Точка возврата - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 80

• Предыдущая
• 80/107
• Следующая

Противник наступал плотной цепью, скрываясь в складках местности. То и дело то справа, то слева раздавалась автоматная очередь. Боцман пригибался к земле, и противник продвигался еще на несколько шагов вперед. Боцман тоже стрелял, как только появлялась малейшая возможность поднять голову. Но его стрельба не была эффективной. Вроде и прицеливался хорошо, а все же ни одного попадания не получалось. Автомат приходилось держать в крайне неудобном положении, с ремнем, перекинутым через шею. Ремень тер, тянул оружие, не давал как следует уложить приклад для стрельбы, но не было и доли секунды, чтобы сдернуть с шеи трущий ее ремень. До противника оставались считанные десятки метров, а отступать некуда, позади стена. Вот уже Боцману прекрасно видны плечи вражеских солдат, шевелящиеся лопатки подползающих людей. И все равно никак не удается попасть. В конце концов, пришлось пойти на риск — приподняться и сдернуть автомат с шеи. Как его не убили в эту секунду, Боцман понять не мог. Взять автомат поудобнее получилось, но ремень так и остался на шее. То ли зацепился за что-то, то ли черт его знает что еще, а пули все равно идут совершенно непонятно куда, Боцман не видит даже их ударов о камни. Ну конечно! Проклятый автомат заряжен холостыми! К дьяволу его! Ладно, есть у него еще два ножа, это для двух первых. А дальше будь что будет. Но и достать нож не удалось, оказалось, что автоматный ремень каким-то образом напрочь пристегнул Боцмана за шею к стене. Мало того, ремень успел перехлестнуть и руки, так что сделал невозможным вообще какое-нибудь движение. Никакое, кроме попытки, рванувшись изо всех сил, разорвать проклятые узы. Боцман сконцентрировал все силы в один рывок, рванул со страшной силой, взревел от боли и натуги, но полотно ремня вдруг стало деревянным, толстым, рубануло по затылку и запястьям, но не подалось ни на миллиметр.

Только тогда Боцман очнулся и открыл глаза. Кошмар нехотя отступил, но не весь — режущая боль в шее и в запястьях осталась. Боцман припомнил, что его чем-то опоили в станционном буфете, отсюда, наверно, и все эти кошмары, от какого-нибудь наркотика. Так-то у него, Дмитрия Хохлова, психика крепкая. Он понял: руки и шею режет колодка. Значит — плен. А вот не видно ничего — это хуже. Это может быть и слепота, если сейчас, конечно, не ночь. Очень хотелось бы, чтобы была именно ночь. Именно ночью хорошо верить в рассвет. Хотя, похоже, и рассвет Боцману ничего хорошего не предвещал...

Но действительно, не прошло и часа, как мрак стал потихоньку рассеиваться, вокруг начали проступать какие-то щели. Это был сарай, у которого ничего не стоило проломать стену и уйти. Но у Боцмана были связаны ноги, а голова и руки втиснуты в тяжелую колодку. Хотя безвыходных положений, как давно убедился Боцман, не бывает. Большого труда стоило извернуться так, чтобы узлы на ногах оказались поблизости от правой руки. Боцман попытался ослабить узлы. Но только-только тугое сплетение прочного шнура начало поддаваться, как за ним пришли.

Боцмана выволокли на воздух, и стало понятно, что его тюрьма находится на каком-то горном хуторе. Тащили Боцмана двое чеченов, они и переговаривались по-своему. Поодаль стояли пятеро в форме УНСО, а с ними мужичок в цивильном, серенький, невзрачненький, но по всему именно он и был начальником. Ему вынесли из избы грубый табурет и поставили перед брошенным наземь Боцманом. Серенький сел и стал задавать вопросы по-русски, но с каким-то, Боцман никак не мог понять, каким именно, акцентом.

Поначалу Боцман попытался закосить под дурачка — мол, турист, от своих отстал, свои раньше в город уехали, электричку ждал. А помпа откуда? Да вот, видите ли, волков боялся и, что греха таить, намеревался побраконьерствовать во глубине Карпатских гор.

Тогда чечены принялись бить Боцмана по голове добротными армейскими сапогами. Били по ушам и глазам, нос пока берегли. Боцман стиснул зубы. Он знал, что это только разминка, дальше пойдет хуже. Что ж, придется перетерпеть и это.

— Мне известен состав вашей диверсионной группы, Дмитрий Алексеевич, — спокойно промолвил серенький, когда чечены сделали перерыв. — Меня даже не интересует, кто вас послал. Мне даже наплевать на вашу группу. Скорее всего, все они уже либо покинули Украину, либо собираются покинуть. («Как бы не так, — подумал Боцман, — без меня, живого или мертвого, никуда они не уедут».) Меня не интересует даже, — продолжал плюгавый, — кто вам дал информацию о базах УНСО. Группа вашего друга Бороды раскрыта, и ее поимка — дело считанных часов. Можно было бы без особых проблем отловить и ваших ребят — Сергея, Семена и Ивана. Но, я повторяю, нам на них уже наплевать. Так или иначе, свою миссию они выполнили, пусть уходят, нас они больше не интересуют. («Отловить без проблем? — подумал Боцман. — Нет, вы их не ловите потому, что боитесь. И Бороду вы не возьмете, Пастух не даст. Это я так глупо поймался!»)

— Так вот, господин Хохлов, мы просим вас только об одной небольшой услуге. Вот телефон, — плюгавый показал Боцману мобильник. — Вы звоните по одному набранному мною номеру, просите позвать названного мной человека и говорите ему то, что я вас попрошу сказать. Если вы, как вы тут пытались нас убедить, турист, то вам тем более не составит труда выполнить мою просьбу.

— Набирайте, — сказал Боцман.

— Меня радует, что вы оказались столь разумным человеком, — сказал плюгавый, набирая номер. — Вы попросите к телефону Николая Ивановича.

Боцман кивнул.

Ему к уху приставили трубку. Подошла Лариса. Боцман, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, попросил Деда.

— Теперь, — сказал плюгавый, — вы скажете всего одну фразу. Вы скажете: Николай Иванович, отставить выполнять то, что вам приказал Сергей. Ясно?

Боцман снова кивнул. В трубке зашумело, и старчески скрипучий, но все же бодрый голос старомодно произнес:

— У аппарата!

Боцман вдохнул, чтобы успеть все, что надо, сказать, и выкрикнул:

— Николай Иванович! Выполняйте приказ! Немедленно приступайте к выполнению приказа!

И очень удивился, что за этим не последовал удар. Напротив, плюгавый спокойно нажал кнопку отбоя, улыбнулся, сел на табурет, сунул мобилу в нагрудный карман и даже потянулся как-то радостно, что было особенно противно видеть.

• Предыдущая
• 80/107
• Следующая