Антикиллер-5. За своего… - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 14

– Мурена, пойди, спроси Димыча. Это начальник охраны, Димыч звать, запомнил? Скажешь, старый клиент хочет поговорить. Он все поймет. Приведешь его сюда.

Через пять минут Мурена вернулся с пухлым розовощеким мужчиной в костюме. Мужчина двигался степенно, аккуратно – обутые в сверкающие туфли ноги ставил строго в предназначенные для них места, на лицо напустил выражение надменное и настороженное.

Север слегка приоткрыл свое окно.

– Здоров, Димыч.

Тот увидел, и его сразу будто подменили – сперва побелел, потом заулыбался и тут же согнулся вдвое, будто ему в живот дали, почтительно приник к окну.

– Живой, значит! А-а! Я знал!.. Догадывался, кто меня зовет! – прошлепал он своими красными, как мясо, губами. – Я знал, что ты еще вернешься!

– Кто знает, тот молчит, – сказал Север. – А кто молчит, тот жив будет.

– Это без вопросов! Не первый год, как говорится… Ну, как ты вообще?

– Все нормально. Сегодня пацанам вечёрки устраиваю. Бабы нужны. Посвежее, поярче, и чтобы помелом не мели. Найдешь?

– Каких хочешь, такие и будут!

– Сам приведешь. Посидим, потолкуем. Надо обсудить кое-что.

– Конечно! Конечно!

От восторга и почтения Димыч, кажется, готов был впихнуться всем своим дородным туловищем в узкую щель между стеклом и рамкой двери.

– В десять к вокзалу подъедешь, там Мурена ждать будет. Под главным табло. Он покажет, куда ехать. Если он заметит, что тебя пасут, или там какая другая хня – не обижайся, порву сразу. Никто до поры знать про меня не должен, – повторил Север чуть не по слогам. – Бабам втолкуй как положено.

Стекло бесшумно встало на место – Димыч едва успел убрать нос. Разговор окончен. Машина рванула с места, оставив облачко бензинового дыма.

Вечеринка прошла без косяков. Димыч приехал вовремя, водка была холодная, ночь звездная, девчонки ладные – хоть пользуйся, хоть просто смотри, все равно приятно. Но особо засматриваться никто не собирался, пацаны были настроены серьезно. К полуночи в верхних комнатах стоял дым коромыслом, гремела музыка, девчонки отрабатывали по полной программе. В какой-то момент Север позвал Димыча, и они вышли во двор.

– Как в городе дела обстоят? – спросил Север. – Кто за смотрящего? Какие расклады?

Димыч сокрушенно покачал головой:

– Расклады гнилые, обрадовать тебя нечем. Был здесь варяг московский – Жора Каскет, намутил по полной, наркоту и ликеро-водку под себя подмял… Ты, наверное, слышал про него.

Север кивнул.

– Сперва что ни день, то мочилово. Он жестко пёр. Потом, когда наши под него ложиться стали, немного успокоился. Босой у него вроде свадебного генерала стал. С Гариком скорешевался. Но Гарика мочканули – тот, как оказалось, Валета заказал, вот ему счет и выставили. Сам Ванька Боцман, сын Валета, пришил урода…

Север опять кивнул: в курсе.

– Ну и понеслась тогда. На похоронах Гарика весь цвет собрался, а у Карпета граната в кармане. Ну и встал он перед Жорой в позу, начал предъявы кидать. Закончилось тем, что граната рванула, их обоих в клочья, Итальянца на железную ограду отбросило, помер. Корейца тоже порвало хорошо, но Кореец выжил.

– А остальные?

– Остальные просто офигели от такого расклада. Это, считай, как еще одна крестобойня. Ну, как тогда у вас в Екатериновке…

Димыч осторожно посмотрел на собеседника. По слухам, Север был единственный, кто в тот декабрьский вечер живым покинул имение Креста. А как ему удалось спастись и куда он канул потом, так что ни слуху ни духу за все полтора года – все это было неясно, туманно и наводило на всякие размышления. Но Север только сказал:

– Дальше.

И Димыч продолжил:

– Ну и вот что получилось: Итальянца нет, Карпета нет, Гарика, Жоры… В Речпорте, Ленгороде и Нахичевани всякая шелупень повылезала, стали друг дружку рвать, за власть драться. Речпортовские как-то все ж договорились между собой, там старая гвардия еще в силе – братья Корниловы бузу прекратили. А в Нахичевани, к примеру, до сих пор порядка нет. Цыгу-младшего вот подстрелили… Дурево левое ходит по городу, никто за порядком не следит, а нарики звереют…

– Смотрящий кто? – перебил его Север.

– Босой за смотрящего. Но он ничего по ходу не решает. Старый, здоровья ноль. Все ждут, что вот-вот подохнет, только поэтому и не трогают.

– Ждут, говоришь, – повторил за ним Север. – А реальная власть за кем?

– А хрен его знает, за кем. Ни за кем. Анархия.

Наверху стукнуло окно, музыка стала громче. В окне показались Хобот с белокурой девушкой. Вспыхнула зажигалка – Хобот дал прикурить подруге, закурил сам. Она рассмеялась деланым пьяным смехом. Оба были голые.

– Нормально! – тихо подхихикнул Димон, кивнув в их сторону.

– Пусть отдыхают, пока можно, – сказал Север. – Здесь интерес должен быть. Без интереса ничего не складывается, понял?

Димон честно попытался понять, но у него ничего не вышло.

– Точняк. Не бывает, – сказал он на всякий случай.

– Про Антона слыхать что-нибудь?

– Миротворец? В «Ривьеру» иногда заходит. Культурный, по телику выступает. Как всегда, короче!

– А Гуссейн?

– Гуссейн весь в бизнесе. Иногда обеды у нас заказывает с доставкой. Не выходит никуда. Его сейчас шелупень всякая донимает – угрозы, то-сё, на торговые точки нападают. Эту шелупень год назад никто даже в микроскоп не рассмотрел бы, а сейчас – вон, самого Гуссейна за ус дергают.

– Так кто это такие?

Димыч махнул рукой:

– Никто. Биомасса, как сейчас говорят…

– Не гони, – Север нахмурился. – Так не бывает. Есть клички, есть знакомые, есть дворы…

– Ну, точно не знаю! – испугался Димыч. – И никто из наших не знает… Если что-то узнаю, я тебе сразу скажу! А пока – не…

Он замотал головой.

– Ну точно, Север, не гоню!

Север отвернулся, вздохнул глубоко. Ночь пахла степью, асфальтом, рекой. Запах родины, как сказал тогда Хобот.

В тишине слышно, как у Дона гудят буксиры, проплывая между опорами Западного моста, шумит машинами проспект Забастовки, а где-то внизу живет своей жизнью вокзал: покрикивают электровозы, идут-стучат поезда – везут веселые компании на Черное море, в Кисловодск или серьезных деловиков в Москву… Это его, Севера, город. Он ощущает даже через крепкую итальянскую подошву, как если бы стоял босой по щиколотку в прохладном черноземе. Никто другой не знает его, как знает он. Его город. И – точка… Но почему он только сейчас оказался здесь, где он был, где пропадал все это время, когда город топтали московские варяги, когда его заливали мутные воды раздора? Никто не знал. Да Север и сам старался не вспоминать. Что было, то прошло.

– Пошли, Димыч, в хату, – Север мотнул головой. – Ночь красивая, бабы без дела застоялись, водка стынет… А ты тут мне порожняки накручиваешь.

– Какие порожняки? Ты что? – Димыч втянул голову в плечи и опасливо отступил назад. – Я же не блатной и не Штирлиц, я тебе как знаю, так и обсказал…

– Да шучу я, шучу! Не бойся!

Север рассмеялся, положил руку ему на плечо, встряхнул так, что у Димыча клацнули зубы, и повел домой. Тот перевел дух. Хотя вечер еще не кончился…

– Филипп Михайлович, на трассе в районе Степной три трупа. Похоже на разбойное. Там уже работают из района, вроде бы прокурорские только что выехали. Можем подогнать к вам машину через пять – семь минут…

Голос дежурного в трубке немного заторможен, будто читает по бумажке. Лис потер глаза, зевнул. Темно. Тихо. За окном проступает красноватая полоска рассвета. Она кажется нарисованной на небосводе.

– Степная? Какой километр?

Он сел, медленно спустил ноги на прохладный пол, потянулся.

– Тридцатый километр, Филипп Михайлович. Не городская подследственность, краевая. Но дело такое… Гнилое. В смысле – резонансное…