У истоков Броукри (СИ) - Дьюал Эшли - Страница 35

• Предыдущая
• 35/69
• Следующая

- Не так-то просто незаметно вырезать сердце и вставить новое. – Конрад щурится. Я гляжу на него во все глаза. – Твоего отца прикрыли. Например, мой отец. Шеф полиции.

- Откуда ты знаешь?

- Когда знаменитый Демитрий Бофорт в очередной раз напился и облевал полдома, я поговорил с ним. Папа разоткровенничался. Начала говорить о матери, а закончил о твоей операции. Я сначала ему не поверил, а потом заметил, как ты прикрываешь руками шрам. Как ты молчишь, вся в себе, далекая, отстраненная.

- Черт, Конрад, это ни о чем не говорит.

- Да, но потом тебе прислали сердце. И все встало на свои места.

- Вот это уже больше похоже на правду. – Подпираю руками лицо. Заправляю назад волосы. Все думаю и думаю о том, что услышала, но ничего не понимаю. – Выходит, мои родители действовали не в одиночку. Замешаны и другие люди. Например, твой отец.

- Например.

- Значит, прислать мне сердце мог тот, кому этот секрет испортил жизнь.

- И судя по всему, ненормальный псих.

- Что еще тебе рассказал отец?

- Ничего. – Бофорт отпивает вино и поджимает губы. – Он остановился на том, что у него не хватает сил бороться с собой, и прочая чепуха. Я не слушал.

- Но что именно он сделал? Что ему сказал сделать мой отец?

- А как ты думаешь, Адора? – Конрад смотрит мне прямо в глаза. – Найти донора, а потом незаметно избавиться от него.

- Они похитили человека? – я с ужасом замираю.

- Не только похитили. Сама подумай, принцесса. Люди не исчезают просто так, если, конечно, их не заставляют исчезнуть.

- Они убили его.

Парень улыбается и поднимает бокал:

- За несправедливость! – Он допивает оставшееся вино и со стуком ставит стакан на маленький столик. У меня от этого звука разбивается что-то внутри. – Как хорошо, что мы дети своих родителей, ведь теперь мы знаем, что нам тоже все сойдет с рук.

Я почему-то резко подрываюсь из-за стола. Расширяю глаза и едва не валюсь с ног от того, что ощущаю дикую дрожь по всему телу. Мне становится так паршиво, что я хочу закричать во все горло, но я молчу и только думаю, думаю, думаю.

Они похитили человека, а затем от него избавились. Как от мусора. Как от лишних и ненужных вопросов. Они заперли жертву в комнате, в той детской спальне. И не жертву, а девочку. Ту самую, что мимолетом видела Мария. А потом, когда операция закончилась, у них не оставалось вариантов, и они избавились от тела. Впопыхах. Торопясь и рискуя.

Они избавились от девочки. От той самой, что позволила мне жить дальше. Выкрали и уничтожили. И что-то мне подсказывает, что я знаю ее имя.

- Катарина, - говорю я, глядя на Конрада. Парень также взволнованно смотрит мне в глаза. Поднимается. – Вот почему на стене было это имя. Моего донора звали Катарина!

Я не знаю, что чувствовать. Дышу громко, прерывисто и неожиданно решаю бежать. Взвинчено и оторопело разворачиваюсь на носках, но внезапно врезаюсь в кого-то. Звучит хлопок, треск. Растерянно я зажмуриваюсь и вдруг ощущаю, как по телу стекает холодная жидкость, как прилипает к коже мокрая блузка.

- О, простите, простите.

Щебечет официант, подбирая с пола разбитую посуду, стаканы, приборы. Он глядит на меня во все глаза, искренне и горячо извиняясь, а я опускаю взгляд ниже и неожиданно понимаю, что на моей белой блузе огромное, растущее алое пятно. Будто бы кровь. Будто бы шрам на груди начал кровоточить. Смотрю на него, не моргая, а лишь ощущая ледяной холод, пробравшийся внутрь меня вместе с вином, вместе с его сладким запахом.

Медленно иду к выходу, а капли тянутся за мной кровавой дорожкой. Позади кто-то зовет меня, но я не оборачиваюсь. Крестом сжимаю на груди руки и не дышу, совсем.

Вот, я уже на свободе. Вот, холод от реки Броукри пробивается сквозь одежду, даже сквозь мысли. Я дрожу и закрываю глаза, пытаясь смириться с тем, что мои родители ради меня убили человека. И стоит ли мне злиться на них, ведь иначе бы я умерла? Но стоит ли принять это, ведь их поступок – преступление?

Моим плечам вдруг становится тепло. Это Бофорт. Его пиджак достает мне почти до бедер, и от него пахнет чем-то свежим. Я смотрю на парня.

- Спасибо.

- Не за что.

Он достает сигарету. Предлагает мне, но я покачиваю головой. Тогда он сам глубоко втягивает в легкие дым и выдыхает его, вместе с паром. На улице холодно.

- Его уволят, если я скажу.

- Не надо, Конрад. Какая разница? Стоит ли наказывать человека за то, что никак на мне не отразится. Пусть работает. Не нам решать.

- А кому? Нет никого в этом городе, кто смог бы перечить мне, тебе или Мэлоту.

- Поразительная безнаказанность.

- Власть, принцесса.

- Поэтому наши родители и решились на преступление.

- Они хотели спасти тебя, - парирует парень, выдыхает дым мне в лицо. – Если бы не их возможности, может, и наглость – ты бы здесь не стояла.

- Но кто-то умер.

- Тот, кто был слабее.

- Конрад, - шепчу я, покачивая головой. Блузка прилипает к коже, и мне все кажется, что это кровь застыла на когда-то белоснежной ткани. – Меня оставили жить, но для чего? Чтобы ненавидеть? Они убили человека просто так.

- Нет, принцесса. Они спасли тебя.

Мы глядим друг на друга, и неожиданно я вижу совсем другого Конрада Бофорта. С ним спокойно стоять рядом, с ним не чувствуешь себя униженной или загнанной в угол.

- Пойдем, - протягивает он приобнимая меня за плечи, а я впервые не отстраняюсь. – Я проведу тебя до дома.

Мы бредем вдоль высоченной стены цвета слоновой кости, над нами свистит ветер, а в переулках завывают бродячие собаки, точащие когти о замерзшую землю. Подошва тихо стучит о каменную дорогу. Все такое, каким было вчера, каким будет завтра. Здесь всегда будут эти дома, освещать дорогу будут эти фонари, да и небо будет то же, просто висящее над головами других людей. Мы уйдем, придет кто-то еще. После нас останется пустота, и ее заполнят. Мы считаем, что мы особенные. Но нас ведь таких миллиарды, верующих в собственную уникальность. Мне почему-то становится не по себе.

Мы подходим к моему дому, и я нерешительно оглядываюсь. У меня паранойя.

- Спасибо, что провел.

- А как же вечер?

- А что с ним?

- Не поблагодаришь за хорошо проведенное время?

- Ты сказал, что мой отец виновен в смерти ребенка. – Я широко распахиваю глаза и покачиваю головой. – Спасибо, конечно, но это совсем не то, что я хотела услышать.

- Ты просила правду, - парирует Конрад. – Никто не заставлял тебя рваться вперед.

- Знаю. В любом случае, я поражена, Бофорт. Ведь мы знакомы с детства, но никогда прежде я не думала, что с тобой можно поговорить.

- Мы видим в людях лишь то, что хотим видеть.

- Я не хотела видеть в тебе врага.

- Тебе это было выгодно. – Парень растягивает губы в нахальной ухмылке.

- Считаешь?

- Я уверен. Люди специально выстраивают стены, а тебе хотелось одиночества. Мы с Мэлотом могли часами стоять у твоей двери, но ты никогда не выходила.

- Не выходила, потому что мы ссорились, мы терпеть друг друга не могли.

- Я…, знаешь, иногда я ждал, что ты выйдешь. – Почему-то признается Бофорт и тут же глядит куда-то в сторону, неуклюже поправляя светлые волосы. – Бывает, утром ты не думаешь о том, как пройдет день, ты думаешь об одном моменте. Ты ждешь его. Но часто ничего не происходит, и тогда ты ждешь опять.

Я растерянно смотрю на парня. В вечернем свете его вытянутое лицо кажется совсем молодым и юным. Упрямый и наглый Конрад Бофорт становится уязвимым, и я чувствую, как в груди у меня что-то сжимается. Я невольно подаюсь вперед.

- Чего ты ждал?

- Будет слишком просто, если я отвечу.

- Я уверена, это все усложнит.

Мы встречаемся разными взглядами, и наши разные мысли сталкиваются, приходя к разным выводам. Конрад приподнимает руку, но я отступаю назад, и она валится вниз, так и не коснувшись моего лица. Грудь вспыхивает от горячего стеснения и недоумения. Тихо дышать уже не получается. Растерявшись, шепчу:

• Предыдущая
• 35/69
• Следующая