Псы господни - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 89

• Предыдущая
• 89/95
• Следующая

Прага любила гостей, и Прага жила за счет гостей, продавая им тысячу сортов пива, стекло, музыку и праздник.

Ребята в сгущающихся сумерках дошли понемногу до Карлова Моста, с утра до вечера наполненного туристами, подобно Бродвею или Старому Арбату. Они купили в палатке по бутылке темного, ароматно пахнущего ячменем пива со смешным названием «Поповский козел» и теперь медленно продвигались в гуще людей, прихлебывая из горлышек. Художники уже сворачивали свои переносные галереи. Фотоаппараты вспыхивали каждую секунду яркими сполохами, заставляя на это краткое мгновение застыть роение толпы.

На разных участках моста играли сразу три или четыре ансамбля. Бард-ирландец с девушкой собрал вокруг себя толпу и заставлял ее подпевать себе, устраивал перекличку стран. Из толпы охотно откликались, находя радость в этом утверждении музыкального интернационала:

— Германия?

— Йа-йа!

— Польша?

— Естесьмы.

— Россия?

— Тут! — послышался смех земляков.

Джазмены-старички классического бэнда, которые свинговали неподалеку, казались в сумерках настоящими неграми. Трубач закатывал белки глаз, стоило кому-то из туристов направить на него фотоаппарат.

— Сюда бы Трубача, — не выдержал Муха, — Вот бы кто порадовался.

Джаз-бэнд обогатился на несколько долларовых бумажек, брошенных ими в огромную шляпу, — в поминовение погибшего товарища-музыканта.

Они посидели на траве у воды, праздным глазом поглядывая на пестроту огней.

— Я бы лучше на концерт сходил, — сказал Артист. — Правы все-таки хиппи: «Make love — not war».

— Это что? — поинтересовался Боцман.

— "Занимайся любовью, а не войной", — объяснил Муха.

— Травку и «порошок» им, между прочим, поставляют тоже Амир и Тимур, — заметил Боцман. — Чтоб они занимались любовью на траве.

— В чем-то я завидую им, — сказал Док. — Даже тому, что отсюда они поедут не на стройки комсомола, а в Голландию — покурить официально разрешенную марихуану.

— И кем бы ты был сегодня, если бы вместо политинформаций посещал курильни? — спросил Пастух.

— Не знаю. Скорее всего — никем, а может быть — счастливым беззаботным человеком.

— Сто лет не чувствовал, что отдыхаю, — признался Голубков.

— А вы здесь когда-нибудь раньше бывали, товарищ полковник? — спросил Муха.

— В шестьдесят восьмом, с танковой бригадой, — холодно сообщил Голубков. — В звании лейтенанта.

— А я на Чесне рыбачу, когда захочу отдохнуть, и ничем не хуже. Приезжайте, — позвал Пастух.

— Ушицу сварганим, — поддержал Муха.

— Все, кто вернется, — отметил Артист.

— Что-то ты нервный стал, Семен, — проговорил Док. — К работе эмоции примешиваешь.

— А ты не примешиваешь?

— Когда работаю — нет, — резко ответил Док. — Это потом я могу думать, ненавидеть, гордиться собой. А во время работы я спокоен, как машина.

— Многие и потом ни о чем не думают, — сказал Пастухов. — И вообще никогда не думают.

— Вам, ребята, замполит нужен, — сказал Голубков. — Вот всем хорошая группа: инициативная, надежная, профессиональная, самостоятельная, а чего-то вам не хватает... Или, наоборот, что-то у вас лишнее...

Док посмотрел на полковника:

— Вы, Константин Дмитриевич, хотите невозможного. Если группа способна на самостоятельные действия, значит, она совершает мыслительные процессы. А человек не может думать только в строго отведенных рамках. Он начинает думать обо всем на свете. Даже, представьте, о начальстве и его приказах. Как это ни печально...

— Спокойно, — остановил его Пастух. — Действия начальства, если будет желание, обсудишь у меня на Чесне после выполнения боевого задания.

— Наверное, нелегко бывает нас прикрывать перед Нифонтовым, — пытаясь смягчить возникшую неловкость, заметил Муха полковнику, снова нарушая тонкости субординации.

— И это не нашего ума дело, — отрезал Пастух.

— Вы — самая результативная группа из всех, с которыми я работал, — сказал Голубков. — Думайте, ребята, о том, чтобы и в ближайшие дни вернуться с результатом. И с целой головой. Но в первую очередь — с результатом. Так обстоят дела на этот раз.

— Это понятно, как божий день, — ответил Боцман. — Считай, кашу эту мы сами для себя заварили.

— Это не так, — возразил Голубков. — Дудчик давно готовил предательство, и каша эта заваривалась без вашего участия. То, что вы оказались в самой гуще, дает нам некоторые преимущества. Без вас мы могли бы и до сих пор не знать о существовании Амира и вообще работать вслепую.

— Может быть, позвонить этому Игорю в посольство? — предложил Пастухов. — Сумеет ли он все приготовить?

— Я уже связался с Нифонтовым, — сказал Голубков. — Так что Заславский, думаю, уже получил от своего начальства накачку на полную катушку.

Группа отдыхала, потом неспешно добиралась до гостиницы в позванивающем трамвайчике. Они не знали, как в Праге рассчитываются за проезд, и не купили проездные талончики, на которых другие пассажиры бойко отмечали в специальных автоматах дату и время посадки. Так что ехали зайцами. Боцман, отвечавший за общую кассу группы, прикидывал, хватит ли у него чешских крон, чтобы оплатить штраф за шестерых, и возьмут ли контролеры доллары. Впрочем, оказалось, что в Праге никто зайцев не ловит.

Голубков размышлял по дороге о том, что в группе давно назрел кризис. Это видит генерал Нифонтов, это видит он сам, это не секрет для командира группы Пастухова и для глубоко мыслящего Дока. В американской группе специального назначения с каждым из бойцов бесконечно занимался бы штатный психоаналитик, без его допуска ни одного из людей не отправили бы на задание, им старались бы обеспечить отдых и психологическую разгрузку... А, что там рассуждать об Америке...

Их акция против спицынских «беспредельщиков» отчетливо показала, что группа склонна рассчитывать в этой жизни только на себя, занимать при первой же угрозе их братству «круговую оборону». Хотя со стороны могло показаться, что их участие в таджикской операции свидетельствовало, наоборот, о желании и готовности со всей ответственностью нести службу. По-видимому, группа Пастухова находилась на каком-то важном этапе, переломе.

• Предыдущая
• 89/95
• Следующая