Тайна древнего саркофага - Басманова Елена - Страница 48

• Предыдущая
• 48/68
• Следующая

После сестрорецких улиц Курорт производил впечатление райского уголка. Прохлада ресторанного зала приятно контрастировала с летней уличной жарой. Мужчины расположились за столиком, возле которого цвел рододендрон. Его аромат, подхваченный легким сквознячком, волнами наплывал на собеседников, приятельские отношения которых еще ничто не омрачало, и их завязывающаяся дружба находилась пока в светлой романтической фазе.

Впрочем, господин Гардении, улыбаясь Илье Михайловичу и мысленно отдавая должное его удивительной красоте, все же ни на минуту не забывал о своих недавних подозрениях относительно возможных связей Холомкова с германской или британской разведкой. Стоит ли просить его взять на себя роль секунданта графа Сантамери? Ведь ему придется отправиться в самый эпицентр событий, на дачу профессора Муромцева, вокруг которой бродит агент Сэртэ и не выпускающий его из виду человек Гарденина. Впрочем, скользкая ситуация, возможно, позволит быстрее убедиться в том, чего стоят его опасения о причастности Холомкова к другим зарубежным агентурам.

– Милый Илья Михайлович, – начал Гарденин после того, как официант во фраке при белом галстуке и белом жилете не спеша и с достоинством подал им заказанный аперитив и принял тщательно обдуманный заказ. – Мне очень приятно, что наши пути пересекаются так часто, и, думаю, завтра мы также сможем вместе насладиться чарующим искусством юной виртуозки.

– Да, мне бы не хотелось пропустить выступление Брунгильды Муромцевой. Тем более что – по отзывам меломанов – она избрала для него весьма сложные произведения.

– Я, к сожалению, ничего не понимаю в музыке, в отличие от вас, – вздохнул Гардении. – Мне просто хочется взглянуть на красивую женщину.

Илья Михайлович промолчал – ему тоже хотелось взглянуть на Брунгильду Николаевну, изысканно-благородная красота которой так пленила его когда-то. Он вспомнил момент их знакомства на художественной выставке, ее надменный вид, ее точеную ручку в перчатке, пахнущей розовой водой. О, в то мгновение, когда он задержал в своей ладони ее тонкие пальчики и даже, как бы случайно, погладил их, он почувствовал смятение, волнение, трепет девичьего сердца, хоть красавица и сохраняла неприступный вид. Вот таких женщин Илья Михайлович любил! Его тянуло к ним непреодолимо! Он пускал в ход все свои чары, лишь бы добиться их расположения. Нет, даже не расположения, а лишь единственного мгновения, когда такие вот надменные мраморные красавицы теряют самообладание и под действием его магнетического взгляда, его магнетических прикосновений испытывают первый ожог страсти, и их страсть обращена к одному человеку – к Илье Холомкову... Такой миг стоил дорого. Но, увы, далеко не все женщины владели искусством подобного преображения.

Господину Гарденину пауза показалась несколько затянувшейся, и он подумал, что Илья Холомков что-то недоговаривает всякий раз, как речь заходит о Брунгильде Муромцевой.

– Судя по всему, девушка принадлежит хорошей дворянской фамилии, – рассеянно продолжил, глядя в сторону, Гардении, – может быть, не очень богата, но могла бы составить хорошую партию, красота – тоже капитал, причем немалый.

Илья Михайлович поразился тому, как слова его приятеля совпадают с тем, о чем он недавно думал и сам.

– Я надеюсь, после концерта мне удастся перемолвиться словечком с мадемуазель Муромцевой, – предположил осторожно он, отправляя в рот ложку с консоме итальен, уже доставленным к столу представительным официантом.

– Но можно концерта и; не дожидаться, – неожиданно игриво ответил Гарденин, расправляясь со своей порцией консоме.

– Что вы имеете в виду? – Илья Михайлович старался выглядеть не слишком взволнованным.

– Ах, друг мой, вопрос ваш меня смущает, – признался резидент «Черного капеллана», считающий себя обладателем природного артистического таланта, – и я готов пояснить свою мысль, надеясь на ваше дружеское участие. Вы мне кажетесь тонким и понимающим человеком.

Холомков насторожился.

– Вынужден доверить вам чужую тайну, – перешел на громкий театральный шепот Гардении и, откинувшись на спинку стула, тихо рассмеялся. – Хотя какая уж там тайна? Скоро она станет достоянием всего побережья. Но дело действительно непростое. К тому же может плохо сказаться на репутации красавицы, о которой мы только что говорили.

Илья Михайлович Холомков хотел было возразить, в том смысле, что подобное невозможно, Брунгильда – девушка строгих правил и свою репутацию оберегает тщательно, но вовремя прикусил язык. Только для того, чтобы не молчать, он скривил свои чувственные губы в легкую усмешку и вяло отреагировал:

– Наверное, речь идет о чем-то романтическом и таинственном.

– Илья Михайлович, вы очень проницательны. Что позволяет мне надеяться на ваше дружеское участие. Я говорю не только о понимании щепетильности ситуации, но и о конкретной услуге, которую необходимо оказать мадемуазель Муромцевой.

– Я слушаю вас очень внимательно, – заинтригованный Холомков ощутил, что у него пересохло в горле, и отхлебнул глоток аперитива. Официант подал рыбное.

– Мой друг граф Сантамери... Вам известен этот человек? – Господин Гардении, дождавшись отрицательного ответа собеседника, продолжил:

– Так вот, мой друг граф Сантамери вызвал на дуэль господина Коровкина.

– На дуэль? Господина Коровкина? – Илья Михайлович был так поражен, что только через секунду после сказанного осознал его и пожалел о своей непосредственной реакции.

– На дуэль, – спокойно подтвердил Гарденин, занявшись севрюжкой в рейнвейне. – А доктор Коровкин, вижу, вам известен.

– Встречались, – небрежно бросил Холомков, также подхватив на вилку кусочек севрюги, – зимой, на художественной выставке. Шапочное знакомство – куда от них денешься? Петербург – город тесный.

– Так вот этот самый доктор Коровкин снимает дачу вместе с семейством Муромцевых недалеко отсюда на взморье.

– Так-так, – протянул на всякий случай Холомков. – А при чем здесь граф Сантамери?

– Дачное знакомство, – лаконично пояснил Гардении, решив не вдаваться в подробности.

– И причиной дуэли стал, конечно, спор из-за женщины? Оба влюбились в Брунгильду? – Ирония Ильи Михайловича объяснялась тем, что он вспомнил о младшей дочери профессора Муромцева, девушке хорошенькой, но имеющей склонность попадать в неловкие и неприличные ситуации.

– Вы угадали, – вздохнул Гардении. – Впрочем, при вашем тонком уме и интуиции это немудрено. – И продолжил с совершенно убитым видом:

– А теперь представьте себе, мой друг, чем все это грозит лично вам? Да тем, что вы завтра не сможете насладиться искусством мадемуазель Брунгильды. Если один из двух безумцев погибнет, то безутешная барышня – а к ней непременно проявит интерес полиция – вынуждена будет отменить концерт. Ей придется отвечать на вопросы следователей, скрываться от вездесущих газетчиков и оплакивать жертву своей красоты.

Илье Михайловичу Холомкову показалась излишней та легчайшая шутливость, которая сквозила в тоне его собеседника. Но тем не менее разве можно серьезно говорить о таких благоглупостях, как средневековая форма выяснения отношений – дуэль? В начале двадцатого века! Века торжества человеческого разума и прогресса!

– А что, ваш друг Сантамери решил окончательно и бесповоротно отправить на тот свет доктора Коровкина?

Гарденин помолчал, дожидаясь, пока официант закончит подавать индейку под соусом из шампиньонов. Когда тот удалился на приличное расстояние, он снова продолжил доверительную беседу.

– В том-то и дело, что граф уже и сам не рад сей заварушке. Вы ведь бывали в Европе, знаете французов: много шума и треска, как в бенгальских огнях, полная иллюзия жара и энергии. Но...быстро гаснет, и огонь-то холодный. Вот и мой друг Рене, то есть граф Сантамери, обратился сегодня ко мне с просьбой уладить как-нибудь пристойно скандальное дело. Просил меня навестить семейство Муромцевых и полюбовно договориться с доктором Коровкиным пойти на мировую. Исполнить, так сказать, роль его секунданта.

• Предыдущая
• 48/68
• Следующая