Генеральские игры - Щелоков Александр Александрович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/84
• Следующая

Отвечая на вопросы Гуляева, Юрченко постепенно успокоился. Ему и самому показалось интересным разобраться в своих ощущениях и поступках, шаг за шагом проследить, что он думал, какие действия предпринимал. Отвечал он толково и потому страшно удивился, когда Гуляев предложил:

— Что ж, Юрченко, отлично. Теперь давайте ещё разок, с самого начала.

— Товарищ майор! Я все рассказал как было.

— И все же давайте восстановим события по минутам.

Юрченко выглядел растерянно.

— Что вас интересует, не могу понять.

Ответь ему Гуляев, что и сам точно не знает, солдат крайне бы удивился. Уж слишком уверенно и напористо следователь старался вытрясти из него нечто неизвестное.

— Итак, Юрченко, вы заступили на пост. Что сделали первым делом?

— Закрыл крышку люка в корзину.

— На вышку?

— Нет. Вышкой мы называем все сооружение — балки, лестницу. А корзина у нас — это площадка с бортами для часового.

— Туда ведет люк?

— Да. Корзина изнутри обшита листовым железом. И крышка люка тоже железная. Заступив на пост, часовой её закрывает.

— Почему корзина обшита металлом изнутри?

— Если обстрелять пост, пули прошьют доски и срикошетят от железа. Во всяком случае, так нам говорили.

— Закрыли люк и дальше?

— Осмотрелся.

— Что-нибудь видно в темное время?

— Отлично. Прожектора по периметру хорошо освещают просеку. Я иногда даже ежей на ней замечаю.

— Отлично. Что заметили в тот раз?

— Говорить обо всем вообще?

— Конечно.

— Видел, как ушла смена в караулку. Ее глазами всегда провожаешь. Потом повернулся к морю. Увидел — идет корабль.

— Почему обязательно идет? Может, стоял на рейде?

— Было заметно движение. И ходовые огни. Шел на север. Я видел отличительный красный огонь левого борта.

— Хорошо. Признаков грозы не замечали?

— Нет.

— А вы умеете их замечать?

— Ну! — Юрченко даже обиделся. — Бывает над хребтами гроза, там все небо краснеет от всполохов. Грома не слышно, а зарево как от пожара.

— Пойдем дальше. Вы на часы смотрите?

— Да. Только ближе к концу смены. Лишний раз глядеть — душу маять.

— Слышали какие-нибудь шумы?

— Нет, ничего особенного.

— А не особенного?

— Барсук шебутел. У него нора за пятым хранилищем. Мы его не трогаем.

— И все?

— Потом птицы всполошились. Тетерки.

— Почему вы считаете, что тетерки?

— Ну! — Голос солдата прозвучал обиженно. — Мы таежники. Я птиц и днем и ночью по лету определяю.

— Их могло что-то спугнуть?

— Запросто.

— Кто?

— Чаще всего лиса или рысь…

За пологом шатра послышался шум. Гуляев прислушался.

Посмотреть, чем занимается следственная группа, пришел начальник арсенала полковник Блинов. Он приблизился к ленте с красными полосами и собрался её перешагнуть. Часовой — явно не призывного возраста контрактник в камуфляже — остановил его окриком:

— Стой!

— Я начальник гарнизона. — Блинов произнес это, с трудом сдерживая злость: ему, офицеру с полковничьими звездами, приказывают стоять.

Блинов попытался перешагнуть ленточку ограждения.

— Стой! Стрелять буду!

Чертов караульный устав! Он не оставляет часовому даже выбора слов для нормального разговора.

— Позовите своего начальника.

Часовой достал свисток и подал сигнал. Минуты через две из-за развалин склада вышел прапорщик Лукин.

— Здравия желаю. Слушаю вас, товарищ полковник.

— Прапорщик! — Блинов играл голосом, как это делал, прорабатывая на совещаниях подчиненных. — Что это вы тут железный занавес устроили?

Лукин знал: спорить с офицером, который завелся, себе дороже.

— Так точно, товарищ полковник, занавес.

Блинов проявил понимание солдатского юмора и сказал:

— Тогда приподнимите край, я пройду.

— Не властен, товарищ полковник.

Блинов мог и психануть. Он умел это делать, когда собирался нагнать на подчиненных страху. Демонстрируя вспышку гнева, полковник внутри оставался спокойным и холодно наблюдал, на кого как действует проявление его эмоций. Обычно прапорщики — а их в подчинении Блинова находилось больше всего — втягивали головы, боясь встретиться глазами с бушующим командиром. Да и попробуй не забоись, если каждый, кто жил в гарнизоне, именно из рук полковника получал право на конуру в служебном доме и деньги на хлеб из казенной лавочки.

К страху и угодничеству, встречаясь с ними, человек привыкает быстро. Особенно если он по-военному прямолинеен и дубоват. Оттого среди полковников и генералов так много хамоватых и наглых в обращении с подчиненными. И на какую бы высоту ни поднял их случай, они все свое существо выражают в словах: «Смотрите у меня! Сначала вам будет больно, потом будете долго сидеть». Эта формула может изменяться, но суть её всегда остается в рамках сформулированной величайшим палачом России, сыном благословенной Грузии Лаврентием Берия: «Я вас всех сотру в лагерную пыль».

И все же наглость любого чина соизмеряется с его положением, хотя самые крутые обычно яростней всего топчут пол, харкают на стены, но опасаются плевать на потолок — себе же попадешь на голову.

Столкнувшись с сопротивлением прапорщика, Блинов изменил тон. Конфликтовать с проверяющими в армии не приучены: как ни мала козявка, укусить может больно.

— Молодец, прапорщик. Службу знаешь.

Точно найденное слово — и некорректное поведение вдруг находит логическое обоснование, а его целесообразность в интересах службы становится очевидной.

— Позовите своего начальника, прапорщик.

Вышедший из палатки Гуляев с интересом разглядывал Блинова. Первое впечатление нередко помогает понять человека в той же мере, в какой и частое общение с ним. Было видно, что полковник следит за внешностью и физической формой. Короткие рукава летней рубахи открывали мощные руки, поросшие до локтей густым золотистым волосом. Темная, слегка посеребренная на висках шевелюра была коротко пострижена. Все в облике полковника свидетельствовало — он должен пользоваться успехом у женщин и сам скорее всего не пренебрегает их вниманием. К тому же, по отзывам, это мужик крепкий, выносливый, привыкший управлять большим коллективом и умевший поддерживать в нем строгий порядок.

• Предыдущая
• 10/84
• Следующая