Спортсмены - Гладков Теодор Кириллович - Страница 7

Но от сознания собственной правоты не становилось легче.

За кулисами Иван Максимович узнал, что Рауль ле Буше, тренировавшийся с сербом Антоничем целых три месяца, всякий раз натирался оливковым маслом. Так делают в турецкой силовой борьбе и поныне. Впитавшееся в кожу масло стало выделяться вместе с потом. Непосредственно перед схваткой с Поддубным француз не натирался, но, говорят, кожа становится очень жирна, если даже просто есть много оливкового масла.

И от этого тоже не стало легче.

Иван Максимович был совершенно убит. Он три дня не ел, не выходил из комнаты... Было стыдно... Может быть, не надо было продолжать бороться, а стоило отказаться, заявить протест...

Эжен отправил телеграмму в Петербург с изложением всех обстоятельств... Атлетическое общество тотчас ответило. Оно предлагало Раулю ле Буше бороться с Поддубным вне чемпионата, гарантировав французу приз в 10 тысяч франков в случае победы. Рауль отказался.

Слабых неудачи ломают. Поддубный был сильным человеком не только физически. Он справился с собой и стал ходить в «Казино де Пари» на все остальные встречи. Наблюдал, запоминал приемы. Мало того, он посещал парижские атлетические клубы и учился, учился, учился...

На сороковой день чемпионат закончился. Десять тысяч франков и звание чемпиона мира получил Иесс Педерсен, вторым был Рауль ле Буше, третьим - Збышко- Цыганевич, четвертым - Омер де Бульон.

Спортивная печать Европы уже обсуждала перспективы большого чемпионата, начинавшегося в Москве летом 1903 года.

После своего поражения Поддубный решил было навестить родителей, а потом снова начать бороться в провинции. И уж никак он не мог рассчитывать на сочувствие русской публики.

Но Поддубный ошибался. Москва встретила Поддубного очень тепло. Считаясь с общим настроением, граф Рибопьер подавил раздражение и включил Ивана Максимовича в список участников чемпионата.

Иван Максимович был в своей лучшей форме. Сказывались тяжелые тренировки с Эженом. Прошли усталость и нервная депрессия. Тело казалось легким, хотелось напрячься...

И началась в его жизни полоса удач. Именно летом 1903 года, победив всех своих соперников, он ступил на триумфальный путь, который привел его на вершину всенародной славы.

Но многие еще не верили в мастерство Поддубного. Говорили, что он берет не умением, а природной силой. Иван Максимович никого не разубеждал. Он уехал бороться в провинцию. Каждый день проводил в усиленных тренировках, без конца опробовал виденные им приемы. Изо-, бретал новые.

Впоследствии Поддубный гордо заявлял: «Французскую борьбу в России создал Пытлясинский, развил и улучшил Лурих и окончательно усовершенствовал я». Он перечисляет «швунги, толчки, подрывы», заимствованные из татарской борьбы броски. Свидетели его схваток демонстрируют своеобразные захваты рук противника.

Трудно представить себе что-либо «окончательно усовершенствованное», но даже для такого опытнейшего современного борца, как Александр Иваницкий, некоторые приемы Поддубного оказались откровением.

Разумеется, не все пришло сразу, но уже близился час торжества Ивана Максимовича, час, когда он поверил, что существует на свете высшая справедливость...

Огни цирка Чинизелли ложились сверкающими дорожками на зеркальный лед Фонтанки, отполированный петербургскими ветрами. Господин директор Чипионе Чинизелли, облаченный во фрачную пару и цилиндр, прихрамывая, выходил сквозь строй униформистов на манеж, раскланивался, и под хлопки шамберьера на тырсу выбегали восемь силовых жеребцов завода князя Сан- гушко...

Господин директор Чипионе Чинизелли завидовал успеху парижских чемпионатов борьбы. Но он уже заключил сделку с борцом и антрепренером Шарлем Дюмоном, обязавшимся в начале 1904 года организовать в цирке Чинизелли международные состязания. Были приглашены семь русских борцов и двадцать три иностранных, из которых самыми грозными считались болгарский чемпион Никола Петров и трое французов - чемпион мира Поль Понс, Эмабль де ля Кальметт и... Рауль ле Буше.

Иван Максимович приехал в Петербург одним из первых. Он тренировался в Атлетическом обществе и продумывал каждую предстоящую схватку, не делясь своими мыслями даже с братом Митрофаном, которого навестил в казарме гренадерского полка у Большой Невки.

Поддубный решил не показывать своего умения, в схватках больше защищаться, а не наступать, экономить силы для решающих встреч.

Три тысячи зрителей, ежедневно собиравшиеся в цирк Чинизелли, - и бархатные кресла, и «ненумерованная» галерка - были разочарованы вялой борьбой Поддубного, хотя всякий раз он побеждал. «Я делал искусственное дыхание (нарочно тяжело дышал. - Д. Ж.), показывая, что я борьбу не знаю. Был неповоротлив, неподвижен, и если я ложил противника, то всем казалось, что это случайно».

В публике говорили:

- Поддубный не спортсмен, а медведь. Напорется на хорошего борца, и все...

- Неуклюж, куда ему против французов...

Как-то пришел к нему Митрофан.

- Ты що робишь! Над тобой весь Петербург смеется.

- Побачим, кто будет смеяться последним, - ответил Иван Максимович. - Тут, братишка, не цирк, а чемпионат. Надо голову иметь на плечах. Хай думают, что я разучился бороться...

К финалу чемпионата поражений не имели четверо - Петров, Понс, ле Буше и Поддубный.

Встреча Поддубного с Петровым продолжалась сорок минут. Победил Иван Максимович. И вот как он вспоминал об этой схватке:

«Здесь я уже показал кое-какие приемы, на которые обратили внимание сидящие борцы, говоря друг другу:

- Сперва Поддубный был какой-то чурбан, и вот за короткое время он так хорошо изучил французскую борьбу. Смотрите, какой он даровитый!

А я, стоя в манеже, на все это улыбался».

Как краток и точен Поддубный в последней фразе, словно бы сочиненной им для литературных гурманов. И в ней он весь - со своей крестьянской хитростью, простодушным любованием собой...

До окончания чемпионата оставалось три дня. И две схватки. С Раулем ле Буше и Полем Понсом.

И тут Поддубный узнает о закулисной сделке между устроителем чемпионата Дюмоном и директором цирка Чинизелли. Дюмон получил 24 тысячи рублей на расходы. Из них пять тысяч выделялось по контракту на призы. За первое место - три тысячи рублей, за второе - 1000, за третье - 600, за четвертое - 400. Когда стало ясно, что Поддубный уже вышел на третье место, произошел сговор - Дюмон, как оказалось, организовал чемпионат в компании с французскими борцами, которые решили не давать русскому и болгарину ничего. Они убедили Чинизелли ликвидировать мелкие призы, а победителю чемпионата вручить все пять тысяч рублей: публике, мол, это понравится. Уже и победителя определили - Поля Понса. Раулю ле Буше поручалось либо положить Поддубного, либо вымотать так, чтобы победа Понсу досталась без особого труда.

Иван Максимович рассвирепел. И не только потому, что для профессионального борца призовые деньги - это тот же заработок... Его бесило и настроение публики из первых рядов партера, которая, как он выражался, «нас, русских борцов, не признавала за хороших борцов».

Он решил сломать это настроение. Но не сразу. Словно хороший шахматист, он продумал развитие событий на много ходов вперед.

Зная силу и ловкость Рауля, он не показал ему всей своей силы и умения. Все тридцать минут схватки Иван Максимович следил лишь за тем, чтобы не дать противнику провести ни одного приема. Новая схватка была назначена на следующий день. Решительная. До победы.

В артистической уборной, куда собрались все борцы, Рауль был весел и даже запел... Он был уверен в своих силах.

- Господин Поддубный, когда вы приезжали в Париж, вы были очень сильны... А теперь почему-то совсем не сильны, - сказал Рауль по-французски.

- Вуй, - ответил Иван Максимович, сокрушенно покачав головой, и добавил: - Побачим завтра...

Наступило завтра. Рауль, вдохновленный вчерашним, сразу же набросился на Поддубного. Чувствовалось, что он хочет сломать противника в первые же минуты. Но теперь Иван Максимович тоже не сдерживался. Прием следовал за приемом. Рауль растерялся. От куража его не осталось и следа. На пятнадцатой минуте он попал в «партер». Еще двадцать семь минут ломал и выворачивал его Поддубный, то и дело поминая Париж и оливковое масло. На сорок второй минуте Рауль подал из-под Ивана Максимовича голос. Он хочет, мол, сделать заявление судьям. Но Поддубный не отпускал его.