Террористы (Наёёмные убийцы) - Вале Пер - Страница 31

• Предыдущая
• 31/82
• Следующая

Мартин Бек выпрямился и хлопнул себя по лбу ладонью.

— Хелльстрём, — сказал он. — Садовник.

— Вот именно. Кики Хелльстрём — дочь садовника Вальтера Петруса. Подробностей пока что не знаю. Будто бы она уехала года два назад, и никто не знает, где она теперь.

— Слушай, Оса, похоже, ты напала на что-то существенное. Ты на машине?

Оса кивнула.

— Ждет на стоянке. Едем в Юрсхольм?

— Незамедлительно, — ответил Мартин Бек. — Продолжим разговор в машине.

В машине Оса спросила:

— Думаешь, это он?

— Во всяком случае, у него были причины остро ненавидеть Вальтера Петруса, — сказал Мартин Бек. — Если все было так, как мне представляется. Петрус использовал дочь садовника в своих фильмах, и когда отец об этом узнал, он вряд ли обрадовался. Сколько ей лет?

— Сейчас девятнадцать. Но фильмы четырехлетней давности, ей тогда было всего пятнадцать.

Помолчав, Оса спросила:

— А может, все было наоборот?

— То есть?

— Отец подбил ее сниматься, чтобы выкачивать деньги из Петруса.

— Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.

Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.

Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка — то ли мастерская, то ли сарай.

— Очевидно, он здесь живет, — заключила Оса, и они направились к желтому дому.

Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.

Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.

Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.

Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону

— Мы оторвали вас от работы? — спросила Оса.

Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.

— Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.

— Нам надо поговорить с вами, — сказал Мартин Бек. — Мы из уголовного розыска.

— Здесь уже был один, — ответил Хелльстрём. — Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.

Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.

— Что я могу вам сказать про директора Петруса, — продолжал он. — Я его почти и не знал, только работал у него.

— У вас есть дочь, если не ошибаюсь, — сказал Мартин Бек.

— Есть, но она тут больше не живет.

Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.

— Мы хотели бы поговорить о ней, — объяснил Мартин Бек. — Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?

— Можно зайти ко мне, — ответил Хелльстрём. — Я только комбинезон сниму.

Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.

Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.

Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.

Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.

Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.

Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи на корешках. Классики, в том числе Достоевский, Бальзак и Стриндберг, и неожиданно много поэтических сборников — как в твердых переплетах, так и более дешевые издания: Нильс Ферлин, Эльмер Диктониус, Эдит Сёдергран и другие.

На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.

— Может, чай приготовить, — сказал он. — Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.

— Да вы о нас не беспокойтесь, — ответила Оса

— Все равно себе заваривать, — объяснил он.

— Ну, тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, — сказала она.

Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.

На столе лежала открытая книга — стихотворения Ральфа Парланда.

Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.

Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.

Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:

— Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?

— Нам ничего такого не известно, — ответил Мартин Бек. — Где она находится?

— Последний раз писала из Копенгагена.

— Что она там делает? — спросила Оса. — Работает?

— Не знаю точно, — произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.

— Когда это было? — поинтересовался Мартин Бек. — Когда она писала?

Хелльстрём не сразу ответил.

— Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.

— И чем она тогда занималась? — спросила Оса. — У нее там есть мужчина?

Хелльстрём горько усмехнулся.

— Можно сказать, что есть. И не один к тому же.

— Вы хотите сказать, что она…

— Вот именно, занимается проституцией, — с горечью перебил он и продолжал: — Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой — куда там.

Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.

— Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.

— Вы ведь ее в одиночку растили?

Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.

— Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.

Оса кивнула, и он продолжал:

— Мона покончила с собой, и врач объяснил, что это было вызвано какой-то там послеродовой депрессией. Я ничего не мог понять. То есть я видел, что она ходит мрачная и унылая, но думал, она из-за денег переживает, из-за нашего будущего, потому что ребенок появился.

— Где вы тогда работали?

— Я был сторожем на кладбище. Мне тогда двадцать три года исполнилось, а никакого образования не было. Отец в коммунальном хозяйстве работал, мусорщиком, мать ходила квартиры убирать. И я, само собой, сразу после школы работать пошел. Рассыльным был, грузчиком. Жили мы бедно, семья большая, постоянно нуждались в деньгах.

— А как вы стали садовником?

— Работал одно время в садоводстве в районе Свартшё. Хозяин был ничего мужик, платил за мое обучение. И на курсы шоферов послал. У него был грузовик, я возил овощи и фрукты на рынок.

Хелльстрём сделал глубокую затяжку и потушил сигарету.

— Как же вы и с работой, и с ребенком управлялись? — спросила Оса.

Мартин Бек слушал, попивая чай.

— Так и управлялся. Когда она была совсем маленькая, брал ее с собой. Как в школу пошла, до вечера сама о себе заботилась. Не ахти какое воспитание, конечно, да что было делать.

Он отхлебнул чая и с горечью произнес:

— Вот и вышло то, что вышло.

— Когда вы переехали сюда, в Юрсхольм?

— Это место я получил десять лет назад. За этот вот сад — бесплатная квартира. Взял я еще несколько садов, уже для заработка, выходило прилично. Думал, что и Кики здесь будет хорошо — и школа получше, и окружение, дети из культурных семей. Да только не сладко ей приходилось. У всех товарищей по классу богатые родители, роскошные дачи, и она стыдилась нашего дома, никогда не приводила подруг.

• Предыдущая
• 31/82
• Следующая