Маленькая леди - Тальбот Сонда - Страница 13
- Предыдущая
- 13/34
- Следующая
– А я не хочу. – Джим смотрела на него уже с нескрываемой злостью. – Не хочу и не буду носить девчачьи шмотки. Я прекрасно обходилась без них все это время…
Вот задача… Майлса прошиб холодный пот. С Джим сложно было поспорить – ведь правда же обходилась… И обойдется впредь… Только в обществе никогда не поймут девушку, которая одевается как парень… Как же объяснить это Джим? Для того чтобы она надела эти вещи, нужна серьезная причина. Какую же причину должен привести Майлс? Ну думай же, Майлс, думай… Для этого тебе и дана твоя светлая голова…
– Послушай, Джим… – Майлс выдавил из себя улыбку. – Тебе не обязательно ходить в этих «шмотках» всю жизнь. Ты будешь носить их только три месяца. А дальше – тебе решать, в чем ходить. И потом, почему бы тебе ни попробовать? Это разнообразит твой опыт…
– А почему бы тебе не нарядиться в девчачьи шмотки?! – вспылила Джим. – Натяни-ка туфли на каблуках! Напяль на себя пиджак цвета детских какашек! – Одна из девиц, окружавших Джим и Майлса, прыснула. – Ты тоже сможешь… разнообразить опыт!
– Если ты заявишься на ужин в этой своей куртке и нелепом шарфике, тебя на смех подымут! И все твое обучение будет напрасной тратой времени! Неужели ты не можешь этого понять?!
– Мой шарфик – вовсе не нелепый! Он – хиповский!
– Боюсь, моя дорогая Джиллиан, этого никто не оценит, – ехидно усмехнулся Майлс и сам себе удивился. Неужели в этой дурацкой ситуации он еще может ехидничать? Впрочем, что ему остается?
– Я не Джиллиан, я Джим! – Джим вспыхнула и метнула в его сторону ядовитый взгляд.
Майлс понял, что она серьезно оскорбилась. Теперь он знал, какой кнут может подействовать на эту упрямую девчонку.
– Обещаю тебе: если ты не наденешь эту одежду, то я постоянно буду называть тебя Джиллиан. Так и останешься для меня Джиллиан. Джиллиан, – со смаком повторил Майлс, чувствуя, какое недовольство вызывает у Джим ее имя, произнесенное вслух. – Не валяй дурака, Джим, – добавил он уже мягче. – У нас с тобой – трудная задача. И мы должны выполнить ее вместе. Ты ведь уже взрослая, неглупая и понимаешь, что к чему.
Вот так. Вначале кнутом, а потом пряником. Только таким способом можно добиться хоть чего-то от этой упрямой девчонки. Джим и впрямь присмирела. То ли она действительно испугалась обращения «Джиллиан», то ли упоминание о ее возрасте и уме сделало-таки свое дело…
– Ладно, – сдалась она. – Только не вздумай называть меня «Джиллиан»! – Джим даже скривилась, выговаривая собственное имя. – Я буду носить эти шмотки ровно три месяца. И ни днем больше.
– Только три месяца, – подтвердил Майлс. – Вот и умница. А теперь марш в кабину – переодеваться…
Джим насупилась и побрела с одеждой в кабину. Девушка, хихикавшая над словом «какашки», подсунула ей еще и коробку с туфлями. Майлс вытащил платок и утер лоб. С него семь потов сошло, пока он уговаривал эту вредную девчонку. Но кто говорил, что будет легко?..
Обступившие его девушки наперебой начали утешать его и давать советы. Майлс слушал их вполуха, дожидаясь появления Джим. Он боялся, что новая одежда будет сидеть на ней так же нелепо, как и старая джинсовая куртка с «хиповским» шарфиком… Но Джим, которая вышла через несколько минут, полностью опровергла его опасения.
Она выглядела сногсшибательно. «Клево», как выразилась бы сама Джим. Пиджак сидел на ней как влитой. Он изящно облегал красивую маленькую грудь, приоткрывал впадинку, разделявшую груди, – это выглядело не вызывающе, но очень сексуально. Юбка подчеркивала тонкую талию Джим, мягко лежала на бедрах и выгодно открывала стройные ножки девушки. Цвет наряда превосходно оттенял зеленые глаза Джим. Теперь они казались по-настоящему загадочными и такими яркими, как будто в них были вкраплены все самые зеленые камни мира.
Майлс почувствовал глухое волнение, разраставшееся внутри. Он смотрел на Джим, не в силах оторвать от нее восхищенного взгляда. Она была прекрасна, нет… Она была восхитительна… Жадеитовый огонь прищуренных глаз, пухлые губы, которые способны довести мужчину до безумия… Куда подевалась та Джим, которая минуту назад напоминала мальчишку-подростка? Теперь это была женщина-пламя, женщина-огонь, женщина-страсть… И эта женщина зажигала внутри Майлса чувство, которому он совсем не хотел поддаваться, – желание… Так она словно наказывала Майлса за то, что он был с ней резок, обращался с ней, как с непослушным ребенком, не хотел понимать ее. Впрочем, все это были домыслы, и Майлс прекрасно понимал, что у Джим и в мыслях не было того, что он только что насочинял. Вдруг он почувствовал мучительный стыд и за свое дикое желание, и за глупые мысли…
– Ну что таращишься?! – выпалила Джим, все еще злясь на Майлса. – Правда же я выгляжу как идиотка? – поинтересовалась она у обступивших ее девушек. – Форменная дура… На Тоск-стрит меня бы на смех подняли…
Девушки загалдели и, перебивая друг друга, начали расхваливать Джим:
– Просто чудо!
– Восхитительно!
– Такая хорошенькая!
– Все мужчины будут у ваших ног!
– Присоединяюсь к общим комплиментам. – Майлс даже отвесил Джим поклон в знак восхищения. – Но что же, ты так и будешь стоять у кабинки? Может, пройдешься?
– Пройдешься? Легко сказать, Волосатый! – пробурчала про себя Джим.
Ей такого труда стоило надеть на свои ноги эти ходули! А теперь Майлс предлагает еще и пройтись в них. Она же не циркачка, в конце-то концов. Джим, сколько себя помнила, всегда носила кроссовки. Она разве что не родилась в них… Но разве может Джим объяснить это Волосатому, который смотрит на нее своими медовыми глазищами и улыбается так, как будто она испекла ему торт ко дню рождения?
Джим испустила глубокий вздох. Ничего не поделаешь. Раз уж она вырядилась в эти шмотки, придется учиться их носить… Стараясь не обращать внимания на Майлса и девиц, глазеющих на нее, как на ребенка, делающего первые шажки, Джим сосредоточилась на ненавистных каблуках. Шагать было больно. Будто в ноги впивались какие-то невидимые иголки. Да еще и неудобно. Джим носило в разные стороны. Она боялась, что упадет на глазах у Майлса и сломает себе ноги. Шаг. Еще шаг… И еще один шажок… Джим подняла глаза, чтобы торжествующе взглянуть на Майлса, но сделала это напрасно. Один неверный шаг, и ее нога, обутая в «ходули», поскользнулась на полу, покрытом гладкими плитками.
Случилось то, чего Джим боялась больше всего: она упала прямо под ноги Майлсу. Пытаясь соскрести свое тело с белоснежных плит, Джим не чувствовала боли. Она ощущала только стыд. И от этого стыда на ее глаза навернулись слезы. Съежившись, Джим ждала взрыва хохота. Особенно громко, наверное, рассмеется Майлс, подумала Джим. Уж ему-то есть над чем посмеяться: жалкий заморыш, которого он вытащил из трущоб, грохнулся у всех на виду, растекся, как желе, по полу… Но Джим не заплачет. Ведь она не хочет, чтобы Майлс и эти девицы видели ее глупые детские слезы…
Но, к великому удивлению Джим, никто не засмеялся. Майлс наклонился к ней без тени улыбки на лице и протянул ей руку. В его золотисто-коричневых глазах, которые сейчас казались Джим почти желтыми, светилась тревога. Он волнуется из-за меня! – догадалась девушка и доверчиво вложила свою маленькую ладонь в его руку. Рука Майлса оказалась неожиданно теплой. А Джим почему-то казалось, что его рука непременно должна быть холодной, такой же, как он сам. Но ей было приятно, что она ошиблась. Потому что прикосновение к этой теплой руке, которой Джим доверилась, не только помогло ей подняться, но и наполнило ее душу нежным, светлым чувством. Теперь она не казалась себе одиноким зверьком, загнанным в ловушку. У Джим вдруг возникло ощущение, что рядом с ней появился человек, который поможет ей, укроет от бед. И это доверие, это прикосновение, это тепло – все казалось Джим удивительным и таким приятным. Она еще раз заглянула в глаза Майлса и, улыбнувшись, ответила его обеспокоенному взгляду:
– Мне ни капельки не больно.
– Слава богу. А я испугался, что ты вывихнула себе ногу. – Джим уже поднялась, но Майлс по-прежнему держал ее руку в своей. – Может, на всякий случай, я вызову врача?
- Предыдущая
- 13/34
- Следующая
