Сокровище царя Камбиза - Уитли Деннис - Страница 19

• Предыдущая
• 19/56
• Следующая

Она смотрела на меня, и прекрасные черты ее точеного англо-сакского лица как бы застыли, а глаза смотрели строго.

— Вас разыскивают и обвиняют в убийстве моего отца. Если вы на самом деле честный человек и совершенно невиновны, то немедленно заявите о себе в полицию.

— Я понимаю вас, но пойти в полицию — для меня означает оставить всякую надежду свести счеты с О’Кивом.

— Черт возьми! Мне нет абсолютно никакого дела до ваших ссор, мистер Дэй. Для меня важно, чтобы убийца предстал перед судом. Если вы сами не хотите поступить, как джентльмен, я буду вынуждена заявить в полицию, и вас немедленно арестуют.

— Это легче сказать, чем сделать, — едко усмехнулся я, рассерженный отсутствием всякого сочувствия с ее стороны.

— Пусть так, — сказала она, спуская ноги с кровати. — Но без посторонней помощи вам не удастся скрываться долго. Гарри и Кларисса не станут помогать вам против моей воли, а Амин окажется бесполезен, как только полиция узнает, что он снабжает вас одеждой.

— Пожалуй, — неохотно согласился я. — Едва ли мне удастся сохранить свободу хотя бы на сутки, полагаясь только на себя.

Она кивнула своей светло-пепельной головой.

— Я рада, что вы поняли это, но готова пойти на компромисс и предлагаю вам выбирать: либо вы мне обещаете, что завтра вечером, посетив Гамаля, сразу же сдаетесь полиции, либо я сейчас же иду туда и рассказываю им о вас все.

— Я рад, что вы придаете хоть какое-то значение моему обещанию, — кисло сказал я.

— Я придаю ему ровно столько значения, сколько оно заслуживает, — ответила она.

Я пожал плечами.

— Тогда считайте, что оно вам дано. Я устал как собака, и просто не в силах вынести сегодня полицейский допрос.

Все, что мне до сих пор удавалось, я приписывал не своей ловкости, а целиком и полностью частой смене своего обличья. Высадившийся прошлым вечером в Александрии хорошо одетый бородатый британец в течение часа превратился в чисто выбритого арабского драгомана. В половине пятого утра я уже был краснокожим индейцем, а в половине двенадцатого стал бедным греческим рабочим; через девять часов у пирамид я вновь подвергся метаморфозе, приблизившись к своему изначальному виду более, чем мне бы хотелось.

— Гарри, — сказал я. — Сделайте мне одолжение.

— Конечно, старина.

— Мои костюмы слишком хорошо сидят на мне. Вы не против одолжить мне один из ваших, чтобы завтра я не так бросался в глаза?

— Разумеется, — согласился он. — Выбирайте любой.

Гарри был на несколько дюймов ниже меня и гораздо толще, поэтому я ограничился брюками из серой фланели, бело-зеленой клетчатой курткой и пуловером.

Прошло более двух с половиной суток с момента убийства сэра Уолтера. В ту ночь я проспал около четырех часов, а почти сутки спустя — еще часа три в могильнике священных быков. Последние тридцать часов за мной велась охота, и поддерживало меня только постоянное нервное возбуждение. Когда же я вскарабкался к себе на третий этаж, сил не хватило даже на то, чтобы раздеться. И я заснул прежде, чем мое измученное тело рухнуло в постель.

Проснулся я после полудня, а поскольку днем у меня не было никаких дел, и появляться на улицах Каира было небезопасно, я снял одежду, забрался под одеяло и продремал почти до вечера, а потом, облачившись в костюм Гарри, отправился за покупками.

Я приобрел себе ярко-голубую рубашку с мягким воротником, феску, зеленый галстук с белыми верблюдами и жуткую на вид пару лимонно-желтых кожаных туфель с длинными заостренными носами.

Вернувшись в пансион, я примерил обновки и, взглянув на свое отражение в старом, покрытом пятнами зеркале над рукомойником, поздравил себя. Одежда Гарри была не очень широка мне в талии, но рукава пальто и брюки оказались на добрую пару дюймов короче, и весь наряд выглядел так, словно был куплен в магазине готового платья. С желтоватого цвета лицом и кричащим галстуком я теперь вполне мог сойти за типичного египтянина среднего достатка, и никому бы не пришло в голову, что некогда я состоял на дипломатической службе его величества короля Британии или обучался в Итоне и Оксфорде. Меня беспокоила только небольшая простуда — вчера после блуждания по хлопковым полям с Сильвией я забыл насухо вытереть ноги, и было похоже, что мне придется поплатиться за эту беспечность.

В половине девятого я отправился пешком вдоль улицы Мухаммеда Али от площади Оперы и дошел до второго поворота направо. Это был малоприятный район, именно здесь убили многих британских чиновников в смутные времена, когда египетские националисты, борясь за независимость своей страны, прибегли к тактике террора.

Я без труда нашел магазин ковров. Дверь была заперта, но, сквозь жалюзи пробивался свет, и я громко постучал. Через несколько секунд дверь открылась, на пороге появился араб в белой галабее и молчаливо уставился на меня, ожидая услышать о цели визита.

— Гамаль-эфенди здесь? — спросил я.

Он кивнул.

— Кто желает видеть его, господин?

— Он не знает моего имени, — сказал я, — но скажите ему, что я прибыл от Юсуфа Факри.

— Айя, — поклонился он. — Прошу вас, заходите и подождите здесь.

Он закрыл за мной дверь, задвинул щеколду и оставил меня в тускло освещенном магазине. На стенах его висели ковры, в глубине стояло несколько ручных ткацких станков, на которых днем работали маленькие мальчики. В центре, на полу, ковры были сложены двумя огромными грудами, — и у меня сложилось впечатление, что производство ковров здесь было не прикрытием, а настоящим ремеслом.

Через пару минут слуга вернулся и повел меня наверх, к своему господину. Пока мы обменивались обычными арабскими приветствиями, я успел рассмотреть торговца наркотиками.

Гамаль был толстый, плотный мужчина лет пятидесяти, с седеющими волосами, выбивавшимися из-под края фески, острыми, подвижными глазами, кожей темной и отчасти рябой из-за перенесенной в детстве оспы. Комната, в которой он принимал меня, была, очевидно, его офисом, и казалось, выдавала своего хозяина, будучи битком набита всякого рода западными вещами, слишком дорогостоящими для владельца допотопного коврового магазинчика.

— Вы от Факри? — спросил Гамаль, подвигая мне через стол коробку с сигаретами.

— Да, — ответил я. — Меня зовут Дауд-аль-Азиз, и я прихожусь Юсуфу двоюродным братом. Сегодня вечером у него началась лихорадка, и он прислал меня к вам.

Я догадывался, что человек по имени Юсуф Факри должен сегодня ночью забрать пакет с наркотиками от Гамаля, и шел на риск, выдавая себя за его брата, но это был единственный пришедший мне на ум способ попасть сюда. Если Юсуф уже успел забрать пакет, то через пару минут мне придется несладко, но я рассчитывал, что такая работа выполняется, как правило, поздно ночью и, явившись в половине девятого, надеялся опередить его. Это был решающий момент, и я исподтишка наблюдал за реакцией Гамаля.

Он нахмурился, размышляя, но затем, к моему облегчению, произнес:

— Так этот молодой дурень опять принял слишком много, а?

— Нет-нет, господин Гамаль! — поспешно запротестовал я. — Уверяю вас, бедный Юсуф действительно заболел. По-моему, он съел испортившуюся рыбу и отравился. Он был совершенно разбит и ослаблен, когда умолял меня отправиться к вам и выполнить работу вместо него.

— Какую работу? — спросил Гамаль.

Я пожал плечами и в чисто восточной манере развел руками.

— Господин Гамаль, он сказал мне лишь о том, что вы верите ему и если позволите мне занять его место, я смогу заработать неплохие деньги.

— Бьюсь об заклад, вам известно, чем занимается Юсуф, иначе он не послал бы вас, — торопливо произнес Гамаль.

— Ну, господин Гамаль… — Я скромно потупился. — Юсуф доверяет мне, и, хотя никогда ничего не рассказывает, я догадываюсь, чем он зарабатывает.

— А вам не приходит в голову, что за эти несколько часов работы он может оказаться в тюрьме?

— Хорошие деньги просто так никому не платят, — нравоучительно изрек я. — Всем надо жить, не так ли?

• Предыдущая
• 19/56
• Следующая