Хроники Нарнии. Том 2 - Льюис Клайв Стейплз - Страница 53
- Предыдущая
- 53/83
- Следующая
Разумеется, весь сегодняшний день я провел в постели.
7 сентября. Сегодня подул небольшой ветер, но — с запада. Смогли продвинуться на несколько миль дальше на восток, частью на веслах, частью под парусом, который Дриниан приладил на то, что называется “аварийной мачтой". Это просто бушприт, который они поставили торчком и привязали (они это называют — принайтовили) к пеньку настоящей мачты.
По-прежнему страшно хочется пить.
8 сентября. Показалась земля. Очень высокая гора вдали на юго-востоке.
10 сентября. Гора становится все больше, видна уже отчетливее, но до нее еще страшно далеко. Сегодня снова появились чайки, в первый раз с тех пор, как... впрочем, я уж и не помню с каких.
11 сентября. Наловили немного рыбы и приготовили обед. В 7 часов вечера бросили якорь в одной из бухт этого гористого острова. До берега всего шесть ярдов, но этот идиот Каспиан не позволяет нам сойти с корабля, потому что, дескать, стемнело, а он, понимаете ли, боится дикарей и диких зверей. Хорошо еще, что на ночь всем выдали двойные порции воды..."
Приключения путешественников на этом острове были связаны, главным образом, с Юстасом, но, к сожалению, мы не можем рассказать о них его словами, потому что после 11 сентября ему пришлось надолго прервать записи в своем дневнике...
Утро выдалось серое, небо сплошь затянули облака, но жара не уменьшалась. Когда рассвело, путешественники увидели, что находятся в заливе, окруженном такими высокими и обрывистыми утесами, что тут скорее подошло бы слово не “залив”, а “фьорд".
Перед ними был едва ли не единственный участок низкого, ровного берега, за которым тянулась полоса ровной земли с тесно разросшимися высокими деревьями, напоминавшими кедры. Из рощи вытекал стремительный поток. Дальше поверхность острова круто вздымалась вверх к неровному иззубренному гребню, позади гребня что-то смутно темнело, наверно, та самая гора, которую они видели издали. Она круто уходила вверх к пасмурному небу и серым облакам, окутывающим ее вершину. Обрывистые утесы по обеим сторонам залива то тут, то там пересекались вертикальными белыми полосами. Это, по-видимому, были водопады, хотя отсюда не слышалось никакого шума и нельзя было разглядеть движение падающей воды. По правде говоря, место было уж слишком тихим, а вода в заливе — гладкой, как стекло. Вид, представший перед ними, был бы очень красив на картине, в реальности же производил несколько странное и гнетущее впечатление. Похоже, остров не очень радовался нежданным гостям.
Весь экипаж корабля на двух баркасах направился к берегу. Сначала все вдоволь напились в реке, потом искупались в ней, потом поели и отдыхали, пока Каспиан не отдал приказ браться за работу. Четырех человек послали охранять корабль, остальным нашлась работа на берегу.
Первым делом на берег переправили все пустые бочки и бочонки, какие нашлись. Поврежденные, те, что еще можно было починить, починили, все наполнили водой и перевезли обратно на корабль.
Потом начали искать дерево для новой мачты. Лучше всего для этой цели подошла бы сосна, хорошо, если удастся разыскать ее на этом острове. Группа моряков принялась чинить паруса. Организовали охотничий отряд — настрелять на острове дичи, чтобы пополнить запасы пищи для дальнейшего плавания.
Кроме того, надо было выстирать и починить одежду, исправить множество мелких повреждений на корабле. Теперь, когда они смогли взглянуть на “Утреннюю зарю” со стороны, стало очевидно, что она ничем не напоминала тот изящный, великолепный корабль, который всего несколько недель назад покинул Узкую Гавань. Это была калека с облупившейся краской, сломанной мачтой и наскоро, кое-как залатанными снастями. Не корабль, а скорее остов корабля, потерпевшего кораблекрушение. И офицеры с матросами были под стать своему кораблю: истощенные, бледные, с покрасневшими от долгой бессонницы глазами, а уж одеждой своей все они вообще смахивали на огородных пугал.
Юстас лежал под деревом и слушал, как намечались планы предстоящих работ, и чем дольше вслушивался, тем чаще билось его сердце. Получалось, что даже здесь не удастся по-человечески отдохнуть. Первый их день на этой долгожданной земле будет целиком заполнен работой, и не менее тяжелой, чем на море. В голове его возникла восхитительная мысль: сейчас никто на него не смотрит, все ушли в разговоры о своем драгоценном корабле, как будто и в самом деле эта дьявольская посудина им дороже всего на свете. Почему бы ему не воспользоваться подходящей минутой и не смыться отсюда? Он прогуляется по лесу и, зайдя вглубь, найдет себе местечко повыше, ведь на горе воздух должен быть прохладнее и свежее, чем в этой парилке. Там он выспится как следует и вернется к остальным, когда те уже закончат свою дневную работу.
Юстас сразу почувствовал уверенность: это как раз то, что нужно. Единственное, что от него требуется, — соблюдать величайшую осторожность, чтобы и впрямь не напороться на каких-нибудь диких зверей, да не терять из виду корабль и залив, чтобы легко было отыскать дорогу назад. Ему совсем не улыбалось остаться одному на этом чужом острове.
Мальчик немедленно привел свой замысел в исполнение. Тихонько встав, он направился в самые густые заросли, изо всех сил стараясь идти как можно медленнее, будто слоняясь без цели; он даже слегка пошатывался из стороны в сторону, чтобы, поглядев на него, все подумали — он просто решил немножко поразмять ноги. Его удивило, как быстро позади стихли голоса и как сразу его окружили тишина и душная, темно-зеленая лесная мгла. Юстас понял, что можно идти побыстрее, шаги его стали решительнее, и назад он уже больше не оглядывался.
Вскоре лес кончился, и прямо перед ним вырос склон, круто уходящий вверх. Трава стала сухой, ноги скользили по ней, но он упрямо поднимался вверх, помогая себе руками. Дышать становилось все тяжелее, приходилось то и дело отирать пот со лба, но горе-исследователь упрямо карабкался вверх. Это, кстати, говорило о том, чего сам Юстас еще не осознавал: несколько недель плавания и даже тот малый труд, который он позволял себе, принесли уже некоторую пользу. Прежний Юстас, чадо Гарольда и Альберты, выдохся бы через каких-нибудь десять минут и отказался бы от дальнейшего восхождения.
Продвигался он медленно, несколько раз отдыхал, но, в конце концов, вскарабкался на гребень. Он ожидал, что отсюда перед ним откроется вид на центральную часть острова, но облака успели опуститься так низко, что впереди ничего нельзя было разглядеть; а с моря навстречу им тянулся туман. Юстас уселся на землю и огляделся. С высоты залив казался совсем маленьким, а море простиралось к западу на много миль. Вдруг туман наполз на него и сомкнулся вокруг — густой, но совсем не холодный. Юстас улегся прямо на землю, повернулся спиной к морю — именно в таком положении, ему казалось, он сможет наконец насладиться полным покоем...
Правда, если он и наслаждался, то очень недолго, потому что впервые за всю свою жизнь вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. Он даже не заметил, как в нем возникло это чувство, пока вдруг не спохватился, сколько же прошло времени. Его окружала глухая и вязкая тишина, не было слышно даже слабого шороха. В голову пришла мысль, что он мог, незаметно для себя, пролежать здесь уже много часов. И все могли уже уйти! Тем более, какая работа в такой туман? А может, они специально дали ему отойти подальше, чтобы избавиться от него? Бросить его здесь! Юстаса охватила паника, он вскочил и начал поспешно спускаться.
Вначале он спешил и, чтобы поскорее вернуться на берег, скатывался по крутым травянистым откосам, порою на несколько десятков футов. Потом ему пришло в голову, что таким образом его может занести слишком далеко влево, а поднимаясь, он заметил с той стороны пропасть. Поэтому он вернулся немного назад, ближе к тому месту, откуда начал спуск, разумеется, насколько это было возможно определить в таком тумане. Затем снова начал спускаться, теперь стараясь забирать вправо. Тут, как ему показалось, дело пошло намного веселее, хотя спускался он очень осторожно и видел склон перед собою не дальше, чем на два шага. По-прежнему вокруг стояла мягкая, ватная тишина. Не очень-то приятно в таких условиях продвигаться вниз шаг за шагом, но внутренний голос все время твердил ему: “Спеши, спеши, спеши!” С каждой минутой он все больше утверждался в ужасной мысли: его хотят бросить. Если бы он лучше понимал Каспиана и юных Певенси, ему, конечно, и в голову не пришло бы, что они способны на такую злую шутку. Но он так долго старался убедить себя, будто они сущие дьяволы в человеческом обличье, что преуспел в этом.
- Предыдущая
- 53/83
- Следующая
