом деле: десять больше девяти. Этот храм некогда жестоко бранили, потому что его строил вертопрах, у которого хватило дерзости изменить проект в нарушение правил. Мы знали этого строителя, и, по правде говоря, он нам нравился, хоть был порядочный распутник.
— Как же так? — промолвил старый господин.— Этот костел, оказывается, неудачный: он построен вопреки добрым правилам архитектуры? А я заметил это только сейчас…
— И вполне справедливо заметили,— сказала дама.— Но попробуйте догадаться, что вот эта шляпа, которая на мне, девять сезонов бросала вызов обществу! Ах, мой милый, и она, и базилика привились, и теперь изъяны их — в порядке вещей. Потому что — повторяю — время придает достоинство даже уродам.
Эге-ге! Разве эти разговоры не заслуживают упоминания? Или они нарушают ритм размеренной походки? Разве они недостаточно правдивы и от них не веет почти вульгарной посредственностью?
На достопримечательной реке Орше стоит город, обладающий хорошей репутацией и хорошей водой. Ключи бьют в тенистых местах, и девять самых мощных источников, на которых поставлено девять колодцев, названы именами девяти муз. Речь идет о курорте Кроковы Вары. Речь идет о городе, открытом для всех, выстроенном наполовину из кирпича, наполовину из грязи и камня, где архитектура оставляет желать лучшего, а здоровье всегда превосходное.
— Ха,— говорил варский бургомистр, снимая карты,— у нас не зевают. Ге-гоп! Наш городок в спешке и благородном соперничестве приходит к шестому месяцу года без опоздания, выдержав нужные сроки.
Так вот в этих краях целеустремленности и торопливого времени (ах, где же не стареют стремительно и где живут люди, чьи средства не священны?) было несколько усадеб и весьма старинные владения. Они были приобретены главным образом игрой в «Мелкая — крупную» или «Мелкая берет». Владения благодатные и хорошо управляемые, потому что, ей-ей, здешние горожане — завзятые торгаши, и им отнюдь не помеха то обстоятельство, что Кроковы Вары — курорт десятой величины и отличаются чрезмерной облачностью, скудным солнечным освещением, непросыхающей почвой и источниками, отнюдь не кипящими. Не беда! Хоть нет и канализации, а все-таки город деятельный и вполне солидный.
Григорианский календарь {2} алел первым июньским воскресеньем, и гудели большие колокола. Время шло вперед быстрым шагом, как всегда бывает в минуты безделья и большие праздники. Скоро восемь — час, о котором говорят, что это нюх своры дневного времени и что он выследит вас во что бы то ни стало.
В эту минуту пением и причудливой игрой началось действие нашего повествования — в плавательном заведении Антонина Дуры. Плот Антонина, на котором поставлены легкие купальные постройки, привязан там, где спина Орши покрывается рябью, учуяв песчаный пляж размером в пятьдесят с лишним саженей. В этих местах от берега в сторону города тянется ивняк, подходящий вплотную к садам кожевников и вафельщиков. Каждое лето он разрастается, приобретая довольно дикий, щетинистый вид. Никто его не прорежает, и для тех, кто идет на реку, остается лишь немного тропинок, к сожалению, узких. В начале каждой торчит грубо окрашенная жердь, несущая на себе, как ослица седло, надпись: «Купальня».
— Ну конечно,— промолвил бургграф, которому когда-то, в четырнадцатом веке, вздумалось действовать напрямик.— Конечно, надо выкупаться! — Сказав это, он прошел сквозь кусты к пляжу и выполнил свое намерение. С тех пор, насколько хватает памяти, эти места использовались по назначению.
Допев свою песенку, длинный Антонин заложил руки за спину и машинально дохнул на шарик термометра. Почти неподкупный столбик чуть шевельнулся, и в голове Дуры эта исполнительность вызвала цепь мыслей, сменивших друг друга в порядке тасуемых карт.
— Такой характер лета,— промолвил он затем, отворачиваясь от Цельсиева прибора,— не предвещает ничего хорошего. Холодно, и мое дыхание, хоть я не глотал воды, леденит. Какой же еще месяц остается нам, если даже июнь не дает возможности позаботиться о здоровье и телесной чистоте? Но, благоприятная погода или нет, эти дела не терпят отлагательства.
С этими словами маэстро снял ремень, разделся и, глядя вниз, на воду, отражающую его длинные волосатые ноги, стенки бассейна и небесный купол, увидел перевернутый сосуд, кем-то неумело поставленный на самом краю.
— Ах, купальня и эта чарка — пусты,— промолвил он.
В эту минуту каноник Рох, человек, лучше кого-либо другого знающий цену нравственности, вступил на речную плотину, окаймляющую противоположный берег. Читая стихи или соответствующую времени дня молитву, он успевал смотреть во все стороны и, само собой, заметил маэстро Антонина Дуру, который с увлажненными глазами, высунув язык, размечтался над чаркой.
— Эй,— крикнул каноник,— эй, сударь, поздно начинаете вы свой шабаш. Или колокола звонили недостаточно громко? Слезайте со своего помела, я прекрасно вижу, что у вас между ляжками. Прекратите безобразия, которые вас погубят. Возьмите купальный халат или простыню, что висит на перилах вашей отвратительной сточной канавы, а не то я, клянусь честью, перейду на тот берег и вылью всю вашу бутылку в Оршу.
— Что ж,— возразил Антонин, переменив позу.— Делайте, как вам угодно, переходите. Спешите сюда, чтоб увидеть во всех подробностях свою ошибку, поищите помело у меня во всех углах, и, ежели вы такой ловкий, что найдете хоть каплю в бутылке, я не стану вас упрекать. Ну, шагайте, ступите сандалией в реку. Я хотел бы высказать кое-какие истины, которые полезно выслушать в подходящий момент.
- Предыдущая
- 2/19
- Следующая