Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 25
- Предыдущая
- 25/136
- Следующая
Технологически, если бы деваться было некуда, вырвать глотку Полянкину и проткнуть кадык его сопровождающему — несложно. Полянкин и те, кто с ним, явно в этих делах не профи. Мое главное оружие — усыпляющая чужаков беззащитность — всегда при мне. Одна вот беда: что-то стал я такой чувствительный, что мне мой ножик, если начистоту, нравится больше всего как раз тем, что на нем пока ни капли человеческой крови. По крайней мере, той, о которой бы я знал. О его бывшем хозяине не сожалею, потому что он начал первый, да еще так шустро, что разбираться было некогда. Не в том самая мука, что убивать нехорошо и что жить убийцей тошно. А в том, что ничто другое меня так не заводит, как искусство нападать и ускользать. В схватке, в броске на штурм, в уходе от погони, в хитрости, с которой морочишь противнику голову. Есть азарт и адреналин. Это интересно. А вот в нудном ожидании, пока ситуация созреет, для меня только тоска и нервотрепка. Тут я пас, тут я слаб...
Я думаю, в эти дебри самокопания завели меня голод ну и тоска из-за отсутствия рядом какой-нибудь теплой, мягкой подруги. И еще из-за той гадости, которой меня давеча напичкал юный химик Полянкин. В том, что в кофеек он мне что-то добавил, сомневаться не приходилось. Только этим могу объяснить и странную свою вялость, и покорность, и сам мертвый сон в незнакомом, опасном месте.
Я почти скулил мысленно от голода и скуки когда, наконец мягко клацнул запор. Пришел за мной не Полянкин, а тучный, очень бледнокожий мужик: метр семьдесят пять — семьдесят шесть, лет сорока пяти. Одет, естественно, в камуфляж. Не профессионал, но кой-какой опыт тюремщика у него проявлялся.
Двигался он легко, несмотря на комплекцию, и по шелестящему звуку его шагов я узнал в нем того, кто вчера подстраховывал Михуила. Кивком пригласив на выход, он посторонился" поглядывая на мои руки и ноги опасливо и с тем предвкушением наслаждения властью, которое свойственно тюремщикам. Им в кайф подраться с тем, кто заведомо слабее и беззащитен. Тюремщики особые люди. Узаконенные рабовладельцы. Вот и этот выжидательно потаскивал толстыми пальцами специальную электрифицированную дубинку. Ткнешь такой — и человека скрючит от удара тока. Потом ею же можно и по голове, и по ребрам, и по почкам. Менты называют это свое орудие производства «сывороткой правды». Чтобы он не пустил ее с перепугу в ход, я изо всех сил постарался продемонстрировать, какой я милый, забавный и совсем безопасный паренек.
— ...Знаешь, кореш, а твой полнокровный облик меня радует, — дружелюбно зубоскалил я по дороге, старательно делая вид, что не помню, куда и когда надо поворачивать. К тому же приходилось маскировать внимание, с которым я высчитывал шаги от поворота до поворота. Проверял свои вчерашние наблюдения. — Похоже, если судить по тебе, что голодом здесь не морят... Кстати, а не ты тут за повара?
— Не-е, — вырвалось у него хрипловато, и я, не давая ему понять, что любое общение с охраняемым обезоруживает охраняющего, перебил:
— И правильно! Картошку лучше есть, чем чистить. Уж я-то ее в армии наскоблил — даром что в стройбате числился... Тебе вот кирпичи класть приходилось? А?
Моя гулкая и тупая после химии голова упрямо бастовала, не желая заниматься арифметикой. Но некий воспитанный тренировками диктатор во мне настаивал, и мозг, чуть ли не скрипя от натуги, подчинялся. Суммировал: от люка до фальшивой кладки на петлях — полтора метра, секунда из-за высоких порогов; ширина коридора напротив входа — полтора метра; налево до первого поворота — одиннадцать метров, три секунды, пока не разогнался. Считать, запоминать, болтать и слушать одновременно трудновато, но выбирать не из чего. Бестолковка у меня одна-единственная, приходится обходиться ею.
— Не-е, я — фрезеровщик... — не без гордости признался конвоир.
— Да ты че? Это — да, это — квалификация, братишка. А я в стройбате не столько клал кирпичи, сколько тянул, что подвернется. Сечешь? Тоже — профессия. Ox! — Преувеличивая слабость, я оперся на стенку.
Прикинул краем глаза высоту, на которой приделана под потолком телекамера, и минимальную мертвую зону под ней.
— Видал, меня уже шатает с голодухи? По приказу отцов-командиров, говорю, тырил стройматериалы. Им ведь на дачки-гаражики много чего нужно было. Вот и грузили, и возили, и ложили без передыху... Так что с картошкой даже в наряде без очереди было лучше. Тепло, светло, болтаем. Кто-то и за бутылочкой слетает.
Тут мой сопровождающий так выразительно сглотнул слюну, что и нарколога не нужно было, чтобы понять, какие такие фрезы он предпочитает всем остальным.
— Ох, люблю я беленькую под картошечку! Потную, из холодильничка... — развивал я тему по молчаливой просьбе горячо сопереживающего слушателя. — А если еще огурчики да с грибочками!
Тут я мечтательно прервался, поскольку мы почти дошли до поворота к гостиной. Хозяин ждал нас именно там — сидел на диване вальяжный, распаренный, точно из бани, смаковал папиросу и прихлебывал пивко из весьма, к слову, антикварной кружки. Тут же стояла и бутылка водки. Таким умиротворенным, будто после бабы, я Полянкина еще не видел.
— Добрый день, Олег. — Он радушно кивнул и хитровато спросил:
— С провожатым не познакомился? Нет? Молодец, — похвалил он неизвестно кого и вежливо представил нас друг другу:
— Это — Сергей. Сережа, а это — Олег Федорович, наш будущий герой и сподвижник. Так что поесть ты ему принеси побольше и на тарелке. Кофейку прихвати. Наш Олег кофеек предпочитает. Ну иди-иди.
Бедный Сергей очнулся от транса, в который впал, увидев на столе водку, и, неуверенно покачиваясь, вернулся куда-то в глубины полянкинских руд. Не профессионалы мои тюремщики. В смысле — самоучки. Но опыт в повадках просматривается. Специфический, мне непонятный. Сергей очень похож ухваткой на тюремщика, но все-таки не тюремщик. И не охранник. А кто ведет себя как тюремщик, но таковым не является? Не знаю. И почему вдруг этот скопидом стал так благодушен? Может, он уверен, что додумался, как меня повязать? Или думает, что сообразил, на чем я непременно спасую?
— Пивка, Олег, хочешь?.. Ну как хочешь. Посмотри пока вон там, на столике. Раскурочили-таки мы твой чемоданчик. В тот самый момент, когда часики кварцевые последние минуты тикали! Почти полкило взрывчатки. Знаешь, как бы тут все разнесло? Так что с тебя причитается.
- Предыдущая
- 25/136
- Следующая
