54 метра (СИ) - Попов Александр - Страница 16

– Откуда вы?

– Из Питера, – замямлили было мы, но увидев его хмурые брови, поправились. – Из Санкт-Петербурга, славного города на Неве, - чем вызвали на его лице новый приступ умиления, словно у милого папашки, узнавшего об отличной оценке своего сына в школе.

– А хотите, я сам прочитаю вам стихи? – и, не дождавшись ответа, выразительно, пропуская через себя каждое слово, прочитал. Это были, бесспорно, прекрасные стихи. В них говорилось о любви и смерти, о чести и долге, о предательстве и верности. Когда он закончил, все захлопали в ладоши (ПАРАМОН похлопал СААВЬЯ по затылку).

– А сколько вам лет? – с небольшим прищуром спросил этот человек.

– Шестнадцать, кое-кому семнадцать, – ответили мы.

– Надеюсь, товарищ капитан не будет противиться, если я устрою вам экскурсию по центру Москвы? – сказал он и посмотрел на нашего офицера.

– Но… понимаете…

– Понимаю, – прервал нечеткую речь Гусар. – Очень даже понимаю. Наверное, это вы не понимаете? Вот, смотрите, – с этими словами он развернул перед носом пИдагога удостоверение, в котором последний, порыскав глазами, судя по выражению лица, прочитал что-то очень важное.

– Но понимаете… они опаздывают… – снова начал оправдываться и мямлить капитан, но снова был прерван.

– Мое звание – полковник. И я приказываю вам, как младшему по званию и служебной лестнице, следовать за мной. Это не отнимет много времени.

– Но… – попытался робко вставить наш даосский монах.

– Если будут проблемы с опозданием, позвоните по этому номеру, – и протянул визитку…

В ту ночь он показал нам Златоглавую какой он видел ее. Лучше любого искусствоведа он рассказывал то об улице, то о квартале, то об интересных событиях, происходивших прямо здесь. Гусар ссылался на источники, даты, имена. Даже характеры участников он описывал в подробностях. Временами он упоминал о своей биографии. Оказалось, что он брал Дворец Амина и участвовал во многих операциях. Но он вовремя переключался на великолепие современной архитектуры. Наверное, информация была секретной. Я смотрел на него, и с каждой минутой мне все больше хотелось, чтобы это он был нашим офицером-воспитателем. Он сильно отличался от офицеров в моем заведении. Скорее он был похож на героя книг, чем на офицера нынешней армии. Что-то в нем было по-отечески заботливое. То, чего мне так сильно не хватало в моих родственных связях. Как ни грустно признавать, но мне не хватало такого ОТЦА. Я уже представлял его верхом на коне в гусарской тужурке, в дыму артиллерии, когда он остановился и, попрощавшись со всеми за руку, ушел. Мне хотелось его остановить, крикнуть вслед: «Стой! Возьми меня с собой! Я хочу каждый день видеть достойных людей, ради которых можно умереть! Будь наставником! Не оставляй меня снова с несоответствующими «офицерами»!» Но это было глупо… Поэтому, глубоко вздохнув, я вернулся к своей реальности, навсегда оставив в своей памяти след об этом человеке…

Длинный Р.S. Этой же ночью наши пьяные офицеры, нуждающиеся в самореализации, отбили мне почки. Просто затащили меня в туалет и принялись избивать, повалив на пол. Никаких требований. Никаких объяснений. Просто били ногами, дыша от усердия на меня кислым водочным перегаром. Втаптывали в кафель своими офицерскими туфлями. Потом на секунду они ослабили внимание, и я с треском рвущейся на мне тельняшки выскользнул в коридор, а оттуда семимильными шагами достиг своей кровати.

Слобоцкий (принципиальный парень из Сибири), увидев меня, спросил:

– Что случилось?

Но ответ пришел в виде двух сильношатающихся офицеров, выкрикивающих:

– Попов! Встать! Встать, Попов! Мы еще не закончили!

Две трети класса приподнялись в своих кроватях от шума.

– Что вам от него надо? – спокойно и четко произнес Слобоцкий. – Отстаньте, иначе вам хуже будет. Все встанем разом и поставим вам несколько синяков под глазами, а остальные, куда уж попадем.

– Что, крутой? – спросили мои преследователи.

– Не-а. Сирота, – ответил он. – Нас тут человек десять, все деремся нормально, так что валите.

Глядя на то, как по роте встают один за другим подростки, они немного пригрозили:

– Пиздец вам всем, особенно тебе, Попов, – и шатаясь, ушли к себе в каморку.

– На сегодня поменяемся местами, – сказал Слобоцкий. – Если что, я им ЧРЕСЛА поразбиваю.

Мы поменялись, и я заснул, мучаясь от боли в теле и симптомов всех сотрясений – тошноты. На мне были надеты трусы и тельняшка. Одежда черного и белого цвета - хроника с передовой моей жизни, где неприметные солдатики моей души занимались выживанием…

Р.Р.S. Следующие несколько дней я пИсал кровью, наслаждаясь оттенками розового в писсуаре, еле ходил, с трудом делая каждый шаг, и в свободное время прятался от тех самых офицеров, мечтающих продолжить расправу. В санчасть вслед за мной пришел мой командир и, пошептавшись с врачом, испепелил меня взглядом и ушел.

– И какие жалобы? – поинтересовался врач.

– Доктор, здесь сильно болит, ноет, и я писаю кровью…

– Не выдумывайте, Попов, – перебил он. – Вы, наверное, свеклу едите? Вот от этого и писаете розовым цветом.

– Простите, свеклу здесь не дают на камбузе, – попытался возразить я, но был снова нагло перебит:

– Вы, может, сами покупаете и едите? Кто знает? Вот тебе три таблетки анальгина и иди, занимайся своими обязанностями. Нечего тут косить!

Оставшийся месяц я только и делал, что ел этот анальгин…

Глава 12. «Наши отцы были для нас богами. Если они ошибались, то что уж тогда говорить о БОГЕ?» Чак Паланник, «Бойцовский клуб»

Вот и закончились, казалось, бесконечные дневные тренировки на Тушинском аэродроме, и начались ночные тренировки на Красной площади, оказавшейся более кривой и неровной, чем Дворцовая площадь в Питере. В ночных тренировках участвовали все, кто будет представлять свой вид войск или подразделений. На пятнадцатиминутный перерыв специально привезли и установили на окраине легендарной Red square четыре биотуалета. Раздалась команда: «Разойтись!» И мы все организовали рекордную очередь в желанное место. Не знаю, кто и по каким расчетам поставил именно четыре, а не, например, один нужник для нескольких тысяч человек. Ожидая и подпрыгивая в толпе, я размышлял обо всем этом так: генералы в гигантских фуражках, со всевозможным тюнингом и обвесами, склонившись над картой Красной площади, ведут серьезный разговор. В помещении плотно задернуты тяжелые бордовые шторы. Свет единственной лампочки над столом не достигает штор, и от этого они кажутся в темноте кровавыми. Тень от козырьков головных уборов ниспадает на верхнюю часть лиц присутствующих, и только по редкому блеску понятно, что у них есть глаза. Сигаретный дым выписывает причудливые завитки в свете лампы и замирает, пока следующая струя, выпущенная из чьих-то легких, не разрушает сизую картинку. Жуткая, в общем, картинка с оттенком таинственности. Генералы с отсутствием лицевой мимики и эмоций с помощью калькуляторов, деревянных счет и логарифмической линейки выясняли:

Первое. Какова площадь этого места. И не обращая внимания на уже известный всем результат, приравняли его к условному значению «А».

Второе. Какова сила атмосферного давления на тело военного.

И, не став заморачиваться по мелочам, разогнали тучи одним росчерком пера в каком-то документе, почему-то узрев здесь очевидную связь. Потом пытались вставить значения в какое-то уравнение, чтобы решить. Получилось: Толя должен половину яблока отдать Сереже из-за годовых процентов и роста инфляции (???). Затем генералы приступили к чаепитию с «печеньками» и булочками, совсем позабыв о причине собрания, вздыхая время от времени, вспоминая что-то из прошлого. Карта обогащалась колечками, оставленными днищами кружек. Толик дулся на Серегу из-за половины яблока. Кто-то дремал, приспустив козырек еще ниже и ворочаясь в кресле… Никто и не заметил, как пришел и ушел отдел безопасности, крестиками отметив места, где лучше всего было бы расположить ОМОН. Крестиков оказалось четыре. Попив чай, и снова зависнув над картой, они площадь «А», умножили на «Пи» и разделили на четыре тысячи участников. Извлекши квадратный корень из получившегося, генералы хотели уже перевести все в джоули, но ответ взялся сам собой, когда были замечены крестики…