Тайна черной жемчужины - Басманова Елена - Страница 21

• Предыдущая
• 21/69
• Следующая

Доктор Коровкин, стоявший у окна гостиной, с любопытством наблюдал работу Карла Ивановича Вирхова. Следователь, кажется, совсем забыл про него. И это давало возможность Климу Кирилловичу жадно впитывать все, что слышал он о прекрасном юноше, похитившем, по уверениям Муры, сердце Брунгильды. Самое главное – Брунгильда здесь не появлялась!

Минуту страха пережил он, когда услышал о том, что Глеб Тугарин производил: впечатление влюбленного, пребывающего в ином, потустороннем мире. Он боялся, что библиотекарь назовет имя Брунгильды; а вдруг он видел, как его племянник целовал непокорный ботик девушки? Но господин Кайдалов, рассказывая о тех, с кем встречался его племянник в последние дни своей жизни, имени Брунгильды не назвал. И доктор облегченно вздохнул. Значит, на него, Клима Кирилловича, подозрения следователя не падут. И окровавленный листок бумаги со словами: «Незабвенная Брунгильда Николаевна!» пока в безопасности в кармане его пальто. Доктор вскочил с подоконника.

– Позвольте представить вам, господин Кайдалов, доктора Клима Кирилловича Коровкина. – Вирхов жестом пригласил доктора подойти. – Он и обнаружил убитого.

Библиотекарь прищурился и протянул руку Климу Кирилловичу, но тут же резко ее отдернул.

– Ах, извините, – сказал он, – руки у меня испачканы, устремился сюда прямо от книжных пыльных полок. Но должен вас поблагодарить за все ваши хлопоты.

– Жаль, что мы познакомились при таких прискорбных обстоятельствах. – Доктор пытался поймать ускользающий взгляд библиотекаря. Тот немного помолчал, как будто собирался еще о чем-то спросить, но передумал и обратился к следователю:

– Могу ли я быть свободен? И куда будет отправлено тело? Мне надо позаботиться о погребении. Больше некому.

Следователь сообщил Кайдалову адрес морга и разрешил удалиться.

Потом он отпустил всех, кого уже опросили его помощники.

– Ну что ж, дорогой доктор, – устало произнес Вирхов, – если вас заинтересует Гете и эта вот драная книга – взгляните. Теперь уж они точно не нужны покойнику.

Доктор подошел к столу и вынул из стопки грубо сшитые толстые листы.

– На титульном листе – всадник с цветком в руке. Да, судя по всему, это лечебник прошлого века или ранее того, – сказал он, просматривая первые страницы. – На латыни.

– Берите его, изучайте на здоровье. А то окажется на помойке, – махнул рукой следователь. – Понадобится, заберу. Да и ваше профессиональное заключение о ценности книги мне пригодится. – И, велев околоточному ждать полицейского врача и санитарную карету, вышел с доктором Коровкиным на свежий воздух.

Темнело. Они решили немного пройтись пешком, чтобы проветрить голову. Наговорившись во время дознания, Карл Иванович не был расположен к беседе. Он прислушивался к процессу, шедшему в его мозгу, где как-то особенно взаимодействовали полученные сведения – иногда он даже чувствовал легкое покалыванье, как будто вспыхивали электрические искры. Крохотные искорки в кромешной зловещей тьме. Два старинных знакомца, обмениваясь скупыми репликами, прошли пару кварталов, возле ограды одного из садиков Вирхов остановился и обернулся к доктору.

– Клим Кириллович, голубчик, – широко улыбнулся он, – не откажите в просьбе старому другу. Сорвите вон с той веточки кленовый листик – больно уж красив.

Клим Кириллович переложил зонт в правую руку, где уже был саквояж, а левой дотянулся до указанного листочка. Лист легко отделился от ветки, как будто только и ждал этого.

– Прошу вас, Карл Иваныч, – сказал доктор, – примите красавца.

Карл Иванович взял лист, задумчиво повертел его в руке, потом исподлобья глянул на доктора и сказал:

– Не арестовать ли вас, дорогой доктор? Вы-то, оказывается, левша. И именно левой рукой был нанесен удар ножом в грудь Глеба Тугарина!

Хотя Клим Кириллович и испытывал изнуряющую усталость, значительно усугубившуюся после зловещей шутки следователя Вирхова, он все-таки нашел в себе силы отправиться не домой, а на Васильевский. А вдруг объявилась Брунгильда? Или поступило хоть какое-нибудь известие о ней? Кроме того, его ждала Мура.

Он не знал, удастся ли ему переговорить с Марией Николаевной Муромцевой наедине, но надеялся, что она, с ее истинно женской изобретательностью, придумает что-нибудь, чтобы выслушать его отчет о визите к Тугарину. Или следует всем рассказать о трагедии, разыгравшейся в доме Сильвуплеповой?

У Муромцевых доктора встретили без удивления и даже с радостью: переносить горе с близкими друзьями легче. О Брунгильде было ничего не известно. Профессор по требованию супруги напрасно обзванивал полдня больницы и морги: девушки, похожей на его дочь, никуда не поступало.

– Милый Клим Кириллович, не понимаю, почему Николай Николаевич медлит. Не пора ли сообщить в полицию об исчезновении Брунгильды? Как вы думаете? – с надеждой спросила у позднего гостя Елизавета Викентьевна.

– Наверное, есть смысл еще раз обсудить ситуацию, – примирительно заметил доктор, усаживаясь рядом с хозяином дома. Он видел, что Мария Николаевна смотрела на него выжидающе и настороженно.

– Мы день ждали у телефона, – продолжила Елизавета Викентьевна, – и все напрасно. Сейчас напою вас чаем.

Вместо Глаши самовар подавала молчаливая кухарка.

Доктор заметил лежащую на столе газету.

– В полицейской хронике написано, что в одном из ресторанов обнаружен труп молодой женщины, – дрожащим голосом сообщила ему Мура и с испугом взглянула на сидевшую на диване Елизавету Викентьевну, – я боялась сказать тебе, мамочка. Убийство произошло вчера, в день, когда пропала сестра.

Елизавета Викентьевна побледнела.

– Это не Брунгильда, убитая – известная кокотка и много старше, – быстро ответил доктор. – «Петербургские ведомости» даже разнюхали имя убитой – госпожа Ляшко. И я спрашивал сегодня у Вирхова, ресторан на его участке. Кстати, дамочка заявила официанту, что пришла на свидание с господином Апышко. Было еще-сообщение о нападении на городового, но и там среди прохожих пострадавших нет. Нет, – решительно заявил Клим Кириллович, – газетные публикации ситуацию не проясняют.

Елизавета Викентьевна перекрестилась и с укором посмотрела на мужа – Я сразу почувствовал, еще у Стасова, что есть в этом субъекте что-то опасное, – ядовито произнес профессор, не желая замечать горестных взглядов своей несчастной супруги. – И даже не его золотые блины меня насторожили. А то, что он ходит по сомнительным кабакам.

– Ресторан Порфирия Филимоновича – пристойное заведение, – робко заметил доктор Коровкин, – там даже драк не бывает.

– Зато бывают убийства. Очень удобно воткнуть нож в грудь жертве в отдельном кабинете, – сварливо продолжил профессор, – а потом продать украденные у нее драгоценности и отправиться в грязный кабак да за бесценок купить у спившегося изобретателя техническую идею. Быось об заклад, что в этих самых кабаках господин Апышко сдружился и с главарями шаек бандитских. Но он отмажется, будьте уверены.

– Я не сомневалась: Брунгильда ни за что не приняла бы приглашения на свидание в какой-нибудь ресторан, – с гордостью заявила Мура, на которую слова Клима Кирилловича подействовали благотворно. Девушка подошла к матери, присела на диван рядом с ней и нежно обняла ее за плечи, – и господин Апышко, я уверена, не бандит. Доктор помолчал, собираясь с мыслями. Он искоса взглянул на Муру – он никак не мог сообразить, что ему надо говорить в присутствии профессора, а что следует утаить. Наконец он решился:

– Извините, дорогой Николай Николаевич, но дело кажется мне более серьезным и опасным, чем представлялось вчера. Как я понял, господин Апышко был на встрече с вами в квартире Стасова.

– Совершенно верно, – встрепенулся профессор

– И ЧТО?

– Если я не ошибаюсь, там были и другие люди. – Да, – подтвердил профессор, – актеришка глупый, лощеный благотворитель, орел-полковник да еще парочка служащих.

– Дорогой профессор, – медленно подбирая слова, произнес доктор, – один из этих служащих сегодня убит. Его фамилия Тугарин.

• Предыдущая
• 21/69
• Следующая