Чеченский разлом - Щелоков Александр Александрович - Страница 66
- Предыдущая
- 66/73
- Следующая
Полуян поднял руку, останавливая людей.
— Столяров, спустись туда.
Группа изготовилась к ведению огня, чтобы при необходимости прикрыть товарища, а Столяров двинулся вниз, проверить нет ли на тропе мин.
Минуту спустя, он замахал руками, приглашая остальных подойти к нему.
Оказалось, что под стеблями кукурузы стоит черный джип. В нем все было исправно, кроме левого переднего колеса. Шины выглядела изрядно изжеванной, а диск оказался смятым слабым взрывом или сильным ударом.
— Проверено, мин нет, — слегка ёрничая доложил Столяров.
— И все же что-то смущает? — спросил Резванов.
— Есть маненько. Зачем такую машину бросили, если не заминировали?
— Не ломай голову, — сказал Резванов. — Передок хозяин повредил неплохо, но вся тачка цела. Чтобы она забегала, надо сменить диск и поставить новый скат. Машину загнали в щель и замаскировали. Не столько от людей — чужие здесь не ходят, сколько от авиации. Чтобы ненароком какой-нибудь летун не вмазал в неё нурсиком. А местные ничего не тронут.
— Она может ехать? — Полуяна больше всего интересовало именно это.
— Потихоньку и с большим скрипом.
— Тогда сойдет. До грузовика не более километра. Если мы подпилим к нему в такой колымаге, никто ничего не заподозрит.
Они поехали.
Резванов шел впереди машины, придерживая рукой автомат «Узи», который снял с полевого командира Астемира Везирханова. Автомат висел на длинном ремне, что позволяло с предельной легкостью направлять его в любое место.
Заросший черной густой бородой, полковник внешностью теперь ничем не отличался от боевиков, действовавших в этих краях. Зеленая широкая повязка, расшитая вязью арабских букв, плотно перетягивала лоб и придавала ему законченный вид бойца джихада.
Резванов медленно двигался по дороге, обходя лужи, оставленные недавно прошедшим ливнем. Джип, скособочившись в сторону спущенного колеса, окончательно доминая шину и звякая диском по камням, осторожно полз за ним.
Метрах в двадцати от места, где дорога, повторяя изгиб реки, делала поворот, стоял грузовик «Урал». Рядом беспорядочной кучкой толпились боевики, отдыхавшие после того, как засыпали воронку, мешавшую им ехать дальше. Они увидели постороннего, за которым как подбитая утка, припадая на поврежденное колесо, медленно полз джип. Вид приближавшегося человека не вызвал у них ни подозрения, ни настороженности. Черная неопрятная борода, замусоленная камуфляжная куртка, автомат «узи» на груди — все выглядело привычным и тревоги не вызывало. Да и машина, которая еле ползла из-за хорошо видимого повреждения располагала к благодушию. Чужие в горной Чечне так нахально себя вести не могли.
— Салам, — сказал Резванов, подходя к боевикам.
Дауд Арсанукаев выступил навстречу Резванову. Тот сразу понял, что молодой боевик и есть командир, иначе он не посмел бы влезать в разговор первым, поскольку рядом стояли люди заметно старше его по возрасту.
— Салам, — ответил на приветствие Дауд, — но мне кажется, что слово джихад сейчас подошло бы больше.
«Салам» — по-арабски означает мир. Это слово вошло в языки всех народов, исповедующих ислам.
В классической полноте приветствие мусульманина при встрече с единоверцем звучит так: «Ас-салам алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракатух!», что переводится как «Мир вам, милость Аллаха и его благословение!» Вежливый ответ на эти слова звучит чуть иначе: «Ва алейкум ас-салам ва-рахмату ллахи ва — баракатуху!» — «И вам мир, милость Аллаха и его благословение!».
В части, касающейся мусульманского гостеприимства и вежливости пророк Мухаммад оставил правоверным такой завет: «Лучшее проявление ислама состоит в том, чтобы угощать людей и приветствовать тех, кого знаешь и кого не знаешь».
Повседневность упростила формулу привествия и ответа на него. Достаточно сказать «Ас-салам алейум», — «Мир вам», чтобы получить ответ: «Ва алейкум ас-салам» — «И вам мир».
Дауд, услыхав слово мир из уст человека, который имел автомат, заметил не без остроумия, что им обоим в конкретной обстановке для взаимного приветствия куда больше подошло бы слово война.
Резванов уже пересчитал боевиков. Их было тринадцать. Одиннадцать вместе с командиром стояли за кузовом «Урала», водитель топтался возле кабины слева и ногой обстукивал колесо, а последний отошел в сторону к кустам, чтобы справить нужду.
— Кого вы ждете? — спросил Резванов и остановился так, чтобы видеть свой джип.
Оттуда один за другим оттуда на дорогу выбрались четверо. Все бородатые, неопрятные, в камуфляже, бронежилетах с подсумками, полными гранат.
Командир боевиков не ответил на вопрос. Он посмотрел на появившихся из джипа людей и спросил:
— Вы куда и откуда?
Резванов уловил в голосе собеседника подозрительность, а в глазах настороженность. Ответил спокойно:
— Служба шариатской безопасности. Вот мое удостоверение.
Он сделал рукой движение, показав что собирается достать документы из кармана. Но вместо этого повернул автомат и нажал на спуск.
«Узи» захлебнулся в безудержном треске.
Пули, попавшие в грудь Арсанукаева, отшвырнули его под задние колеса «Урала». Автомат, не смолкая ни на миг, поливал свинцом стоявших за кузовом боевиков.
Едва Резванов открыл огонь, Полуян побежал вдоль левого борта «Урала», направляясь к водителю. Тот был безоружен, но мгновенно среагировал на стрельбу. Ловко подпрыгнув, он попытался вскочить в кабину, когда пуля ударила ему в спину.
Водитель широко взмахнул руками, словно старался удержаться за воздух, и упал на спину.
Помогая Резванову, Ярощук и Бритвин направили оружие на основную группу боевиков.
Таран в два выстрела поразил бородатого моджахеда, выскочившего из кустов, но ещё не успевшего поддернуть штаны.
Это не было боем. Это было расправой. Те, кто ещё несколько минут назад были живыми, теперь лежали в маслянистых лужах крови, бездыханные и неподвижные.
Это была война — безжалостная, кровавая, в которой один закон, одно правило: либо я, либо ты меня.
Гуманизм — прекрасная тема для обсуждения в залах законодательных собраний, в кругу умных собеседников, осуждающих жестокость и защищающих человеколюбие. Два собеседника, направившие друг на друга оружие, чаще всего решают спор языком огня.
Полуян стоял над холодеющими телами боевиков и отдавал распоряжения. Он не думал, даже не позволял себе размышлять о происшедшем. Он не пытался давать случившемуся моральных оценок. Он знал одно — в боевом отношении операция удалась.
Он знал, что террорист Хаттаб, который в девяносто шестом году сумел заманить в огневой мешок в ущелье Аргуна между Дачу-Борзоем и Ярышмардами батальон мотострелков и превратил его в кровавое месиво, ни минуты не мучился сожалениями. Война есть война. Идешь с оружием, значит умей его применять. Не умеешь стрелять первым — поднимай белый флаг или падай в лужу собственной крови.
Полуян знал, куда вел людей и чем им грозила минутная нерешительность. Знал и поступал так, как повелевала логика боя — он стрелял на поражение первым.
Кузов «Урала» был забит рухлядью, в которой команда Полуяна отказывала себе: спальные мешки, изрядно засаленные и потертые; большой казан с боками, покрытыми сажей; большой куль мелкой картошки, ящики с банками говяжьей тушенки и «Кока-Колы»; несколько связок репчатого лука и боеприпасы, Именно этого добра оказалось слишком много: несколько запаянных цинковых упаковок с автоматными патронами, два ящика гранат и отдельно от них коробки со взрывателями; длинные зеленые контейнеры с ручными гранатометами и десятка два противопехотных мин.
К Полуяну подошел Ярощук, держа в руках стопку собранных у боевиков документов. Протянул полиэтиленовый пакет с какими-то бумагами.
— Взгляни.
Полуян взял пакет. Достал из него иностранный паспорт. Открыл. С фотографии на него глянуло лицо Дауда Арсанукаева. Документ, судя по надписям, которые скрепляли официальные печати, принадлежал гражданину Турции Исмаилу Гюпгюпоглу, 1953 года рождения, уроженцу города Измира. Вместе с паспортом хранился оплаченный авиационный билет с открытой датой. Судя по нему, турецкий подданный Гюпгюпоглу в любое время имел возможность вылететь из Тбилиси в Анкару.
- Предыдущая
- 66/73
- Следующая
