У истоков Броукри (СИ) - Дьюал Эшли - Страница 23

• Предыдущая
• 23/69
• Следующая

Я – наследница огромного состояния, и люди на меня смотрят, как на хрустальную и хрупкую игрушку, разрываемую на части собственными родителями. Они вполне могут стереть меня с лица земли, могут уничтожить, а могут вознести. Сьюзен и Эдвард де Веро – вершители судеб Верхнего Эдема, и персонально мои хозяева, чьей куклой я и являюсь.

Сейчас дома никого нет. Когда я закрываю за собой дверь, эхо проносится по всему куполообразному залу. Как много здесь места, и как мало людей. Возможно, родители не просто так построили такой дом. В лабиринтах трудно пересечься, даже если захочешь. А я и не пытаюсь.

Достаю из кармана ключ и иду к западному крылу. Я и не помню, когда в последний раз была в той части дома. Прислуга здесь не убирается. Коридоры темные и холодные. Я не знаю, почему их не отапливают. Сквозь немытые окна прорываются лучи солнца. Меня почему-то одолевает чувство дежавю, будто бы я совсем недавно была здесь, и лишь через несколько минут я понимаю, что во сне ходила по этому коридору. Странно. Откуда берут свое начало наши ночные кошмары? Такое ощущение, словно моя память содержит в себе намного больше воспоминаний, чем я могу предположить. Я смотрю на пыльные комоды, на канделябры и выцветшие, толстые шторы, и я вспоминаю что-то, но я не могу сказать что именно. Неясное, скользкое чувство, томящееся где-то в груди. Крепко сжимаю руки в кулаки и оборачиваюсь, услышав свист за спиной. Сердце стучит где-то в горле, и меня в ту же секунду пронзает холодом. Становится жутковато.

Дальше иду, пытаясь отпереть двери ключом, но он не подходит. Застревает где-то в начале, и я боюсь его сломать. Вдруг еще рассыплется. Выругиваюсь и плетусь вперед, то и дело, потирая плечи, мне холодно. Я выдыхаю пар и почему-то думаю о зиме: чудное и прекрасное время года, когда родители почти не выходят из дома, и родные стены тут же превращаются в холодную, талантливо сооруженную ловушку.

Вставляю ключ в очередной замок – массивный и золотой – и замираю, просунув его до конца в отверстие. Мои глаза становятся огромными. Получилось! Я нашла ту самую комнату! В груди порхает удовольствие, волнение, и я открываю дверь, предвкушая нечто удивительное. Что ждет меня за порогом? О какой тайне говорила Мария?

Я распахиваю дверь и застываю на месте, увидев перед собой заброшенную детскую спальню. Моргаю и вновь осматриваюсь. Так и есть.

- Что за черт…

Внутри холодеет. Я медленно прохожу вперед и на всякий случай оборачиваюсь: не хочу, чтобы родители нашли меня, пусть и понимаю, что это практически невозможно. Не сомневаюсь, что у них есть дела поважнее и поинтереснее, чем слежка за мной.

Комната просторная, светлая, но здесь спертый запах, будто вместо воздуха повсюду витает пыль. Порванный, тонкий тюль почти черный у основания. В зеркалах я вижу свое искаженное лицо и останавливаюсь, доставая из сумки фонарик. Подсвечиваю широкую, квадратную кровать со сваленными на ней игрушками, исследую столик, светильник, чей-то набор для рисования.

- Боже мой, - шепчу я, прекрасно понимая, что эта комната никогда не принадлежала мне. Так же вряд ли здесь жил Мэлот. Розовые покрывальца, детские игрушки…, кому же принадлежит все это? Мне становится не по себе.

Подхожу к кровати и неожиданно вижу у окна запылившуюся капельницу. Длинная и стройная, она мерцает в тусклом свете, и я прохожусь по холодному металлу пальцами, понятия не имея, о чем думать. Возможно, здесь какое-то время жила я, когда болела, но я ничего подобного не помню. Эти игрушки, эти маленькие тетрадки и платьица…, у меня в груди такое чувство, будто тот, кто прятался здесь – быстро покинул помещение. На полу валяются кубики, на стульчике висит одежда. Его забрали, так и не успев прибраться. Как же здесь жутко.

Я глубоко втягиваю воздух и вновь оглядываюсь, стараясь сложить в уме то, что уже успела увидеть. Из всех, кто живет в этом доме, под описание могу подойти только я, но у меня нет никаких оснований верить в это, ведь я никогда прежде не видела эту комнату. И с какой стати от меня скрывать подобное? Что такого опасного в этой спальне, что никому не разрешается посещать западное крыло, и оно практически отрезано от всего поместья?

Я складываю на груди руки и откидываю назад голову: думай, Дор, думай! Ничего не происходит просто так. У всего есть причина. Но как мне спросить об этом у предков? Почему-то я уверена, ни отец, ни мать не ответят мне, если еще и не накажут за подобное любопытство. Я явно сую нос не в свое дело…, хотя, что это – если не мое дело? У семьи все проблемы и тайны общие, и я имею право узнать правду. Я ведь не чужая, я тоже тут, я не пустое место.

Отчаяние буквально витает в воздухе, оседает на пол вместе с пылью. Гляжу вокруг себя, но не вижу ничего, кроме холодного одиночества. Возможно, я действительно лезу в неприятности, но я должна что-то чувствовать, я должна куда-то двигаться, и наплевать, если это выльется в серьезные проблемы. Зато я буду знать, что прожила жизнь, не боясь рискнуть. Только так ведь можно ощутить вкус пролетающих дней.

Я беру с кровати пару пыльных игрушек, затем запираю за собой дверь и бегу к себе в комнату. Я узнаю правду, и даже если родители не захотят мне ее говорить, я заставлю их. Любыми способами. Хватит наблюдать со стороны за тем, что творится под носом. Я молчала очень долго. Пора понять, что творится в поместье де Веро.

Нахожу Марию на кухне. Здесь жарко, в воздухе томится сладкий запах, но я быстро подлетаю к прислуге, не обращая внимания. Вытягиваю ключ и шепчу:

- Что все это значит?

- Мисс…

- Я ничего не понимаю. Чья это спальня? Ты знаешь этого ребенка?

- Нет, мисс Адора, я не знаю. Я видела ее лишь однажды, лишь глазком.

- Ее? – внутри холодеет. Я опираюсь спиной о разделочный стол и испуганно гляжу на Марию. Почему-то к горлу подкатывает ком. – Кого? Кто она?

- Девочка, совсем молоденькая, юная, - сетует женщина, взмахивая руками. Ладони у нее белые от муки, и на пол осыпаются мелкие белоснежные песчинки. – Она жила с нами какое-то время, а затем…, затем она просто исчезла, мисс.

- Исчезла? Люди не пропадают просто так, Мария.

- А она пропала. В тот же день, когда вы…

- Что? – Я надвигаюсь на прислугу. – Когда я что?

Женщина отводит взгляд. Принимается месить тесто и бурчит себе под нос что-то на испанском, эмоционально шевеля бровями. Я ни черта не понимаю, и это начинает меня жутко раздражать.

- Боже, Мария, я ведь здесь стою. Ответь.

- Простите, мисс, я не могу. Я не должна. Я рискую всем, мисс Адора, этот ключ…, я не должна была вам его отдавать, но – милостивый Христос – каждому должен быть шанс представлен. Каждому, дорогая моя.

- О чем ты говоришь? Я не понимаю.

- Вы и не поймете, пока вам глаза не откроют.

- Так открой.

- Не я.

- А кто?

Женщина переводит на меня взгляд и шепчет:

- Она.

Мария глядит мне за спину, я вихрем оборачиваюсь и вижу на пороге маму. Бледная и ледяная, как глыба льда, она стоит у двери, сжимая на груди костлявые руки. Высокая и еще совсем молодая Сьюзен де Веро похожа на смерть со скрипящими зубами, и мне тут же становится страшно. Я округляю глаза.

- Мама! – откашливаюсь. Мария продолжает готовить, а я делаю шаг вперед. – Мне стоило поздороваться с тобой, когда я пришла. Но я думала, дома никого нет.

- Ты рано, - отрезает она. – Занятия еще не кончились.

- Я отработаю.

Жду, что мама спросит, что случилось. Но она не спрашивает. Она кивает и смотрит мне за спину, на Марию.

- Сделай холодный чай. Принеси в верхнюю комнату.

- Как скажете, миссис де Веро.

- Я не хочу ждать.

- Мам, я хотела спросить, я…

Затихаю. Мой голос становится призраком, как и силуэт матери. Она поворачивается ко мне спиной, не поведя бровью, и она уходит, под звуки моего дико стучащего сердца. Я застываю с открытым ртом. Я гляжу ей в след. Я жду чего-то. Но чего?

Иногда зима приходит раньше. Иногда зима – это не снег и не январские дни.

• Предыдущая
• 23/69
• Следующая