Граната РГД-5 - Щелоков Александр Александрович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/32
• Следующая

Когда работу закончили, область получила право гордиться своим долготерпением. Новый кабинет украшал не только его хозяина — губернатора, но и всю область, которой он правил.

Бомж, ночующий на железнодорожном вокзале, ханыга, обалдело сидящий в грязи у пивнушки, нищенка в подземном переходе, учитель со сторублевкой в кармане, санитарка больницы с фигой в кармане в день зарплаты — все могли гордиться рабочим местом всенародно признанного правителя области.

Две сотни квадратных метров на втором этаже здания бывшего обкома партии заняли его обновленные апартаменты. В них не было ничего от казенного стиля советских времен — портретов московских чиновников, обязательной карты области на стене, могучего стада белых телефонов на приставном столе...

Дизайнеры умело подчеркнули другое — богатство, власть, безнаказанность, которые поселились под обновленной крышей. Последнего, скорее всего, не замечал и сам губернатор, но роскошь хором на фоне нищенствовавшего города — что может быть более убедительным свидетельством безнаказанности чиновника?

Если говорить о самом губернаторе Немцеве, то он ежедневно входил в свой кабинет с мыслью: не место красит человека. Только его собственное появление в этом месте пробуждало жизнь огромного административного аппарата, посылало во все стороны властные импульсы, и колесики государственной машины, неизбежно замедлявшие ход по ночам, начинали вращаться все быстрей и быстрей.

Ровно в девять, как было положено распорядком вторников, в кабинет Немцева на крыльях вдохновения впорхнул секретарь губернатора Юрий Платонович Харин, состоявший при Немцеве «спичрайтером» — придворным речеписцем. По средам губернатор регулярно общался по радио с населением области. По вторникам завершалась работа над текстом очередного выступления.

Харину трудно было завидовать. Пятьдесят две речи в год для одного только радио — это совсем не мало. Приходилось выкладываться и пахать, пахать. Одни темы придумать, чтобы они не повторялись — офонареешь.

В кабинете губернатора работал телевизор. Немцев просматривал передачи из Москвы, которые для него записал секретарь. Требовалось всегда быть в курсе всех столичных сплетен и дел.

Знаменитый российский телекомментатор Компотов, самовлюбленный учитель несмышленых масс и строгий наставник политиков, всегда был явно недоволен промахами демократических властей и не скрывал этого:

— Э-а, — тянул он жилы из слушателей, — э-а, события последних месяцев, э-э, показывают, а-а, что правительство недооценивает растущее недовольство в обществе, а-а...

— У него, запор, что ли? — Губернатор недовольно поморщился. — А-а-а... Никак не разродится. Выруби ты его.

Харин пружинистой рысцой протрусил к телевизору, надавил на кнопку выключателя. Повернулся к шефу. Со смешком заметил:

— Вроде бы и Москва, а купили косноязычного. Не могли найти получше?

Немцев понял: его помощник, говоря о кандидатуре «получше» подсказывал: получше — это он сам.

Губернатор криво усмехнулся.

— Покупают, Юрий Платонович, не за талант и умение трепаться, а за послушание. Вот я тебя купил за способности... Постой, постой, может ты считаешь, что я тебя не купил, и ты просто честно служишь идее?

Харин нервно дернулся. Люди интеллигентные — журналисты, артисты, писатели, чьи профессии давно стали товаром, не переносят напоминаний об их продажности. Самые гнусные свои поступки они умеют объяснять стремлением служить идее, большому искусству, запросами собственной творческой индивидуальности.

— Что молчишь? — Немцев ехидно улыбался. — Так купил я тебя или нет?

— Так точно.

Харин никогда не служил в армии — плоскостопие, слабое зрение — одно к одному. Однако ответил по-военному, поскольку какую часть вопроса подтверждали слова «так точно» на глаз не определишь. А для того, чтобы честно сказать: «да, меня купили», пороху не хватило.

— Вот! — Немцев довольно качнул головой. — Купил и промахнулся. Надо было искать послушного, а не способного.

Нечто туманное, неясное, похожее на угрозу, сгустилось над Хариным. И он поспешил отвести от себя недовольство шефа.

— Леонид Викторович! Разве я не...

— Да, дорогой, ты именно «не». — Немцев сердился, нагоняя на помощника страху. — Ты что мне нашваркал? — Он взял листок текста со стола и потряс на весу. — Это ничем не лучше меканья господина Компотова...

При первом чтении губернатор капризен и привередлив, как депутат Госдумы от оппозиции, которому на стол положили правительственный законопроект. А терпеть капризы Немцева для Харина — острый нож.

— Неужели я такой глупый? — Губернатор все еще тряс листок как вещественное доказательство вины помощника. — Ты хоть думаешь, что мне с подобной лабудой стыдно выходить на народ?

Эх, была бы на самом деле в стране, мать ее, демократия! Сказал бы Харин: «А вы-то сами сможете написать что-то путное?» Но демократии нет, есть вертикаль субординации. Конечно, коли решил остаться без дела и грызть сухарь, запивая его водой — валяй, играй в самолюбие и независимость!

— Леонид Викторович! — Священный трепет уважения звенел в голосе Харина. — Это же первый вариант. Прикидка, так сказать. Вы же понимаете...

— Не понимал бы, не говорил. Сожрал бы твой силос и все тут. А вот оказалось — я разборчивый.

— Виноват, что нужно сделать?

Признания собственной нерадивости Немцев от подчиненных принимал весьма милостиво.

— Прежде всего, надо уйти с трусливой позиции. Сейчас все пишут и говорят о государственных проблемах смело, а ты как лебедь прячешь голову в воду.

Харин удрученно вздохнул.

— Вроде бы Лебедь головы не прячет. Наоборот, выставляется где нужно и где не нужно.

Немцев посмотрел на помощника с сожалением.

— Я не о генерал-губернаторе, о птице.

— А-а, тогда...

— Вот те и тогда. — Губернатор взял газету, лежавшую перед ним. Ткнул пальцем в отчеркнутое место. Начал читать: «Мы обязаны вылезать из грязи, в которой сидим по уши. Главная ненормальность нашего общества сегодня в том и состоит, что честный человек не имеет возможности улучшить свою жизнь в одиночку. Если мы не изменим общую ситуацию, не изменим саму систему — каждый так и будет барахтаться в нищете и страхе». Здорово сказано, верно?

— Конечно, -Харин кивнул, соглашаясь, — но это же оппозиция.

— Верно. А кто мешает нам так же говорить? Вот, возьми и перепиши. Не стесняйся, ты умеешь. И потом убери из выступления всю траву. Чтобы я ее не жевал, как телок. Надо чтобы все звучало по военному. Раз, раз!

Харин вздохнул удрученно.

— У военных всегда есть противник...

— А у нас что, противника нет? Ну, Харин, ты меня удивляешь.

— Кого взять на прицел?

— Сегодня пугало, которое позволяет объединить вокруг власти обывателей — это организованная преступность. Нравится кому-то или нет, но ненависть к насилию пронизывает все слои населения. Вывод?

Харин заулыбался.

— Избиратели отдадут свои сердца и голоса тому, кто объявит преступности бой.

— Молодец! — Похвала губернатора прозвучала язвительно. — Если даже ты понял, то поймут и другие. И учти — до выборов меньше года. Начинать борьбу за голоса надо уже сейчас.

Харин подковырку съел, но оправдаться счел нужным.

— Но это только посылка, Леонид Викторович. Обычно ваши выступления славятся конкретностью. Каждое слово — гвоздь. Где эти гвозди взять?

Немцев, принимая похвалу, едва заметно кивнул. Он однажды уже проверял лояльность спичрайтера. На крутом выпивоне один из друзей-газетчиков с высокой подачи губернатора задал Харину вопрос: «Небось все речи Немцу строгаешь ты?»

Харин находился под большим газом: глаза соловые, язык заплетыкался, но чуткий сторож в мозгах будто и не пил совсем. «Что ж, по-твоему, Немцев дурак? Я только запятые в основном и правлю. Это обычное дело. Вспомни сам, сколько я их ставил в твоих материалах». Об ответе помощника губернатору доложили сразу, и он сообщение принял к сведению.

• Предыдущая
• 9/32
• Следующая