Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич - Страница 49

Но мы не кончили еще с началом цели. В новейшее время пытаются ввести его в определение договора и с чисто юридической точки зрения. Тут уже цель понимается не как высшее нравственное начало, которому лицо обязательно должно служить, и не как практическая потребность данного общества в данное время, а чисто как личный интерес кредитора: цель обязательства состоит в удовлетворении кредитора. Такова теория, которую развивает Гартман в своем сочинении "Обязательство" (Die Obligation).

Гартман только отчасти соглашается с мнением Иеринга, который существо всякого субъективного права полагает в цели, а не в воле. В собственности, говорит он, цели остаются вне юридической сферы; по своему понятию, собственность есть чистая, отвлеченная принадлежность вещи лицу. Но в обязательстве цель неизбежно входит в самое понятие, ибо всякое обязательство относится к будущему, следовательно к известной цели. Эта цель достигается исполнением; обязательное же действие есть не более как средство, которое поэтому может быть заменено всяким другим (стр. 44, 37).

С этой точки зрения, Гартман восстает против господствующего в правоведении понятия об обязательстве, как праве на действие другого лица. Против этого он приводит, что действие лица тут вовсе не существенно, ибо, в случае неисполнения, кредитор удовлетворяется действием суда. Он может быть удовлетворен даже из никому еще не принадлежащего наследства. Обязательство может также быть разделено между несколькими наследниками, тогда как действие, по существу своему, нераздельно. Из всего этого ясно, заключает Гартман, что дело вовсе не в действии, а в том, что этим действием достигается, именно, в удовлетворении частного интереса кредитора (стр. 33-37). Этим только объясняются и юридические отношения, возникающие из уплаты долга поручителем, именно, уничтожение долга в отношении к главному кредитору и возникновение нового долга в отношении к поручителю. Юристы, для объяснения этого перехода, прибегают к понятию об уступке права; но такая уступка не что иное как фикция. Другие, для разрешения этой задачи, принуждены прибегнуть к воле законодателя. Между тем истинное объяснение заключается в том, что хотя и удовлетворен интерес главного кредитора, но остается неудовлетворенным интерес поручителя, которому, вследствие этого, закон предоставляет право иска против должника (стр. 46-51).

Не за всяким, однако, заключающимся в обязательстве частным интересом Гартман признает юридически характер. "Под этим, - говорит он, - не разумеется чисто фактический интерес, который тоже, в дальнейшем порядке, лежит в основании обязательства, но которым не определяется содержание юридического его понятия. Иными словами: для существования обязательства юридически безразлична судьба особых дальнейших практических целей, которые кредитор имел в виду при установлении этого индивидуального обязательства. Если, например, обязательство имеет непосредственною юридическою целью доставление вещей с специальною полезностью, то юридический порядок, раз что кредитор воспользовался правом требования, не имеет уже никакого повода контролировать, извлекает ли он субъективно для своих особенных действительных отношений дальнейшую пользу из того, что он получил. Такое исследование и такой контроль заключали бы в себе совершенно невыносимую, неисполнимую и бесполезную систему опеки. Достаточно, если основанием обязательства служит интерес, который, по своей общей объективной природе, заслуживает и требует защиты" (стр. 53-54).

Итак, мы имеем двоякого рода цели и интересы, связанные с обязательствами, одни - фактические, до которых праву нет дела, другие с юридическим характером, которые правом защищаются. Какая же разница между теми и другими? Сказать, что одни интересы и цели имеют субъективный, а другие объективный характер, как делает Гартман, ровно ничего не значит. Всякий интерес остается субъективным, пока он касается только одного лица, и становится объективным, как скоро он касается других. Пользование вещью не подлежит юридическим определениям, пока ею пользуется хозяин, но оно становится предметом обязательных отношений, как скоро оно предоставляется другому. В силу чего же фактический интерес переходит в юридический? На это отвечает сам Гартман: надобно чтобы "через особое юридическое основание, вытекающее из частного права (обязывающее действие), цель индивидуализировалась и полагалась, как долженствующая быть достигнутою юридическим порядком" (стр. 117). То есть вся сила не в цели, а в обязательстве. Вследствие этого сам Гартман признает, не только что обязывающее действие входит во всякое обязательство (там же), но и то, что оно составляет самую его субстанцию. "Эта субстанция, - говорит он, - есть только конкретно основанное и каким-нибудь юридическим способом обеспеченное должное (Soil), обращенное на достижение наперед установленной цели... Этой обязанности должника, продолжает Гартман, соответствует, как необходимое восполнение, более или менее сильная или слабая власть верителя, которая, в своем направлении на данную цель, составляет требование. Должное прежде всего принимает образ обязанности, ибо оно обращается к воле и самоопределению должника. Когда говорят, что лицо обязано, то этим, без сомнения, прежде всего и преимущественно высказывается, что от этого лица ожидают того образа действия, который способен вести к достижению цели обязательства" (стр. 161-162).

Кому же обязан должник? Очевидно, кредитору, которому и принадлежит право требовать исполнения обязательства. Но что же все это означает, как не право на действие другого лица, то есть то самое, что отвергалось Гартманом? Ничего другого в обязательстве и не заключается. При этом вовсе не нужно, чтобы действие было непременно исполнено самим обязанным лицом. Сам Гартман признает, что замена действия малолетнего или сумасшедшего действием опекуна юридически оправдывается (стр. 31); почему же он не допускает замены действия обязанного лица действием власти? Как скоро обязательство не исполнено, так необходимо наступает принуждение со стороны власти. Принуждение может быть обращено на самое лицо должника, например отдачею его в заработки или заключением его в тюрьму, или же, что гораздо проще и одно совместно с свободою, власть налагает руку на его имущество и сама делает то, что обязан был сделать должник, то есть либо уплачивает долг, либо дает денежное вознаграждение кредитору. Принудительные способы исполнения не изменяют сущности обязательства, которое состоит в праве на действие другого лица; принуждение имеет в виду именно восполнить недостаток этого действия. То же самое относится и к уплате долга из наследства. Всего менее понятно, почему с общепринятой точки зрения не может быть допущено разделение обязательства между несколькими наследниками. Нет ни малейшей причины, почему бы действие было признано по существу своему неделимым. Иногда оно, напротив, по самой своей природе, делится на отдельные моменты. Если я, например, обязался построить дом или давать уроки, то я никак не могу сделать это в один раз. В других случаях, то или другое может быть выбрано по произволу: если я обязался заплатить сто рублей, то я могу сделать это и зараз и в несколько приемов. Наконец, относительно уплаты долга поручителем, вовсе не нужно прибегать к понятию об удовлетворении интереса; достаточно понятий о праве и обязанности. Право кредитора погашается уплатою; но обязанность должника не уничтожилась, ибо он не уплатил. Оно обращается только к другому лицу, которое в отношении к кредитору стало на место должника, уплативши долг, а в отношении к должнику становится теперь на место кредитора в силу этой самой уплаты. Основание здесь не интерес, а известное юридическое действие, порождающее права и обязанности.

Таким образом, во всех этих возникающих из обязательств отношениях нет ни малейшей нужды прибегать к понятиям цели и интереса. Это - фактическая область, которая остается вне юридических определений. Интерес и цель тогда только получают юридический характер, когда они становятся правом. Вся задача юридического порядка состоит в удовлетворении права. Интерес должника может быть гораздо значительнее, нежели интерес кредитора; но он не принимается в расчет юридическим законом, ибо право на стороне кредитора. Конечно, если под именем цели разуметь самое исполнение обязательства, то есть удовлетворение права, то оно, без сомнения, составляет существенный элемент всякого обязательства: обязательство и есть обязательство, потому что оно должно быть исполнено. Это - чисто тавтологическое положение, которого никто не отрицает. Но здесь цель определяется правом, а не наоборот. Если же под именем цели разуметь, как и следует, не это чисто формальное начало, а ту пользу, которую имеют в виду стороны при заключении договора, то она входит в обязательство лишь на столько, на сколько она выражается в устанавливаемых волею сторон правах и обязанностях. Сама по себе цель может даже вовсе не быть выражена. Нередко она состоит не в удовлетворении интереса кредитора, а напротив, в удовлетворении интереса должника. Так например, заем заключается потому, что деньги нужны должнику; со стороны кредитора это может быть просто одолжением. Но должник обязан возвратить деньги, потому что он взял чужое. Таким образом, для определения существа договора совершенно достаточно понятий о праве и о соответствующей ему обязанности; цель же может быть нужна только для ближайшего уяснения воли сторон, составляющей источник юридического отношения.