Уничтожить Израиль - Щелоков Александр Александрович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/78
- Следующая
— Мне это угощение не запишут как грех?
— Я помолюсь за вас. — И тут же Али-ходжа произнес слова молитвы. — Джаза-кя Ллаху хайран. — Да воздаст тебе Аллах благом!
Андрей вытащил из кармана плоскую фляжку, которая была при нем, передал Али-ходже. Тот отвернул пробку. Понюхал. Глубоко вздохнул. Сказал по-русски:
— Прости, господи!
И отхлебнул с голодным страдальческим стоном. С трудом оторвался от фляжки. Вздохнул с облегчением. Спросил с интересом:
— Вы уходите в экспедицию?
— Пока не уверен, но разговор об этом был.
— Это интересно — найти меч Аллаха. Вы тоже так считаете?
— Меч Аллаха? Я никогда о нем не слыхал. Это Зу-л-Факар?
— Нет, Зу-л-Факар — это меч пророка, да благословит его Аллах и приветствует. Мухаммад захватил этот меч в битве у своих врагов. Поэтому Зу-л-Факр — это меч его собственный.
— А у Аллаха тоже есть свой меч?
— Во имя Аллаха милостивого и милосердного. Творец миров, солнца, звезд, земли и людей имеет все, что желает иметь. Но его сверкающий меч всегда вложен в ножны. Горе неверным, горе врагам ислама, если Аллах обнажит его.
— Об этом сказано в благословенном Коране?
— Нет, это тайные строки, которые передаются из уст в уста посвященным.
— Почему их нет в книге всех книг?
— Андрей, слава и мощь Аллаха столь велики, что лишь один человек — пророк Мухаммад понял самое немногое из его мудрости. Еще меньше понимаем мы, простые люди. Коран учит различению, но это дано только глубоко посвященным.
— Я думал: читай и поймешь. Разве не так?
— О Аллах, прости мне все мои грехи, малые и большие, первые и последние, явные и тайные! Ты когда-нибудь слыхал, что когда Аллах был занят своими делами, к пророку под его личиной являлся дьявол — Иблис и диктовал обманные суры?
— Хаджи, ты не грешишь, говоря такое?
— Я просил прощения у Аллаха, прежде чем тебе сказать это. А мне об этом рассказывал образованный богослов. Он окончил исламский университет Аль-Азхар в Каире. Он рассказывал, что посвященные изъяли из Корана строки, в которых говорилось, что у Аллаха были дочери Аллат, Узза и Манат. В то время как у Всемогущего нет родителей, детей и сотоварищей. Аллах един.
— Значит, были и строки о сверкающем мече Аллаха?
— Этого я не знаю, но посвященным известно даже место, где этот меч сокрыт. И они считают, что пришло время показать его миру.
— Значит…
— Тебе выпало испытание, Андрей. Это тоже воля Аллаха, — Али-ходжа посмотрел на Андрея внимательно и снова заговорил с пьяными интонациями. — Слушай, ты меня не осуждай. У меня болит сердце. Я вижу большую беду. Она меня пугает. Мусульман специально озлобляют. Сперва унизили нищетой, теперь подстрекают злым словом к злому делу. Это нехорошо. Мусульманином может называться только человек, который ни словом, ни делом не наносит вреда, не делает обиды, не причиняет ущерба и мучений другим людям. Ты меня понимаешь, Андрей? Остановить зло — благое дело. Ты меня понимаешь?
— Нет, уважаемый мулла, не понимаю.
— Экспедиция, куда тебя пригласили, пойдет в Казахстан. Там в местности со страшным названием Ульген-Сай — Мертвый Лог — русские оставили в подземелье ядерный заряд. Мой сиятельный брат, обуянный дьявольским честолюбием, назвал его Мечом Аллаха, решил его достать и передать в руки тех, кто желает спалить адским огнем Израиль. Спалить, чтобы утвердить в мире мысль о могуществе ислама, о его готовности подчинить себе все, что ему до сих пор не подчинилось.
— Почему именно Израиль?
— Потому что исламисты не признают такой страны. Для них ее нет ни в действительности, ни на карте. Есть только захваченные евреями земли арабской Палестины.
— Но это же безумие.
— Да, это страшное безумие и, если ему не помешать, тень Ульген-Сая ляжет на всю Землю… О Аллах, поистине мы призываем Тебя помочь нам уничтожить их и прибегаем к Тебе от зла их!
Али-ходжа вдруг замолчал, еще раз отхлебнул из фляжки и опустил голову на грудь. Андрею показалось, что он круто пьян…
Эту ночь Андрей не спал. Он пытался осмыслить услышанное и чем больше думал, тем менее вероятной казалась ему легенда о поисках сокровищ Тимура, тем реальней выглядела версия, высказанная Али-ходжой. Но что делать? Отказаться от участия в экспедиции? Показать, что не веришь в ее цели и не желаешь участвовать в авантюре? Нет, этого делать было нельзя. Такие люди, как Иргаш и Кашкарбай, не будут раздумывать, как поступить с отступником. Надо просто уехать в Москву и больше не возвращаться в эти края, пусть они и стали для него родными.
На следующий день Иргаш и Андрей уехали из Шахимардана в Фергану. Машина легко неслась по асфальту, спускаясь с горных отрогов в благодатную долину. Андрей, откинувшись на спинку сиденья, любовался природой, знакомой с раннего детства.
Паспорт гражданина Узбекистана Андрей получил от Иргаша. Иргаш выдал ему и аванс — десять тысяч долларов. Сказал:
— Вечером возвращаемся в Бухару. В Москву поедешь оттуда.
Задавать вопросов Андрей не стал. Спорить не имело смысла.
А вот перед тем, как собраться в дорогу, он решил побывать на базаре. Хотелось приехать в Москву и привезти сестре среднеазиатские гостинцы.
Торжище, кипевшее на базарной площади, было тесным, шумным, полным острых запахов. Над толпой плавали сизые струи дыма шашлычных мангалов и отработанной солярки. Все это сдабривалось ароматами фруктов и специй, свежих лепешек, а также зловонием людского пота и грязных ног. Люди здесь почти не стояли на месте, двигались в разных направлениях, сталкивались, вежливо расходились, чтобы уже через несколько минут снова столкнуться лицом к лицу, но уже в другом месте.
По периметру базара теснились лавочки мастеров шурпы — узбекского супа, лагмана, чучвары и плова. В больших казанах, сопровождая каждое движение рекламными возгласами, кондитеры готовили для любителей сладкого густое блюдо — мешалду.
Быстро проскочив мимо обжорного азиатского ряда, Андрей прошел к лавочкам, где торговали промышленными товарами. Здесь можно было найти все — от давно отжившего советского телевизора «Рубин-111» до новых «Панасоников» и «Элджи» «желтой» сборки; от ручного коловорота, который служил многим поколениям плотников, до электрических дрелей и рубанков. Залитые солнцем, сверкали радугой красок восточные ковры ручной и машинной работы.
За промышленными рядами расположились фруктово-овощные. Благодаря щедрой природе Ферганы у торговцев получались на прилавках огромные пирамиды-натюрморты. Глаза разбегались при виде гор слив, абрикосов, кураги, яблок, свежего лука, свеклы, морковки. Однако подойти к кому-то и сразу купить товар, словно ты в магазине, азиатский этикет не позволял. К любому товару — хорошему и похуже, к дорогому и дешевому, следовало сперва прицениться, высказать свое мнение, а потом перейти к другому продавцу, чтобы повторить ритуал торга еще и еще раз. Базар должен не только снабжать покупателей товарами, куда важнее общение, которое дарит людям возможность торговаться и покупать.
— Хозяин, здравствуй! Как давно я тебя не видел! Бери мой урюк, — старик-торговец протянул Андрею сухую мозолистую руку. — Свой огород: половина сахар, половина — мед.
— Спасибо, отец. Я приезжий.
— Все равно я тебя узнал. Наверное, у тебя в Фергане есть друзья?
— Есть, конечно.
— Кто же это?
— Иргаш.
— Иргаш?! Подари ему Аллах свое благословение! Он твой друг? Тогда я ухожу отсюда, ты бери мой товар просто так. Приказывай, сколько возьмешь? Я уступлю тебе сразу все по сто сомов.
— Побойся Аллаха, хозяин! По пятьдесят еще куда ни шло.
— Нет, только восемьдесят. И то из уважения к твоим друзьям.
Урюк выглядел прекрасно, на вкус был ароматный и свежий, но брать, не посмотрев, чем торгуют другие, значило признаться в неумении торговаться и покупать.
Андрей подошел к соседнему развалу.
— У меня урюк — чистый сахар, — сразу же сказал продавец, сверкая хитрыми глазами. — Съешь один — целый день во рту сладко.
- Предыдущая
- 15/78
- Следующая