Тайна черной жемчужины - Басманова Елена - Страница 34

• Предыдущая
• 34/69
• Следующая

– Никакие, – лаконично отрапортовал горец.

– Давно служите в конвое Великого князя?

– Переведен после чистки рядов Императорского конвоя. Там оставили только терских и кубанских казаков. А я хоть и с Терека, но по крови дарган.

– Так-так. Имеете ли дисциплинарные взыскания?

– Никак нет, господин следователь. Служу верой и правдой Царю и Отечеству.

– Что вы можете сказать о покойном?

– Ничего хорошего, – отрезал ротмистр. – Зеленый юнец, не нюхавший пороху. Слишком много о себе мнит. Воображает себя неотразимым.

– Все это в прошедшем времени, – напомнил ему следователь. – Вы испытывали к покойному неприязненные чувства?

– Испытывал, – признался Золлоев. – Мне не нравилось, что он пытался обратить на себя внимание одной барышни.

– Мадмуазель Муромцевой-старшей?

– Так точно. – Ротмистр подергал себя за черный острый ус. – Вам и это известно? Хотя, конечно, вы уже всех допросили...

– Но вы, насколько я понимаю, в браке, – осторожно пошел дальше следователь. – И мадемуазель Муромцева вас не должна интересовать...

– Аллах разрешает иметь много жен, – сказал смущенно Золлоев, – а барышня мне показалась грациозной, как горная козочка... Будь моя воля, украл бы ее... так у нас на Кавказе принято.

– А если б на вашем пути встретился соперник?

– Убил бы его! Вот этим самым кинжалом! – хлопнул себя по боку ротмистр.

Карл Иванович выдержал многозначительную паузу.

– Кстати, не позволите ли мне взглянуть на ваш кинжал? – спросил он как можно безразличней.

Золлоев сверкнул глазами, выдернул из ножен клинок и протянул его Карлу Ивановичу – клинок был блестящим и длинным, рукоятка его имела серебряные накладки и причудливый растительный узор. Вирхов внимательно осмотрел узор с обеих сторон, затем и клинок, но змеек на нем не обнаружил. Стилизованные ветки и причудливые спирали он уже встречал на кинжале, которым была убита мадемуазель Ляшко.

– А что вы можете сказать вот об этом? – Вирхов вытащил из ящика стола стилет, прервавший жизнь кокотки, и положил на стол рядом с кинжалом ротмистра.

– Это подделка, – решительно заявил ротмистр, скользнув взглядом по кинжалу. – Не кубачинское. И форма не та, и узор, хотя и похож на кубачинские: есть и «тутта» – ветви, есть и «мархараи» – заросли, но не кубачинская чеканка, Фальшивка.

Вирхов и сам видел, чем кинжалы отличаются друг от друга, но слишком большой разницы в убранстве рукоятей не находил.

Тяжело вздохнув, он вернул кинжал хозяину, затем выдвинул ящик, взял стилет, которым был убит Тугарин, и протянул его ротмистру.

– Дорогой Заурбек Теймуразович, взгляните, пожалуйста, и на этот нож. Что вы можете о нем сказать?

– О! – Глаза ротмистра сверкнули жадным огнем. – Вещь превосходная. Клинок дамасской стали.

– А скажите мне, дорогой Заурбек Теймуразович, – улыбнулся Вирхов, – принято ли у вас на Кавказе украшать кинжалы змейками?

– У кубачинцев – нет, – сказал Золлоев, возвращая следователю орудие убийства.

– Что вы делали вчера днем, господин Золлоев? – почти безразличным тоном, убирая вещественные доказательства в ящик стола, поинтересовался Вирхов.

– Тренировался в конногвардейском манеже, объезжал нового скакуна, – ответил ротмистр. – Горяч, но красавец. – И, как бы предваряя следующий вопрос следователя, добавил:

– Я всю неделю провел в манеже, пользуюсь отпуском от дежурств.

– И это могут подтвердить ваши сослуживцы? – уже без всякого интереса, только для соблюдения формальности, спросил следователь.

– Так точно, господин следователь, весь второй взвод.

– Так-так, – протянул Вирхов, – хорошо. Пойдем дальше. Вы человек степенный, Заурбек Таймуразович, глаз у вас наметанный, опытный. Скажите, а среди стасовских гостей был ли кто-то, кто мог совершить убийство Тугарина?

– Вряд ли, – подумав с полминуты ответил ротмистр. Старики достойные не могли. Барышни не могли. Господин Шлегер скорее мошенник, чем убийца. Об актере и говорить нечего – пустое место Господин Апышко мог бы убить, если б Тугарин был изобретателем – вы, верно, знаете, что он охотник до технических новшеств.

– Да-да, осведомлен, – подтвердил Вирхов. – А библиотекарь Кайдалов? Ротмистр задумался.

– С одной стороны, он – очень серая личность А с другой стороны, может только ею казаться чтобы на него подозрение не пало...

– Он единственная родная душа Глеба Тугарина, его дядя Способен ли он убить племянника? Ротмистр пожал плечами.

– За что? – наседал Вирхов.

– Откуда мне знать, господин следователь. Допросите его, сами поймете.

– Спасибо, дорогой Заурбек Теймуразович, – встал из-за стола Вирхов, – извините, что побеспокоили Надеюсь, Великий князь бодр и здоров.

– Так точно, господин следователь. – Золлоев щелкнул сапогами. – Позволите идти?

– Разумеется, господин Золлоев, я вас провожу Оба направились к двери, но дойти до нее не успели – в образовавшемся проеме возникло растерянное лицо письмоводителя.

– В чем дело? – нахмурил плоские белесые брови Вирхов.

– Разрешите доложить, – зачастил письмоводитель, испуганно поглядывая на грозного ротмистра, – служащий Публичной библиотеки Кайдалов бесследно исчез. Ни вчера, ни сегодня не появлялся – ни на службе, ни дома!

А двумя часами раньше Мария Николаевна Муромцева, миновав и Невский и запруженную легковыми экипажами и конками Знаменскую площадь с внушительным собором в центре, с Николаевским вокзалом по правую сторону, уже подъезжала к дому Шерстневых на Мытнинской улице. Именно здесь, в Рождественской части, квартировал, по утверждению караимского ювелира, Серафим Серафимович Крайнев. Сердце девушки учащенно билось – она не представляла себе, как она явится в чужую квартиру, к незнакомому мужчине И не грозит ли ей там какая-нибудь опасность? Смущало ее и то, что никто из родных не знал, куда она отправилась: их бы шокировал ее поступок. Непременно обидится и Клим Кириллович – он же взял с нее слово, что она дождется его дома. Сам он, после посещения злополучной аптеки, собирался без задержек вернуться в дом Муромцевых – нельзя было оставлять надолго без врачебного присмотра тяжелобольного профессора! Нельзя было заставлять его и вновь волноваться! Но если она привезет две тысячи, ее все простят.

Мура тяжело вздохнула и велела извозчику остановиться. Она уговаривала саму себя, что много времени на разговор с господином Крайневым не потратит, а разговор должен состояться непременно! Ей нужны деньги! И срочно! Как же еще собрать ту сумму, которую требуют похитители Брунгильды?

Мура сошла на тротуар около скверика, усыпанного облетевшими листьями. Дом, в котором проживал господин Крайнев, находился по другую сторону улицы: шестиэтажный доходный дом, с высокими окнами, эркерами, внушительной парадной дверью, прикрытой затейливым железным козырьком. У дверей стоял дворник в белом фартуке поверх пиджака, в низко надвинутом на густые, черные с проседью кудри, картузе.

Муре огромный дворник с окладистой бородой, со сверкающей на солнце номерной бляхой, показался слишком суровым, чтобы можно было так сразу подойти к нему и спросить о том, в какой квартире проживает господин Крайнев. А вдруг он не пустит ее?

Девушка облюбовала подходящую скамейку в скверике, в стороне от шумной детворы и их нянек, и присела. Она хотела еще подумать хотя бы минутку. Стоит ли идти к господину Крайневу? Не попытать ли счастья, вопреки настойчивому совету Михневича, у других ювелиров? Или поехать в ломбард? Что-то тревожило младшую дочь профессора Муромцева, не привыкшую наносить визиты незнакомым мужчинам и предлагать им сомнительного происхождения драгоценности. Она колебалась. Ей так не хватало сейчас милого, надежного Клима Кирилловича!.. Яркое осеннее солнце почти не грело, но светило прямо в глаза, заставляя девушку склонять голову к плечу и опускать ресницы.

Неожиданно за ее спиной раздался громкий смех. Мария Николаевна Муромцева вздрогнула и обернулась – ее ослепила яркая вспышка. Следом за ней из-за куста шиповника высунулась круглая голова Виктора Буллы.

• Предыдущая
• 34/69
• Следующая