Тайна древнего саркофага - Басманова Елена - Страница 8

• Предыдущая
• 8/68
• Следующая

– Предательство Родины – несмываемый позор. Известно ли это вам, досточтимые господа? – Вопрос он визгливо выкрикнул и икнул. – Пособники антихриста, иуды поганые. И я с вами буду в аду псалмы распевать. Да, да, и не смотрите на меня невинными бараньими глазами! Я раскрыл ваше змеиное логово! Как я мог, как я пал так низко? Кровь славных предков вопиет во мне! Нет мне прощенья!

Он пошатнулся и отошел от забора. Еще раз приложившись к бутылке, незнакомец швырнул ее с силой в ярко-желтый забор, отделяющий его от профессора Муромцева и доктора Коровкина.

– Так и убил бы вас, иродов! – выкрикнул он. – Да мне и одного греха с лихвой хватит! Не отмыться во веки веков! А вам – предрекаю – качаться на виселице! Жаль, что не увижу этого. Так и скажите всем: не хотел, дескать, запутался, слаб оказался, нищ духом!

Последние слова он произнес заплетающимся языком и почти шепотом. Потом замолчал и как бы задумался. Профессор и доктор не сводили глаз с поразившего их субъекта. После небольшой паузы тот скорчился, схватившись обеими руками за голову, потом выпрямился, сунул правую руку в карман – и в следующую минуту в руке его мелькнул револьвер, описавший в воздухе дугу. Раздался выстрел, оглушивший наблюдающих странную сцену мужчин. Пьяный незнакомец рухнул за землю, револьвер выпал из его безжизненной руки.

Доктор Коровкин вышел из столбняка и бросился к самоубийце. Выскочив за калитку, он подбежал к бездыханному телу. В правом виске несчастного зияла огромная дыра, из которой обильно струилась кровь, стекающая по щеке и ушной раковине на дорожную пыль. Платье его также было в крови.

Доктор с минуту смотрел в недоумении на приятное, ставшее спокойно-просветленным, лицо незнакомца, потом заметил, что к нему приближается профессор с намерением поднять револьвер.

– Не трогайте, Николай Николаевич! Нельзя! Надо срочно вызвать полицию!

Оповестить полицию в ближайшее полицейское отделение, находившееся рядом со станцией, послали Прынцаева, который как нельзя кстати появился у муромцевской дачи на своем велосипеде.

Доктор в ожидании полиции взял на себя роль добровольного сторожа, попросив Николая Николаевича принести из дома какую-нибудь простыню, чтобы прикрыть тело несчастного. Елизавета Викентьевна выскочила на звук выстрела, но уже поднявшийся на крыльцо Николай Николаевич увел супругу в дом.

Полиция, против ожидания, прибыла довольно скоро. Доктор Коровкин и профессор Муромцев сообщили крайне озабоченному ленсману все, что им было известно. Из окрестных дач подтягивалась немногочисленная публика, и количество зевак постепенно увеличивалось.

Осмотрев место происшествия и приподняв небрежным, но точным жестом край простыни, ленсман поинтересовался у единственных пока непосредственных свидетелей трагедии – профессора Муромцева и доктора Коровкина: видели ли они когда-нибудь прежде этого человека?

Нет, не видели – твердо заявили оба. И вообще, считают приключившееся на их глазах несчастье случайностью, результатом чрезмерного употребления алкоголя молодым морским офицером. Они постарались пересказать ленсману все те бессвязные нелепые выкрики, которые оторвали их от созерцания подопытных нарциссов. Высокий представительный финн, прилично владевший русским, внимательно слушал и записывал – и даже переспрашивал, уточняя, – неужели в пьяном бреде самоубийцы ленсману виделся какой-то содержательный смысл? Впрочем, полицейский не забыл и извиниться, что в связи с неприятным происшествием господам придется, наверное, еще раз давать показания – судебному следователю. Потом блюститель порядка записал фамилии других свидетелей, видевших, как несчастный шел по поселку.

Когда мертвеца стали наконец поднимать и укладывать в двуколку, за которой послали на вокзальную станцию, ленсман, недовольно хмурясь, проверил карманы покойника. В одном из них оказалась бумага. Отвернувшись от стоявшего рядом доктора, страж закона развернул сложенный вчетверо лист. Спустя короткое время, он вновь сложил бумагу и спрятал ее в карман своего мундира.

– Что там написано? – на всякий случай поинтересовался доктор.

Вместо ответа ленсман пытливо уставился на главного свидетеля происшествия, как бы раздумывая, отвечать на вопрос или не отвечать. Затем он приблизился к доктору и, заглядывая ему в глаза, спросил, переходя на заговорщический шепот:

– Знаете князя Салтыкова?

– Князя.., нет.., не знаю, – забормотал ошарашенный Клим Кириллович, стараясь прогнать прочь нежданно возникший в сознании образ невзрачного попика, просившего его вчера вручить Псалтырь невесте князя Салтыкова.

– И никогда с ним не встречались? – продолжил ленсман.

– Нет. Среди моих пациентов Салтыковы не числятся.

– Ну, так теперь можете считать, что один из них стал вашим пациентом. Покойник-то и есть князь Салтыков, – округлил глаза служитель закона.

– Не может быть! – воскликнул в волнении доктор.

– Может. Теперь неприятностей не оберешься, такая фигура, такая фигура, – мрачно заметил ленсман. – Записочка подписана этим именем. Просит покойничек молиться за его грешную душу.

– Да что ж такое! – воскликнул огорченный и раздосадованный доктор. – Почему это несчастье должно было случиться именно здесь? Почему он не нашел другого места, чтобы пустить себе пулю в лоб! Теперь, небось, поднимется в Петербурге шумиха, газетчики наедут, жить спокойно не дадут.

– Не исключено, – подтвердил представитель власти, пристально рассматривая Клима Кирилловича.

– И без газетчиков никак нельзя? – Доктор представил себе нашествие наглых репортеров, подстерегающих профессора и его дочерей за каждым кустом.

Ленсман в отчаянии махнул рукой и вместе с сопровождающими и мертвым телом князя Салтыкова отбыл с места происшествия.

Доктор Коровкин, предупредив старших Муромцевых, расстроенных трагедией у ограды их дома, отправился на станцию встречать тетушку. Он был чрезвычайно взволнован, и сейчас его радовала возможность побыть некоторое время в одиночестве – осмыслить все случившееся и прийти к какому-то решению.

Итак, вчера у калитки муромцевской дачи ему попался навстречу незнакомый попик и попросил передать Псалтырь невесте князя Салтыкова, которая якобы находилась в доме. Однако никакой невесты там не оказалось. Мура говорила, что в дачном поселке про невесту князя ничего не известно, а здесь все на виду. Но сегодня явился сам князь Салтыков и именно около дачи Муромцевых пустил себе пулю в лоб, угрожая расплатой за некие страшные грехи и обзывая увиденных им мужчин иудами. Случайно или нет, он визжал о том, что будет в аду распевать псалмы? Или так он пытался сказать о Псалтыри, которая якобы принадлежала ему еще вчера? При чем здесь Псалтырь? И имеют ли какое-то значение написанные на ее последней странице слова? Что там такое было нацарапано? «ТСД. Саркофаг Гомера». Бред, явный бред и несуразица. Но зачем же тогда он, доктор Коровкин, умолчал в разговоре с ленсманом о Псалтыри? А если все-таки объявится в ходе следствия салтыковская невеста и скажет, что князь должен был ей передать Псалтырь? А что, если эту Псалтырь начнут искать на даче профессора Муромцева? И обнаружится его обман – вернее, не полная откровенность при проведении следственных мероприятий?

Доктор Коровкин похолодел. Он представил себе, что станет виновником безобразных событий на даче своего учителя, который всегда был так добр к нему и семья которого стала ему почти родной.

Доктор пребывал в некотором смятении. Сказать профессору? Он расстроится, ведь тогда в дом зачастит полиция. Кроме того, признание в умолчании наведет следователей на мысль, что доктор как-то связан с самоубийством. Начнут допрашивать всех – в том числе и отсутствовавших в момент происшествия профессорских дочерей, и Глашу, и неприятного студента Родосского. Доктор Коровкин пришел в ужас. Он не видел никакого выхода из создавшейся ситуации. Он даже начал мысленно бранить себя за то, что не послал к черту вчерашнего попика. Но кто же знал, что безобидная просьба обернется такой бедой?

• Предыдущая
• 8/68
• Следующая