Зона зла - Щелоков Александр Александрович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/78
• Следующая

И зря.

Адмирал Рогов и Егоров окончили одно и то же высшее военно-морское училище имени Фрунзе в Ленинграде с разрывом всего в один год. Во время учебы они вместе играли в одной сборной баскетбольной команде, похоже, что даже дружили, но что-то запутало, замутило их отношения, и они не стали единомышленниками. Поэтому, когда вопрос о переводе Рогова в Москву еще решался, адмирал больше всего не хотел, чтобы Егоров опустил свое седалище в освобождающееся кресло.

Почему? Вряд ли Рогов мог назвать серьезные аргументы в обоснование своего мнения, но обычно в таких случаях срабатывает даже неопределенная оценка: «Он еще не дорос».

С таким утверждением трудно спорить, а опровергнуть его практически невозможно.

Чтобы подкрепить свои аргументы, Рогов хотел заполучить в руки нечто такое, что окончательно доказало бы профессиональную слабость Егорова. В этом командующий рассчитывал на Лукина. Если тот прорвется на базу, то можно будет издать очередной грозный приказ, в котором разнести Егорова в пух и прах за плохую организацию службы охраны водного района. Однако расчеты Рогова не оправдались. Назначение Егорова состоялось, и рейд диверсантов, успешный по сути, не принес успеха, на который рассчитывал командующий. А вот Лукину он стоил потерянной репутации.

– Идите, подполковник! – Егоров вяло махнул рукой. – Вы мне не нужны…

Ровно через два дня после возвращения в гарнизон Лукина вызвали в кадры. Капитан второго ранга, сытенький обходительный пончик, широким жестом гостеприимного хозяина указал подполковнику на стул:

– Садитесь, Алексей Сергеевич. Как говорится, в ногах правды нет. Хе-хе.

Он хохотнул, довольный собой, жизнью и службой.

– Благодарю. – Лукин был сух. – Я постою. Слушаю вас.

Пончик нахмурился. Он привык – в кадрах, как перед вратами рая, души людей цепенеют и в глаза ключника все смотрят с трепетом. Здесь не дерзят и каждому слову внимают с полным вниманием.

– Ваше дело. Ваше. Кстати, знаете, что самое неприятное в моей работе? – Тут же пончик сам поспешил дать ответ: – Извещать офицеров о предстоящем сокращении штатов. Мое начальство подобных разговоров не любит, если не сказать – боится. Все поручается мне. Как говорят, они выносят приговор, я его привожу в исполнение.

Лукин понял: пончик сообщал ему неприятное решение с деликатностью боцмана, которому командир корабля велел поставить матроса Иванова в известность о внезапной смерти отца. При этом командир предупредил: «Ты, боцман, как-нибудь поделикатней. Чтобы не обухом по голове». Боцман построил матросов и подал команду: «Все, у кого вчера умер отец, шаг вперед!» Никто не сдвинулся с места. Тогда боцман рявкнул: «Матрос Иванов, почему не выполняете команду?! Взыскание получить захотели?»

Говорить с пончиком, а тем более унижаться, выспрашивая, как и почему возникло решение его уволить, Лукин не захотел. Он понимал, что, сколько бы ни надувал щеки кадровик-кавторанг, решение принимал не он, поскольку в этой конторе от него почти ничего не зависит. Браки и разводы скрепляются на небесах.

– Что прикажете?

Лукин был предельно спокоен и сух. Он умел держать удары и никогда никому не показывал, насколько задет или обижен.

– Вам срочно надо лечь в госпиталь на освидетельствование. – Пончик обрадовался, что подполковник принял сообщение без гнева, не впал в шок, и потому сразу заторопился. – Мы тем временем подготовим все документы.

Прямо от кадровика Лукин прошел в приемную командующего. Обычно Рогов принимал его без особых формальностей: надо, значит, заходи. Как будет с Егоровым – неизвестно, но попробовать не мешало. Еще месяц назад они вместе с вице-адмиралом выходили в море на борту «Орлова». Егоров тогда живо интересовался делами боевых пловцов, брал Лукина под руку, деликатно расспрашивал о сложностях, которые стояли перед подразделением. Расставаясь, предложил: «Будет необходимость, заходи».

У Лукина подобной необходимости не возникло, а зря. Егоров уже тогда присматривал людей в свою команду, прощупывал, проминал, изучал, на кого и в какой степени можно положиться. А служака Лукин, веривший в то, что его ценят не за личную преданность, а за квалификацию, не распознал сигнала, пренебрег им. Может, приглашение осталось в силе?

В приемной командующего все так же – по-военному строго, чисто и официально.

– Вы к кому?

Капитан первого ранга, дежуривший в приемной, посмотрел на Лукина как на неопознанный плавающий предмет – с интересом и опаской одновременно.

Лукин представился. Сообщил, что хотел бы поговорить с командующим.

– Подполковник Лукин? – Капитан первого ранга сделал вид, будто сосредоточенно размышляет. Наконец вспомнил: – Ах да, боевые пловцы. Так?

– Точно.

– Добро, товарищ подполковник. С вами все в порядке. Можете не волноваться. Командующий флотом вопросов к вам не имеет. Вы свободны.

Лукин стиснул зубы. Свинцовая усталость, накопившаяся в душе, водолазным балластом навалилась на плечи. Ах как наши начальники умеют формулировать свое нежелание кого-либо видеть. Точно так же они обучены в упор не узнавать тех, кому совсем недавно дружески трясли руку и обещали: «Будет необходимость, заходи». Оказывается, заходить следует не тогда, когда это нужно тебе, а в момент, если ты сам потребовался начальству. Но такое во все времена называлось вызовом к командиру и никак не включало в себя формулу: «Будет необходимо…»

– Спасибо, каперанг. – Лукин плюнул на все правила флотской вежливости. Коли его вышибали таким образом, он уже не считал себя обязанным скрывать свои чувства. – Да, между прочим, вы знаете, как с латыни переводится слово «канцелярия»?

Каперанг удивленно вскинул брови. Его поразила фамильярность обращения и неожиданность вопроса.

– Нет, а что?

– Канцелярия – это собака перед дверью доброго барина. Вроде вас.

Лукин сказал и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

– Вернитесь! – закричал каперанг.

– А пошел ты! У меня к тебе вопросов нет.

Трудно представить людей с такой низкой социальной защищенностью, нежели офицеры России. Люди высокообразованные, верящие в необходимость честного служения режиму, после окончания высших учебных заведений едут к черту на кулички в глухие гарнизоны, в дыры, забытые начальством и Богом. Они служат в степях, прокаленных жарой, обдуваемых суховеями. Служат в Заполярной тундре, на Чукотке, в непролазной сибирской тайге и верят – раз послали, значит, надо. Если ты нужен – о тебе не забудут. Но по большому счету все они бомжи-люди без определенного места жительства. Они переезжают из края в край, из гарнизона в гарнизон в «интересах службы». В городах ютятся по частным квартирам, за большое счастье почитают получение угла в офицерском казенном доме, право на который теряют при увольнении. Как быть? Куда податься?

Квартирный вопрос встал перед Лукиным, едва флот сделал ему ручкой красноречивый и ни к чему не обязывающий жест: «Гуд бай, май лав, гуд бай!» Оставаться в закрытом гарнизоне не было ни возможности, ни причины. С одной стороны, он был обязан освободить служебную комнату, с другой – как и чем заниматься мужику в городке, в котором нет ни школы, ни церкви, ни тюрьмы, а всего два офицерских дома и одна казарма. И забор вокруг.

Рассчитавшись с флотом, Лукин уехал в Москву к сестре. Он понимал, что стеснит ее, но деваться было некуда. Сестра понимала, что появление брата доставит ей немало неудобств, но тоже знала – ехать тому некуда.

План будущей жизни вчерне был намечен сразу. Верный друг Веркин, провожая Лукина, обнял его.

– Ты плюнь на все, Алексей! Три к носу и не чихай. Приедешь в Москву, найдешь бабу. С квартирой. Мужик ты видный, в самом соку. Ну хрен с твоей Ирмой. Знаешь, сколько хороших баб? Ой-ей!

– Утешаешь?

Лукин печально улыбнулся. Он понимал, что Веркин искренен в стремлении хоть как-то облегчить старому товарищу возвращение в первобытное состояние и устоять на ногах после того, как его вышибли из жизни. И мысли его приняли определенное направление: найти подругу не так уж плохо. Труднее решить – как ее найти.

• Предыдущая
• 6/78
• Следующая