Новая история красавицы и чудовища (СИ) - Рубцова Марина - Страница 4

• Предыдущая
• 4/11
• Следующая

Я несколько раз сфотографировала и не успела опомниться, как худой барабанщик с ирокезом, кажется Александр Ольховский, бесцеремонно выхватил фотоаппарат разукрашенными ручищами и подтолкнул меня к музыкантам.

— Давайте, покучнее. Сейчас вылетит сердитая птичка.

И рассмеялся.

Я ощутила на талии жесткую руку и затаила дыхание. Вдоль позвоночника прошла неприятная дрожь. Повернув голову, я увидела Андрея Ковальского и возмущенно уставилась на него. В этот момент мелькнула яркая вспышка. Как же хотелось вырваться из стальной хватки и сказать, чтоб больше никогда не трогал меня. Эти полностью татуированные руки, шея и Бог знает что еще, огромные тоннели в ушах… Омерзительно не то, что прикасаться, смотреть больно. Отчего-то рядом с такими людьми во мне просыпалась дикая неприязнь, которую невозможно было скрыть. Я становилась совершенно другой, могла и нагрубить, если что-то мне не понравится.

Когда Ковальский отпустил меня, я распрямилась и задышала нормально. Хотела утащить подругу из этого ужасного места, но она достала из сумочки блокнот и маркер. Начинается… Ей все мало.

Парни стали расписываться, а я отстранено наблюдала за происходящим. Первым отстрелялся Андрей. Взял со стола недопитую бутылку пива, залпом прикончил и, захватив новую, направился ко мне. Я скрестила руки на груди и уставилась в пол. Мерзкий запах алкоголя резанул ноздри.

— Тебе где черкнуть, красавица? — дерзко бросил он, с интересом оглядывая меня с ног до головы. Взгляд задержался на груди.

Черт, додумалась же надеть на рок-концерт кофточку с открытым декольте! Люда же предупреждала!

— Мне не нужен автограф, — отрезала я. Внутри зашевелилась злость. От того, что он стоял так близко, лапая меня взглядом, будто оценивая, ну и, конечно, от его колкого «красавица».

— Правда? — его глаза широко открылись, интерес заиграл в прозрачных хрусталиках.

— Не хочу никого обидеть, но мне ваше творчество не интересно. Я просто пришла за компанию с подругой, — сдержанно произнесла я и вытащила из кармана куртки телефон. Взглянула на дисплей — половина двенадцатого. А ведь еще до дома добираться.

— Круто! — улыбнулся Ковальский и, отвернув пробку на бутылке, глотнул пива из горлышка. Еще бы зарычал от радости, как на сцене. Там у него хорошо получалось.

— Парни, вы слышали? Девушке не интересно наше творчество.

— О, — засиял барабанщик, подскочив ко мне, — впервые вижу в гримерке девицу, которая не любит нашу музыку. Зачем же ты пришла?

— Я вам не девица, — на полном серьезе ответила я. Подошла к подруге, которая флиртовала с бас-гитаристом и взяла ее под руку. — Пойдем, Люд.

— Роза, погоди. Минут десять, ладно? Только никуда не уходи.

Она как обычно уставилась на меня щенячьими глазами. В такие моменты становилось жаль ее, и я мирилась с обстоятельствами, шла на поводу. Что ж, придется и на этот раз переступить через себя. Господи, дай мне силы это выдержать!

— Хорошо, — сдалась я, сжимая в руке телефон. — Жду десять минут и ухожу.

— Вот и славненько, — губы Ковальского растянулись в смешной наивной улыбке.

— Я сейчас, — шепнула мне Людка, выходя с Максом из гримерки.

Боже, она меня одну хочет оставить с этими… Злость заиграла во мне, как пузырьки во взболтанной бутылке шампанского. Я уже было направилась к двери, как вдруг Ковальский поймал меня за запястье. Что он себе позволяет?

— Постой, красавица. Твоя подруга скоро вернется.

Я отдернула руку. Хотела возмутиться, но сдержала порыв. В отличие от него, я умею вести себя прилично. Но если он еще хоть раз прикоснется ко мне, придется отбросить все приличия. Он узнает, какой я могу быть.

— Присядешь? — обхаживал меня Ковальский.

Я глянула в сторону дивана, на котором развалился вокалист группы, Сергей. К сожалению, за час концерта ноги затекли настолько, что мне было все равно где, на чем и с кем сидеть. Но я все же устояла от желания плюхнуться на мягкое сидение и наконец-то расслабиться. Хотя, нет, расслабиться мне вряд ли удастся.

— Спасибо, постою.

Мне было неприятно находиться среди металлистов. Я всегда побаивалась людей, которые разукрашивали тело татуировками и уродовали себя пирсингом. Старалась обходить их стороной. И прокляла ту минуту, когда согласилась переступить порог этой комнаты.

— Как знаешь, но я же о тебе забочусь. — Ковальский встал напротив, скрестив руки на груди, и расставил ноги на ширине плеч. — Кто же ходит на рок-концерт на каблуках? Ты знаешь о существовании спортивной обуви?

Послышались неприятные смешки.

Он это сказал с такой издевкой в голосе! Внутри все закипело. Я стиснула зубы. Думает, раз я блондинка, то обязательно тупая?

— Если не знаешь, чем заняться, могу показать свое новое тату, — не унимался Ковальский, продолжая провоцировать меня на грубость.

— Воздержусь от этого зрелища. Ненавижу татуировки. Если считаешь это красивым, то ты глупец.

Музыканты захохотали. Мне стало не по себе. Щеки заполыхали, я опустила взгляд в пол и нервно принялась покусывать губы.

— Глупцом тебя еще ни одна поклонница не называла, — заметил кто-то из оставшейся троицы на диване.

— Я не поклонница, сказала же! — возмущенно выпалила я, отошла к стене и прислонилась к ней спиной.

Но это не спасло меня от наглого заносчивого взгляда.

Двое музыкантов вышли, остался лишь барабанщик с ирокезом на голове, Ковальский и я.

— Знаешь, что я заметил, красавица? — Последнее слово он нарочно выделил интонацией. Приблизился ко мне и попытался убрать с моего лица прядь волос, но я мотнула головой, не позволяя ему прикоснуться к себе. — Ты такая нежная, как цветок. Но в то же время дикая, как тигрица. Так и хочется тебя приручить.

Ковальский задел пальцем мой кончик носа. Я поморщилась, пытаясь избавиться от касания.

— Это я дикая? — его слова задели за живое. Дикаркой меня еще никто не называл. — По крайней мере, я не воплю на сцене, как потерпевшая. Не разобрать же ни слова.

— Тебя так задел мой скрим? — губы растянулись в полуулыбке.

— Меня задел ты, — не подумав, ляпнула я и невольно глянула на дисплей телефона. — Вернее твой ужасный внешний вид.

Черт, почему меня не научили держать мысли при себе? Я бросила взгляд на дверь. Где же Людка? Как долго тянется время… Будто нарочно.

— Ха, я рад, что хоть какие-то эмоции в тебе вызываю. Это лучше, чем ничего. Согласна, красавица?

Я раздраженно фыркнула в ответ и отвернулась. Ковальский приобнял меня за талию, я возмущенно отпихнула его.

— Ты что делаешь?

— Да ладно тебе! — он развел руками. — Неужели красавица не любит, когда к ней прикасаются? Недотрога что ли? Просто пообщаемся, пока твоя подруга флиртует с Максом. Кстати, я даже не знаю твоего имени.

— И не узнаешь, — буркнула я и уткнулась в телефон. Пальцы беспорядочно жали на кнопки.

— Ошибаешься. Ты ведь Роза?

Все-таки услышал, как Людка меня назвала!

— Допустим Роза, и что? — произнесла я, не отрываясь от дисплея мобильного.

— А я Андрей. Рад знакомству.

Он протянул раскрытую ладонь. Я брезгливо перевела на нее взгляд. Еще чего не хватало! Руку ему подать. Скривив губы, ляпнула:

— Рада за тебя.

Поняв, что я не собираюсь жать руку, Ковальский снял бейсболку и запустил в «Ирокеза». Затем рывком стянул с себя белую майку и, вытершись ею, отправил в дальний полет вслед за кепкой.

Я только сейчас сообразила, что смотрю на его татуированную грудь. Вульгарный мужлан, который думает, что разукрашенное тело — это красиво, что все девчонки обязаны сохнуть по нему. Хочет, чтобы все было для него и ради него, а сам плюет на чувства других. Я поймала себя на том, что все еще разглядываю его тело. Спортивное, подтянутое. Крепкое мужское тело. Однако ж сексуален, как дьявол. Сексуален, но до глубины души неприятен.

— Не понимаю, зачем так себя уродовать. Как новогодняя елка.

• Предыдущая
• 4/11
• Следующая