Хождение встречь солнцу - Бахревский Владислав Анатольевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/29
- Следующая
Сел Семен возле колыбели, стал рассказывать ему свою русскую сказку, о русских сильных воинах, о славном Илье Муромце.
Журчала былина по камушкам будто, вспомнилась Семену русская мурава, ромашки млеют, небо высокое. Прилег Семен возле сына и заснул. Снился ему Любим-богатырь. Взрослый совсем, натягивает тугой лук, кричит:
Хорошо кричит Любим по-русски, а сам в шкурах весь, северный мужик. Загрустить бы Семену, а грусти нет, смотрит на Любима, и по нраву ему могучий сын, чернявый, а с глазами синими, будто лен зацвел.
Наготовив на зиму мяса, наквасив, навялив рыбы, насолив грибов, вернулся Семен Дежнев в Ленский острог и зажил себе неголодно. Корову купил: опять хлопоты, косил траву, поставил на подворье стог сена — забыл походы.
Да в ту пору как раз вернулся из плавания казак Елисей Буза. Ходил по морям да по рекам Елисей пять лет.
Редкий день стоял в Ленском остроге. Солнечный, теплый, и вдруг на сторожевой башне пальнули из пушки.
Люди высыпали на реку встречать незнакомые кочи. Богатого и встречают богато, взял Елисей Буза для себя в долгом плавании тысячу восемьдесят соболей, двести восемьдесят соболиных пластин — хребтовая половина соболя, — четыре собольи шубы, девять собольих и лисьих кафтанов, две ферязи.
От воеводы Петра Петровича Головина вышел Елисей Буза и пьян и счастлив: велел ему воевода везти в Москву соболиную казну. Только Елисей перед казаками не зазнался, пошел с ними в кабак, всех поил и сам пил. Рассказывал о походе пространно, неудач не таил, удачами хвалился, а как же? — удача она и есть удача.
— И вам, казаки, подарочек привез! — кричал Елисей. — Трех юкагирских мужиков. Мужики те с секретом. А секрет их — о реке неведомой Нероге. На той-де реке Нероге, возле морского устья, в утесе над водой, — серебряная руда. Стреляют в утес из лука, и серебряные камни в лодку падают. Сам повел бы отряд, да велел мне мягкую рухлядь, большую царскую казну воевода наш преславный Петр Петрович Головин в стольную Москву отвезти.
— Коль серебро на Нероге, недолго нам в Якутске штаны просиживать, — сказал Стадухин. — Спасибо тебе, Елисей, за твоих юкагирских мужиков, соскучились мы тут без хорошей службы. Слава богу, теперь в путь скоро! Государь-царю без серебра, как нам без хлеба.
— Скоро-то, скоро, да вот кого пошлют, — влез в разговор Семен Дежнев.
— Меня пошлют, — Стадухин гордо, с ухмылкой оглядел казаков. — Ну, а ты не горюй, Семен. Я тебя возьму, уж больно ты здоров уговаривать, самого Сахея уговорил.
На Оймякон, на Колыму
Михаил Стадухин был у воеводы Головина. Петр Петрович встретил неласково. Сам за столом сидел, а гость стоял. Позвал слугу.
— Что принес нам, знатный казак?
— Лисью шубу да одну пластину соболя.
Головин покосился на Стадухина.
— Обеднял, видно?
— Обеднял.
— Я вас всех за ушко да на солнышко. Воруете у государя. Ни один казну без воровства не сдал. Куда просишься? На Не-рогу небось?
— На Нерогу.
— За такую реку, где серебро — лопатой черпай, за службу, которая царю нашему Михаилу Федоровичу угодна и люба, лисью шубу принес? Стыдись, Стадухин. Не видать тебе Нероги. Я добро помню, милостью не обижу, но Нерога — человеку вежливому. Ты у меня пойдешь на Оймякон. Набирай четырнадцать казаков — и с богом.
Михаил Стадухин поклонился до земли.
— Благодарствую, благодетель мой, Петр Петрович, за милость твою.
Головин махнул рукой.
— Пошел, пошел, да попробуй только с Оймякона-то без собольей шубы на мое плечо прийти! — и засмеялся. Пошутил.
А смех жесткий, с намеком.
Не прошло и двух недель, а Михаил Стадухин был готов в дорогу. Дежнев взял с собой жену и Любима, заколотил дом, корову с теленком отвел на корм якуту Манякую. Думал через год вернуться, а судьба по-своему распорядилась. По рекам, по морям, по горам и болотам странствовал Семен Дежнев двадцать лет.
Оружие, одежду, хлеб пришлось покупать на свои деньги. В сто пятьдесят рублей обошелся подъем. А поход был трудный и небогатый.
Холодно на Оймяконе. С реки Момы да с реки Ламы приходили сюда тунгусы, алданские якуты, а коренных людей не было.
О своей жизни на Оймяконе рассказали казаки в пространной челобитной. Вот она:
«Царю и государю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси бьют челом холопы твои государевы ленские служилые люди: Мишка Стадухин, Артюшка Шестаков, Мишка Коновал, Гришка Фофанов, Семейка Дежнев, Вавилко Леонтьев, Вторко Гаврилов, Сергейка Артемьев, Артюшка Иванов, Бориско Прокофьев, Ромашка Немчин, Федька Федоров. В прошлом, государь, во 7149[21] году посланы мы, холопы твои государевы, из Ленского на твою государеву службу на Оймякон-реку к твоим государевым ясачным людям — к якутам, и мемельским тунгусам, и аламунскому тунгусу Чюне ради твоего государева ясачного сбору. Божьей милостью и государевым счастьем с тех якутов и с мемельских тунгусов ясак твой государев на нынешний, на 7150-й год взяли сполна и с прибылью.
В апреле, в седьмой день пришли ламунские тунгусы в ночи войною и казачьих коней побили, и якутских кобыл, и коней побили же и якутов убили пять человек да служивого человека Третьяка Карпова убили, а двух человек ранили, а того Чюну называют холопом. А нынче, государь, служить твоей государевы конные службы не на чем, а в наказе твоем государевом написано, что нам велено проведовати новые земли, а на Оймяконе жити не у чего, никаких людей нет, место пустое и голодное. А которые якуты жили, и они с того разорения пошли на Лену, на старые свои кочевья. Сказывал нам, государь, холопам твоим, якут Ува, что-де есть река большая Мома, а на той-де реке живут многие люди, а тот Оймякон пал устьем в ту Мому. Нынче мы, холопы твои государевы, слышали про ту реку и про те многие люди, пошли на ту реку Мому и тех людей сыскивать — тебе, великому государю, послужить.
Милосердный государь, царь и великий князь Михаил Федорович, пожалуй нас, холопов своих, вели, государь, наше бедное разоренное челобитие принять в Ленском Петру Петровичу Головину да Матвею Богдановичу Глебову да дьяку Еуфимию Филатову, чтоб наша бедность и разорение тебе, великому государю, была ведома и про наше службишко было явно.
Царь, государь, смилуйся, пожалуй».
Открыть новую реку — значило учинить прибыль государю, воеводе и самому себе. Открытие ради бессмертия казаков не волновало.
Колыму открыли в 1643 году потому, что до 1643 года казаков устраивали более близкие пастбища. Но людей в Ленском остроге становилось все больше. Старые казаки из подчиненных вырастали в командиров и, щеголяя друг перед другом, уводили свои отряды на край света и, наконец, достигли его. Когда же эти новые командиры были убиты чукчами, или отосланы с почетом в Москву, или посажены на цепь за воровство, новые простые казаки стали еще более новыми командирами. Им тоже не терпелось открыть какую-нибудь речку.
21
В то время летосчисление велось по библейскому счету, от сотворения мира. Чтобы узнать год по нашему летосчислению, надо отнять 5508 лет.
- Предыдущая
- 10/29
- Следующая