Звериный круг - Щупов Андрей Олегович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая

— Но ведь там внутри все так сложно. В этом надо разбираться, понимать.

— Милая Вика! Суть от этого не меняется. Я хочу сказать, что компьютер, как ни крути, — всего-навсего ин-стру-мент! Игрушка… Но мы не становимся душевнее от новых программ. Понимаете? Нам это просто не нужно! И та же информационная сеть ни на йоту не сделает мир добрее. А вот доступ зла к пестрому перечню рычагов облегчит.

— Что еще за рычаги?

— Всякие, Валь, рычаги. Прямые и кривые.

— Хочешь обойтись без рычагов — иди лепить кирпичи. Построишь какой-нибудь храм, разрушишь и тем прославишься, — вставил Валентин.

— Валентин пытается шутить. — Юрий кисло усмехнулся. — Увы, в том-то вся и трагедия, что кирпичи я лепить не пойду. Не пойду, потому что люблю свою профессию. Хотя и прекрасно понимаю всю ее никчемность.

— Если это кому-то нужно, никакой трагедии нет, — подала голос Виктория.

— Как всегда, руку помощи протягивает прекрасный пол! — Юрий церемонно поклонился. — Согласен, это действительно нужно. То есть если не вникать в философские и моральные аспекты. Потому как Запад впереди, а мы даже выпустили из рук хлястик, за который держались прежде. Значит, надо упорядочивать отечественный хаос. И кто, как не программисты с учеными возьмутся за это? — Юрий подмигнул Виктории. — Словом, да здравствует российский ум и всяческого ему процветания!

— Вот так. Кончил за здравие, а начал за упокой. Где же твоя собственная логика? — снова встрял Валентин.

— Там, где ей и положено быть. Там, где вообще скрывается большинство истин, — среди противоречий. Иных мест обитания для них просто не предусмотрено.

Юрий движением фокусника раскрыл кулак и загадочно пошевелил пальцами.

— Во вселенной нет ничего относительного — и одновременно относительно все! Две точки зрения, два глаза и два полушария.

— Ты что-нибудь поняла? — Валентин посмотрел на Викторию. Та честно помотала головой.

— Видишь? Твоя правда недоступна. А правда такой быть не может.

— Именно такой правда только и бывает. Только такой! — Юрий покровительственно улыбнулся. Опершись о стол, поднялся. — Но, к сожалению, история это долгая, а времени у меня совсем чуть-чуть. Вон Валентин знает, сколько мне сейчас всего предстоит.

— Здрасьте! А обещанные примеры?

— Как-нибудь позже — на более светлую голову. А сейчас труба зовет, дела.

— Разве нельзя отложить дела на завтра? — Виктория надула губы.

— Это опасный путь, моя милая. Стоит только ступить — и не остановишься.

Кроме того, вставать из-за стола следует с легким чувством голода, когда кажется, что можешь выпить еще столько же. Поль Брэг, друзья… Гениальный Поль Брэг!

— Что-то ты путаешь. По-моему, он излагал это чуть иначе.

— Но подразумевал то, что я сказал. И попробуй меня опровергнуть. — Юрий улыбнулся Виктории. — Вашу руку, сеньора! Спасибо за встречу.

— Я провожу тебя. — Валентин поднялся. — До лестничной площадки.

* * *

Уже за дверями Юрий хлопнул его по груди.

— И все равно ты дурак, Валя. Она прелестная девчонка, но ты дурак.

Хочешь, пошлем ей вызов через годик или два? А там женим вас — и разом решим все проблемы.

— Год или два? — Валентин качнул головой. — Нет.

— Понимаю. Боишься, уплывет золотая рыбка.

— Боюсь.

— Что ж… Тогда спрячься. Как можно глубже. Они будут тебя искать.

Возможно, уже ищут.

— Значит, ты сделаешь то, что я просил?

— А что мне еще остается? — Юрий пожал плечами. — Готовь ее документы и звони. Но учти: мы уедем туда нищими.

— Плевать!

Юрий хмыкнул.

— Ладно… Плевать так плевать. Заработаем. Но сейчас схоронись. И ей скажи, чтобы в оба смотрела. Все прежние связи забудь. С квартиры съезжай сегодня же. Если надо, парочка адресов у меня есть.

— Спасибо, обойдусь. — Валентин протянул Юрию сумку с деньгами. — Держи и не теряй. Груз в сто копеек.

— Не волнуйся. Я трезв как стеклышко. Не забудьте допить шампанское!

* * *

— Зачем ты отпустил его? — Виктория сидела у Валентина на коленях и теребила его волосы. — Он славный… И девчонки за ним наверняка бегают.

— Это да!

— А какие слова непонятные говорил. И шоколад классный принес! Никогда такого не ела.

— По части сладкого он мастер. — Валентин привлек девушку к себе, порывисто поцеловал. — Вика!..

— Подожди. — Она смешливо наморщила нос. — Сначала съедим одну дольку. На брудершафт.

— Шоколад на брудершафт? Это как?

— Очень просто, смотри!

Все действительно оказалось на удивление просто. Шоколадная долька одновременно поедалась с двух сторон до полного исчезновения. В момент смыкания губ жующих процесс пищеварения временно приостанавливался.

— Это я сама придумала! — отдышавшись, похвасталась Виктория. — Сладко?

— Еще бы!

— Значит, повторим?

— Не слишком ли много шоколада? Или ты хочешь стать шамкающей старушкой?

— Смотря что шамкающей. Если конфеты, то да! Он приблизил к себе ее лицо, набравшись решимости, шепнул:

— Давай уедем отсюда!

— Давай! — Глаза у нее немедленно загорелись. — А когда?

Она реагировала как ребенок, которого поманили цирковой афишей. Валентин смутился.

— Скоро… Очень скоро и очень далеко.

Виктория смотрела, ожидая продолжения, и, судорожно вздохнув, он решился:

— Мы хотим уехать из этой страны. Я и Юрий. Если бы ты оказалась со мной… То есть если бы ты согласилась… — Валентин нервно покусал нижнюю губу. — Дело в том, что это может быть навсегда. То есть — насовсем, понимаешь?

За время короткого монолога руки его взмокли. В голове зудела мысль о том, что надо достать платок и вытереть ладони, но он не решался на это, опасаясь окончательно спугнуть девушку. Очень уж напряженно внимала она его словам.

— Ты… Ты согласна?

— Я? — Она выглядела растерянной. — Валька, но почему насовсем? Почему нам надо куда-то уезжать?

Она и сейчас спрашивала как ребенок: «а зачем?», «а почему?». Впрочем, вопросы были вполне законные. Глядя на нее, он ощутил, как где-то под сердцем вновь зарождается неприятная дрожь. Да и что, собственно, он задумал? Увезти ее с родины? Но по какому такому праву? У нее здесь родные, близкие, племянник Андрюха с мопсом… Не честнее ли было с самого начала рассказать ей все о себе? Хотя с самого начала он и представления не имел, кем она для него станет.

Валентин ощутил, что дрожь нарастает. Вот ведь дьявольщина! Еще немного — и у него затрясутся колени!.. А почему бы не рассказать прямо сейчас? Объяснить все по-человечески. Чего вообще можно бояться в его положении?

— Виктория, — голос стал хриплым, и ему пришлось прокашляться, — ты не знаешь всего. А я боялся рассказывать… В общем, мы уезжаем потому… Потому что оставаться здесь просто опасно.

Справившись с волнением, он продолжил рассказ, и воспоминания поползли из него черными огромными змеями, окутывая комнату, кусачими веревками оплетая его юную слушательницу.

…Кто скажет, что срок в три года — это не серьезно? Лишь тот, кто не успел побывать в тюрьме, в детской колонии или в армии. И по той же причине не понимают и не поймут, отчего бегут, не досидев малости, превращая жизнь в череду вокзалов и шараханье от фуражек с околышками. Человечество хором голосует за казнь, за пожизненное заключение, ибо месть — понятие, по-прежнему имеющее власть над людьми. Но сроки не измеряются количеством букв и цифр, мера им — человеческие жизни. Вор должен сидеть в тюрьме! Крутая и убеждающая фраза!.. Но сколько сидеть, в какой тюрьме, с кем? И с каким сердцем, с какими думами выходят из мест заключения? С какой остервенелой пустотой в душе возвращаются с бессмысленных войн?

Обойдя наиболее мрачные страницы, Валентин поведал Виктории лишь крохотную часть правды. Но и этого оказалось более чем достаточно. Прижавшись к его груди, она всхлипывала.

— Словом… Я не могу оставаться здесь. Как мне бы того ни хотелось.

Кто-нибудь из них в конце концов выйдет на меня. А даже если и не выйдет, то это уже не жизнь. Я устал бегать и прятаться. А Юрий… Юрий — золотая головушка, но тратит себя на чужие докторские и кандидатские. Я мог бы вкалывать — строить, пахать, конструировать, но меня пометили. Пометили ни за что — и разом перечеркнули всю жизнь. — Горло у него перехватило, и, умолкнув, он погладил Викторию по голове. — В общем, когда я вернулся оттуда, я вдруг понял, что остался один. Совсем один. Без института, без работы и даже без родных. Да, так вот получилось. Родные, знакомые, близкие — все они любили меня, но закон, как оказалось, значил для них неизмеримо большее. Мол, что поделаешь, конечно, несправедливо, но и так тоже нельзя. Вернешься, отсидишь, а уж после встретим и обогреем. А я так не хочу, понимаешь? Не хочу!..

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая