Драма замкнутого пространства - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/9
• Следующая

– А причем здесь наш отдел?

– Я сначала прочитала статью… то есть мне ее прочитали… потом случайно узнала, что у вас есть «Жук», ну и заинтересовалась. От Саши, кстати, узнала.

– Ясно, – сказал дежурный. – Чисто женская логика поступков. Во-первых, зачем солидной фирме разрабатывать такую странную систему, пусть даже для пресловутой «информационной войны»? Полная бессмыслица. Во-вторых, машина, которая стоит перед тобой, куплена через Академию наук в рамках каких-то международных договоров. Как к нам мог попасть опытный образец? В третьих, при чем тут французский журнал? Фирма-то американская. По-моему, твой «хороший знакомый» тебя разыграл.

– Нет, не разыграл, – капризно скривилась отличница. – В Париже есть филиал фирмы, а тот программист, который сбежал, он француз…

– Хорошо, хорошо, пусть не разыграл. Тогда пошутила редакция журнала. Никогда не поверю, что человека можно убедить, что он напряженно трудится, если он ни фига не делает.

Дежурный снова бодро засмеялся. Студентка с надеждой посмотрела ему в рот и спросила:

– А чего ж тогда Лбов-то…

Дежурный расхохотался просто неприлично. Поигрывая серебристым ключом на ладони, он подошел к компьютеру торговой марки «Жук», начал неспешно включать аппаратуру – блочок питания, телевизор, дисководы, процессор. Он приговаривал: «А вообще-то жалко, что твоя статейка не на английском. Я его хорошо знаю. Кто лучше всех знает английский? Программисты и фаны рок-музыки. Я и тот и другой, между прочим. Что мне всякие переводчики? Я крут в английском, даже круче, чем фарцовщики…»

Аппаратура с готовностью оживала. Запела тихонько, заморгала. Дежурный порадовался собственной предусмотрительности: перед тем как встретить возвращающуюся со двора студентку, он наведался в агрегатную и поставил переключатель в исходное положение.

– Что ты делаешь? – нервно удивилась студентка.

– Хочу проверить твои страхи. Иди сюда, не бойся.

Он легким движением руки залез в стол завлаба, вытащил броско раскрашенную книжицу и пояснил:

– Инструкция по программированию. Это только Лбов, анархист, работает без инструкций. Садись, смотри, – сел сам и нежно возложил пальцы на панель. – Вот, вошли в операционную систему… Смотри, откликается, видишь подсказку? Забавная подсказка… Вошли в редактор, здесь, кстати, забавный редактор…

Как я люблю работать, подумал дежурный, устраивая поудобнее ноги. Невозможно описать. А если опишешь, не поверят, – продолжил он мысль, осторожно укладывая локти на стол. Отговаривали меня, советовали – иди в музыканты ты же талант. Восклицали – иди в поэты, ты же талант. Убеждали – иди в шахматисты. А я выбрал работу. И не ошибся. Когда сидишь перед дисплеем, ненавидя машину, когда ползаешь по распечатке, ненавидя себя, когда точно знаешь что все должно быть правильно, а ОНА выдает туфту, ты человек… Нет, нет, невозможно описать! Когда вдруг понимаешь, какую смехотворную мелочь ты упустил, когда исправляешь эту микроскопическую ошибку, и программа успешно проходит заколдованное место, но тут же утыкается в новое, куда более нелепое, и отчаяние туманит мозг, ты как никто другой – человек. Зато когда выдано решение, соответствующее контрольному примеру, когда перед глазами светятся вожделенные цифры, означающие ЕЕ покорность, ты перестаешь им быть, становишься сгустком счастья… Ненавижу прозу: проза всегда тосклива. Если уж ты сел за дисплей, изволь заниматься поэзией. Я люблю поэзию, я вообще романтик, а строфы алгоритмических стихов и вовсе вызывают во мне удивительные приливы чувства. Приливы, потом отливы, приливы, отливы. В точности, как сейчас. Так и живем – работаем, мучаемся, творим. Программисты-человеки. Я люблю работать, люблю творить, это ведь легко и приятно, легко и приятно, в точности, как сейчас…

Что-то случилось. Лора сидела рядом, восхитительно растекаясь бедрами по стулу, смотрела на меня и часто моргала. Было тихо. Ее профиль отражался в матовой поверхности экрана, и я сообразил, что же именно случилось.

– Зачем ты это сделала? – спросил я.

На пару секунд она прервала процесс моргания. Встала, потешно теребя сумочку, затем возобновила пульсацию крашеных ресниц. Моргала она мелко и пугающе неритмично. Во мне привычно закипело раздражение – пошло, пошло через край, шипя, мгновенно испаряясь, – и я не стал удерживать это святое чувство:

– Сдурела, что ли! Зачем ключ повернула?

Она молчала. Стерва, как сказал бы Лбов.

– Я понимаю, тебе самой хочется! Ну подожди немного, посмотри, как люди работают, инструкцию почитай!

Она молчала.

– Ладно, – я взял себя в руки. – Садись и больше не дури.

Тут на отличницу накатило.

– Этот тоже! – оглушительно крикнула она. Бессмысленно заметалась по лаборатории. – Господи, этот тоже! – у нее случилось что-то вроде припадка. Она отыскала, наконец, выход наружу, но я уже вскочил. Зачем, и сам не знал – просто, чтобы поймать, успокоить. Схватил ее за рукав – она вырвалась, прыгнула в коридор, продолжая сотрясать воздух непонятными выкриками, и мне стало ясно, что ее дикое поведение есть не что иное, как усталость, одновременно физическая и психическая, ведь подобная бессонная ночь может сломать и не такое тепличное растение. Я прыгнул следом. Она неловко побежала в сторону отдела, тряся всем тем, что щедро тряслось у нее под блузкой, уперлась в запертую дверь, панически обернулась, будто ожидала увидеть нечто ужасающее, но сзади был только я.

– Не надо, – попросила она, собрала разбегающиеся глазищи в кучу и заплакала.

– Хорошо, не буду, – я легко согласился.

О чем она просила, было не совсем понятно. Но я не стал уточнять. Открыл дверь в помещение отдела и сделал гостеприимный жест. Студентка послушно вошла, я же, не навязываясь со своим обществом, закрыл за ней дверь и провернул ключ обратно. До упора. И прижался щекой к холодной стене.

Изнутри раздался колоратурный визг – очевидно, студентка обнаружила Лбова.

– Разберитесь сначала друг с другом, – гулко сказал я им обоим. – А то понавешали мне лапшу на уши.

– Выпустите меня! – завизжала студентка чуть более членораздельно. – Вы, психи!

Я, не обратив внимания, завершил анализ ситуации:

– В общем, все сидим тихо. Утром я вас выпущу. Охране ничего не сообщу, не беспокойтесь, и в журнал ничего не запишу. Лора, если Лбову будет плохо с головой, звони мне в лабораторию. Телефон пять-два-три. Если хочешь, можешь развязать его и приласкать, он так долго об этом мечтал… Жлоб паршивый. Слышишь, Лбов? Ты жив? Может тебе удастся, наконец, с ней переспать?..

Оттолкнулся от стены и пошел обратно.

Сзади было шумно.

– Психи! – рыдала отличница. – Пустите меня!

Она билась в дверь чем-то мягким, шуршащим.

Дежурный сел за пульт.

Какая ерунда, подумал он, имея в виду бредовые россказни девицы. Игрушка для программистов… Пошлятина. Придумают же глупости, лишь бы потешить обывателя ужасинкой! Впрочем, даже если бы это было правдой, нам ихние «Жуки» не страшны. Подобные системы просто-напросто ничего не изменят. По большому счету у нас и так сплошная иллюзия работы. Инженеры либо ничего не делают – это из тех, кто ничего и не желает делать, либо трудятся впустую – те, кто умеет и любит трудиться. Так что простите за правду.

Дежурный запустил аппаратуру.

• Предыдущая
• 8/9
• Следующая