Их было семеро… - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 22
- Предыдущая
- 22/95
- Следующая
— Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!
Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он повернулся к майору:
— Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть. ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат — молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там электричкой до Москвы.
— Где же они будут жить? — спросил я.
— Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?
— Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача — телефоны.
— За сколько ты их сможешь собрать?
— Ну, дня за три.
— Отставить. День — на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию. Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.
— Больно ты шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А Боцман вообще в Калуге.
— Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом выедешь, быстро обернешься.
— А загранпаспорта, визы, билеты?
— Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..
В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге, где лежат деньги — остатки моего последнего офицерского жалованья.
— Опять в Чечню? — упавшим голосом спросила она.
— Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.
— Не врешь?
— Разве я тебе когда-нибудь врал?
— А то нет? Всю дорогу. «Рекогносцировка, рекогносцировка»! А потом я узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.
— Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.
— Куда же ее лить, если рта нет?
— Никаких проблем! Можно и через задницу. Как водители-дальнобойщики. Засадил клизму граммов в двести — и запаха никакого, и полный кайф! Извини. Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!
— Да я уж привыкла… В том месте, которое ты назвал Кипром, — там действительно не стреляют?
— Да они и слова такого не знают! — заверил я. — Они сиртаки танцуют, когда им стрелять.
— И что ты там будешь делать?
— Что и все. Танцевать сиртаки.
— Перед отлетом заедешь?
— Не знаю. Может быть. Постараюсь. Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.
— Как же вы будете без меня? — спросил он, и в голосе его была такая тоска, что мне стало не по себе.
— Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, — ответил я. — Но у тебя сейчас другая задача — приходить в норму. Чтобы к нашему возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?
— Так точно, капитан!
— Так-то лучше…
Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую «Волгу», въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную, обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.
Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место. Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками, заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское общежитие.
— Мы сюда баб водим, — с усмешкой объяснил мне полковник Голубков, хоть я его ни о чем не спрашивал.
Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.
В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал «Известия», придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.
При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и положил папку на письменный стол.
— Садись. Вникай. Записей — никаких. Вопросы можешь задавать.
— А где Волков? — спросил я.
— Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.
Я развязал тесемки и раскрыл папку. Вопросы у меня появились довольно быстро, и хотя я понимал, что Голубков ответить на них не сможет, один все-таки задал:
— Свежая информация — от кого?
— Есть там человек.
— Резидент?
— Да.
— В Никосии?
— В Ларнаке. Это на южном берегу Кипра. Объект живет там. Снимает виллу в пригороде на берегу моря.
— Этот резидент — ваш, из Управления?
— Нет.
— ФСБ? Служба внешней разведки?
— Неважно. В этой операции он работает на нас.
— У нас с ним будет связь?
— Нет. У него с вами — будет. Конкретно — с тобой. Если позвонят и попросят Сержа — это он и есть. Так что насчет информационного обеспечения не беспокойся.
Насчет этого я не очень и беспокоился. Беспокоило меня совсем другое.
— Шесть человек на это дело — не слишком ли много?
— Начальство решило — нет. Ты что, не хочешь дать своим ребятам немного подзаработать?
— Немного — не хочу, — ответил я. — Хочу — много.
Голубков усмехнулся:
— Тем более…
В начале девятого я покончил с документами и закрыл папку. Голубков отнес ее на кухню и передал штатскому. Тот спрятал папку в кейс, защелкнул замки и вышел из квартиры. И все это — без единого слова.
Ровно в двадцать пятнадцать стукнула входная дверь и вошел Волков. Видно, и у него был свой ключ. Он был в светлом летнем костюме и почему-то не в надетом, а лишь в наброшенном на плечи легком плаще. После нашей встречи в Грозном, в кабинете командующего армией, он нисколько не изменился. Да и с чего бы, времени-то всего прошло чуть больше двух месяцев. При его появлении Голубков встал. Поднялся и я — сработала многолетняя армейская привычка.
— Добрый вечер, — поздоровался Волков.
— Здравия желаю, — ответил Голубков. — Познакомьтесь, Анатолий Федорович. Это Сергей Пастухов.
— Мы знакомы. Садитесь, товарищи. Рад, Пастухов, что вы согласились поработать на нас. Не сомневаюсь, что ваша команда справится с этим делом. У вас есть вопросы ко мне. Задавайте. Все. Потому что больше мы с вами не встретимся.
Я начал с главного.
— Что будет с Назаровым, когда мы доставим его в Москву?
— Не в Москву, — возразил Волков. — Ваша задача — переместить его в Россию. А еще точнее — на польско-белорусскую границу в указанном месте.
— На польско-белорусскую границу? — переспросил я.
— С детальной разработкой он еще не знаком, — объяснил Голубков Волкову.
— Понятно, — кивнул тот.
— И все-таки, — повторил я. — Рано или поздно он окажется в Москве.
Волков, видимо, понял, что — хочет он того или нет — отвечать на мой вопрос придется.
— Попробую объяснить. Хоть это и не мой вопрос. Как вы, надеюсь, поняли из этих документов, — указал он взглядом на письменный стол, словно бы на нем еще лежала серая папка, — наш объект — фигура весьма крупного масштаба, человек, широко известный и популярный на Западе и в среде нашей либеральной интеллигенции, с прочным имиджем деятеля демократического толка.
— Я и раньше об этом знал, — заметил я.
— И как вы оцениваете его деятельность?
— Насчет всей деятельности — не скажу, не в курсе. Но он мне нравится. А вам?
— Я отдаю должное его организаторским способностям и умению мыслить государственными категориями, — уклонился Волков от прямого ответа. — Так вот, разногласия нашего объекта с Борисом Николаевичем Ельциным уже давно дают недоброжелателям на Западе и оппонентам внутри страны возможность трактовать их как отход президента от провозглашенной им политики реформ. После неудачного покушения на господина Назарова наши контрагенты усилили пропагандистскую кампанию, обвиняя высшее руководство страны в попытках возродить практику политического террора. Понятно, что это наносит ущерб престижу России и мы не можем с этим мириться.
- Предыдущая
- 22/95
- Следующая