Одиночество Новы - Соренсен Джессика - Страница 6
- Предыдущая
- 6/13
- Следующая
Наконец отец вышел – разговор был окончен. На следующее утро, когда в голове немного прояснилось, я сообразил, что нужно же еще сначала найти, куда переехать. Работы у меня на тот момент не было – с последней я вылетел, когда попал под выборочный тест на наркотики, и вообще, у меня уже целая история увольнений. Не зная, что еще придумать, я позвонил Тристану. Когда-то мы с ним дружили… до того, как это случилось. Стыдно было ему звонить, но я помнил, что он относился ко мне по-человечески, даже после похорон со мной разговаривал, а вот его родители больше ни слова мне не сказали. Он, кажется, без особой охоты, но согласился, и через пару дней я, собрав свое шмотье, купил билет и отправился туда, где меня ждал мой новый временный дом.
– Чувак, я тебе уже тысячу раз говорил: все нормально, хватит меня благодарить. – Тристан достает последнюю коробку из багажника своей машины.
– Да, а родители твои как?
– А что родители?
– Не разозлятся, когда узнают, что я у тебя живу?
Тристан захлопывает багажник.
– А как они узнают? Они со мной не разговаривают. Можно сказать, вычеркнули меня из своей жизни. – Я начинаю что-то возражать, но он меня перебивает: – Слушай, да все в порядке. Они сюда не ходят. Я с ними практически не общаюсь. Так что расслабься и будь как дома. – Он идет к воротам, я за ним. – Вот одно только тебе скажу: зря ты не на машине приехал. Теперь если захочешь куда-то поехать – фиг.
– Ну и к лучшему.
Я поправляю на плече ремень от сумки, и мы идем к узкому трейлеру. Обшивка на нем отваливается, одно окно забито фанерой, никакого газона рядом нет – слой гравия, потом забор, а за ним опять гравий. Притон притоном, но ничего. В притоне мне как раз самое место. Все делают вид, будто их вообще не существует, и со мной та же история.
– Ты же знаешь, что автобусы здесь не ходят? – спрашивает Тристан, ставит ногу на лестницу, она под ним шатается. – Городок маленький, как дырка в заднице.
– Ничего. – Я поднимаюсь за ним, засунув палец под ремень сумки. – Пешком похожу.
Он смеется, перекладывает коробку в одну руку, чтобы открыть первую дверь, с сеткой.
– Ну, гляди.
Тристан идет в дом, я придерживаю первую дверь ногой, потом другую за ручку, чтобы она не захлопнулась, пока я протиснусь.
Первое, что я замечаю, – это запах. Пахнет дымом, но еще с какой-то примесью, обжигающей горло. Это ощущение мне знакомо, и я вдруг чувствую, что я дома. Обвожу глазами комнату и вижу горящий косячок в пепельнице на потрескавшемся кофейном столике.
Тристан бросает коробку на пол, перешагивает через нее и подходит к пепельнице.
– Ты как насчет этого? – спрашивает он, берет косяк и мнет в пальцах. – Я что-то забыл, как ты к этому относишься.
Тут, собственно, не вопрос. Скорее предупреждение: если я хочу здесь жить, лучше мне по этому поводу не возникать. Я сбрасываю ремень сумки с плеча, и она падает на пол.
– Когда-то был против. – Когда-то мне было не все равно. Я считал, что нужно поступать правильно и тогда будешь хорошим человеком. – А теперь ничего.
Тристан сдвигает брови, услышав такой неопределенный ответ, и тогда, чтобы до него дошло, что я имею в виду, я беру косяк. Как только он оказывается у меня в руке и вонючий, но приятно кружащий голову дымок поднимается к лицу, мне сразу же снова становится легче, беспокойство в груди унимается. Еще спокойней делается, когда я подношу косяк к губам и делаю глубокую затяжку. Задерживаю дым в груди, снова протягиваю косяк Тристану, дым щиплет горло, наполняет легкие и обжигает сердце. Этого я и хочу, этого мне и нужно, потому что ничего другого я не заслуживаю. Я разжимаю губы, выпускаю дым в и так уже прокуренный воздух, и мне становится так легко, как не было с тех пор, как я сел в этот чертов самолет.
– Ну, блин, зашибись – какие люди!
Дилан, приятель Тристана, который живет в этом же трейлере, выходит из-за занавески в дальнем конце комнаты, смеется, а за ним высовывается какая-то блондинка. Дилана я раньше видел пару раз, когда мои родители приезжали в Мейпл-Гров к родителям Тристана. Дилан изменился: лицо погрубело, голова бритая, руки все в татуировках, и еще он раньше был заметно плотнее, должно быть, от наркотиков так похудел.
– Привет, Куинтон! – Блондинка машет рукой, затем обходит Дилана и направляется ко мне. Руки она держит плотно прижатыми к бокам, чтобы грудь выделялась, и ее буфера только что не выскакивают из выреза майки. Она-то меня, похоже, знает, а вот я убей не помню, кто она такая. – Давно не виделись.
Я роюсь в мозгах, стараясь припомнить что-нибудь с ней связанное, но от травки в башке туман, я уже добился, чего хотел, и теперь сижу весь деревянный и отупевший.
Девушка подходит, кладет мне руку на грудь и прижимается своими буферами.
– Когда я тебя видела в последний раз, ты был тощим двенадцатилетним мальчишкой в очках и брекетах. Подумать только, как ты изменился. – Она проводит ладонью по моей груди вниз, к животу. – Теперь ты просто сногсшибательный красавчик.
– А, так ты Ники? – Теперь я кое-что припоминаю. Что-то такое из детства, тогда еще все соседи собирались в бейсбол играть. Но это смутное воспоминание, да и его лучше бы не было. Тяжело вспоминать о том, что уже никогда не вернется. – Ты… – я меряю взглядом ее фигуру, хотя и так уже, в общем-то, все видел, – …изменилась.
Ники принимает это за комплимент, хотя я ничего такого не имел в виду.
– Спасибо, – улыбается она и двигает бедрами. – Я всегда стараюсь выглядеть как можно лучше.
Косяк все еще у меня в руке, и я делаю еще затяжку, держу дым в легких, пока не начинает казаться, что они вот-вот лопнут, а затем выпускаю дым изо рта и стряхиваю пепел на коричневый, весь в подпалинах ковер. Протягиваю косяк Тристану и жду, пока все тело онемеет.
– Куда мне свои шмотки тащить? – спрашиваю я.
Дилан показывает пальцем в коридор:
– Там в конце еще одна комната. Тесновато, правда, но кровать и прочее есть.
Я поднимаю с пола свою сумку и, обогнув Ники, иду в коридор:
– Мне главное – другим не мешать.
Дилан кивает, обращаясь к Ники:
– Не покажешь Куинтону его комнату?
– Конечно. – Она преувеличенно радостно улыбается мне и выхватывает у Тристана косяк. Сует в рот, затягивается, выдыхает. Отдает ему обратно и идет вперед по коридору так, чтобы я хорошенько разглядел ее задницу.
– Ты с ней встречаешься? – спрашиваю я Дилана, который отходит в маленькую, заваленную всяким барахлом кухню в углу.
– Не-а, я ни с кем не встречаюсь, – отвечает он, безразлично пожимая плечами, и засовывает руки в карманы джинсов. – Кстати, ко мне сегодня бывшая подружка зайдет.
– Делайла? – спрашивает с дивана Тристан, и Дилан кивает. – А Нова тоже приехала? Она с ней будет?
– Нова? – переспрашиваю я. – Это что, ее машина?
Тристан качает головой и смеется:
– Девчонка это, дубина.
– Интересное имя, – говорю я.
Мне любопытно, что за девчонка такая, которую назвали в честь моей любимой машины, но, в общем-то, какая разница? Никакой. С девушками покончено, и с чувствами тоже.
– Когда ты наконец выбросишь ее из головы? – Дилан берет стоящий рядом с раковиной пластиковый стаканчик, и Тристан пригибается – стаканчик пролетает у него над головой. – Ты же с ней как-то обжимался уже, она тогда еще напилась в сиську.
– Ну и что, – отвечает Тристан и тянется через подлокотник кресла, чтобы достать стаканчик. Выпрямляется и швыряет его в Дилана, но не попадает – стакан шмякается об пол в нескольких дюймах от цели. – Сам-то Делайлу к себе зовешь, через восемь месяцев.
Дилан поддает стаканчик ногой и рывком открывает холодильник.
– У Новы столько проблем, тебе это не надо.
– Много ты знаешь, что мне надо, – бормочет Тристан, не поднимая глаз от коричневато-оранжевого ковра.
Пора уходить, я ему мешаю. Иду за Ники, на душе дерьмово: прошлое никак не отпускает. Но я смотрю на ступеньки, ведущие в комнату, и понимаю, что сейчас будет – ясно же, чего хочет Ники, да и мне, правду сказать, нужно как-то отвлечься. День был тяжелый, особенно если вспомнить, как папаша высадил меня в аэропорту. Я понимал, что ему это все ни к чему, но он считает себя обязанным – вроде как долг перед матерью, что ли.
- Предыдущая
- 6/13
- Следующая