День джихада - Щелоков Александр Александрович - Страница 66

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая

Он бросил в пламя купюру, которую держал в руке. Она мучительно скорчилась, согнулась пополам, зачернела по краям и радостно вспыхнула. Сгорев, поддутая жаром, поднялась над костром, полетела как черная бабочка в темноту ночи.

— Шустрят баксики, — сказал Таран и тоже бросил десятку в огонь. — Расскажи кому такое — за шизика примут.

При первых проблесках света Таран занял позицию. Он устроился у комля старого бука, набросил на плечи плащ-накидку, под которой укрыл снайперскую винтовку. Моросил мелкий, нудный дождь. Серая туча, та что зацепилась за вершины хребта еще вечером, запуталась в острых скалах и зависла над лесом, не желая сдвинуться с места.

Таран сел, привалившись спиной к широкому стволу, и застыл, отдавшись спокойствию ожидания. Именно спокойствию, поскольку настоящеми охотнику и снайперу азарт противопоказан. Этому не учат ни в военных училищах, ни на стрелковых курсах, потому что научить искусству ожидания человека с характером нервным, дерганым невозможно.

Далеко не каждый мастер спортивной стрельбы может показать снайперский класс на поле боя. Таран сам не раз проверял умение стрелков, имевших спортивные разряды, тем, что в момент прицеливания бросал рядом с ними взрывпакеты. Иногда после такой встряски спортсмен-пулевик, привыкший целиться и стрелять в обстановке строго регламентированной правилами соревнований, долго не мог прийти в себя не столько от испуга, сколько оттого, что он выпал из условий, к которым привык.

Главным качеством натуры Тарана была обстоятельность. Он ничего не делал по методу «тяп-ляп», чем часто вызывал неудовольствие начальников, которым по известному выражению, было наплевать, какой вкус будет у заказанного ими блюда, лишь бы оно оказалось горячим. В конце концов Тарана приучили к тому, что он, прежде чем взяться за дело, спрашивал командира:

— Так что вам надо? Быстро или хорошо?

Теперь Герма был предоставлен самому себе и никто его не волновал. Сквозь прогалы между деревьями он отлично видел основание скалы с расселиной, в которой завис язык камнепада. Видимость сквозь пелену дождя была невысокой, и чтобы не потерять из виду место, где заложен заряд, Таран воткнул в камни сухую ветку.

Тропа, тянувшаяся по карнизу, не была видна, но это мало беспокоило Тарана. Человек, который по ней пойдет, обязательно окажется на виду как учебная поясная мишень.

То, что моджахеды не появлялись, снайпера абсолютно не затрагивало. Тропа — не железная дорога, на которой властвует расписание. «Духи» обязательно пойдут по ней сегодня. В это «сегодня» укладывался отрезок светлого времени дня. Значит, появления людей на карнизе скалы можно ожидать с трех утра до двадцати трех вечера. Это занимает двадцать часов. В засаду он сел в половине третьего. В пять духи на карнизе не появились. Можно было предположить, что боевики тронутся в путь до восьми, поскольку сумерки могут застать их на самом трудном месте перевала. Значит, оставшееся время ожидания сокращалось до пятнадцати часов. В случае усталости, как и было договорено, его сменит Бритвин. Стоило только подать знак.

Моджахеды вышли на карниз в шесть пятнадцать. Таран специально посмотрел на часы.

Он поднял винтовку спокойным, много раз повторенным на тренировках движением и положил цевье на плоскую глыбу плитняка, которую приволок к засидке и уложил заранее.

Он и сам мог бы уже лежать, если бы точно знал, когда на карнизе появятся «духи». Но лежать под дождем на пропитанной холодной влагой земле не имело смысла. Теперь приходилось занимать позицию в авральном порядке.

Таран сперва уложил, а потом упер приклад в плечо со старанием новичка. Он знал, что именно умение сохранять приобретенные на тренировках навыки, отличает мастера от дилетанта. Излишняя уверенность в себе, небрежение мелочами неизбежно приводит к неудачам.

Он отключился от всего, что могло помешать ему, отвлечь от дела. Капли дождя попадали на шею, собирались в струйки и стекали за шиворот, но он этого уже не замечал.

Он установил незримую связь между глазом, который сквозь прицел видел взрыватель гранаты, предназначенной послужить детонатором для всего заряда и двумя гибкими фалангами указательного пальца, которые мягко касались спускового крючка.

Когда винтовка толкнула в плечо и тут же над скалой, яростно загремел, загрохотал камнепад, Таран понял — он попал и свое дело сделал.

Неожиданный обвал огромной массы камней прихватил колонну моджахедов в самом опасном месте карниза. Людей, буквально смяло и смело с тропы, не позволив кому бы то ни было укрыться и спастись.

Только погонщик лошадей, замыкавший караван, заметно отстал от ядра группы и успел увидеть, как сверху на тропу катится лавина камней. Она пугающе гремела, вздымая над собой облако рыжей пыли.

Временами огромные валуны вырывались из гремучего потока, высоко подскакивали и, как пушечные ядра, обгоняя лавину, летели вниз по воздуху.

Лишь мгновение длилось оцепенение. Погонщик понял: промедление будет стоить ему жизни. Он круто повернулся и побежал назад — туда, откуда пришел караван.

Таран поежился на своем мокром ложе, сдвинул винтовку влево. Легкая птичка смерти — «галочка» оптического прицела легла в темное пятно на спине погонщика между лопаток.

… Однажды еще во время афганской войны Тарану пришла мысль, что марка снайперского прицела напоминает булавку, на которую энтомологи насаживают жуков и бабочек, прежде чем поместить их в коллекцию. И ему сделалось неприятно оттого, что он накалывает на это острие людей. Но потом дело стало привычным, и мысли о том, что приходится убивать для того, чтобы самому оставаться живым, больше его не тревожили.

Плавным движением пальца Таран потянул вытертый его пальцем до блеска спусковой крючок. Грохот камнепада еще не стих, со дна ущелья доносились тугие удары камней и одиночный выстрел утонул в этом шуме.

Пуля догнала погонщика. Он вскинул руки, по инерции сделал еще два шага по карнизу, потом наклонился влево и полетел в пропасть.

Когда грохот обвала стих, и стало ясно, что операция удалась, группа вышла на карниз. Обвал изрядно погрыз края тропы, местами над пропастью образовались провалы, которые должны надолго закрыть натоптанный моджахедами путь в Чечню.

— Что там? — спросил Полуян, взглянув под обрыв, где заметил нечто непонятное. Они пригляделись и вскоре стало ясно: двоих моджахедов камнями сбило с ног и швырнуло в пропасть. Они рухнули с обрыва и повисли на дереве, которое росло между камней метрах в двух ниже террасы. Один из них упал на комель животом, тело его согнулось и повисло над провалом.

— Надо вытащить, — сказал Бритвин, взглянув вниз.

— Нет, — ответил Полуян. — Надо поднять.

— Ну их к дьяволу, — возразил Бритвин. — Зачем терять время? Пусть висят. Орлы быстрее увидят.

— Нет! — Полуян был тверд в своем решении. — Давайте поднимем.

Вытащить на тропу тела моджахедов стоило немалых усилий. Когда их положили у входа, Ярощук застыл в изумлении. Он узнал в одном из мертвецов постаревшего, но, в основном, сохранившего прежние черты капитана пакистанской разведки Исмета, с которым его сталкивала служба в Исламабаде. Теперь, судя по документам, капитан стал Ханпашой Хамидовым, уроженцем Чечни. Документы второго боевика вызвали изумление у всех остальных. У него в нагрудном кармане нашли удостоверение летчика гражданской авиации, выданное в Соединенных Штатах на имя гражданина Саудовской Аравии Мустафы Раззака и книжку — инструкцию для пилота самолета «Боинг-767».

— Выкиньте все это к чертовой бабушке, — сказал Полуян. — Считайте, одного пилота Америка потеряла.

— Черт его знает, — задумчиво произнес Резванов, — может, Америке стоит этому радоваться.

— Почему? — спросил Таран.

— Боевик-чеченец с саудовскими документами за штурвалом самолета над Америкой, это, я тебе скажу, может предвещать маленькую Хиросиму.

— Ну уж, — возразил Таран, — ты скажешь!

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая