Розанн. Смеющийся полицейский (сб.) - Шеваль Май - Страница 40

• Предыдущая
• 40/51
• Следующая

На следующий день был четверг. Рённ, который в последние несколько дней смог урвать для сна только пару часов в сутки, спал до полудня. Он встал около часу дня и помог жене уложить багаж. Рённ уговорил ее поехать вместе с сыном на праздники к его родителям в Арьеплуг, так как подозревал, что в этом году у него будет мало времени для того, чтобы как следует отпраздновать Рождество.

Когда поезд, увозящий жену, уехал, он вернулся домой, уселся за кухонный стол, положил перед собой рапорт Нордина и свой собственный блокнот, надел очки и принялся писать.

«Нильс Эрик Ёранссон.

Родился в Стокгольме в шведско-финской семье 4.10.1929.

Родители: отец — Алгот Эрик Ёранссон, электрик, мать — Бенита Рантанен.

Родители развелись в 1935 году, мать переехала в Хельсинки, ребенок остался с отцом.

До 1945 года Ёранссон жил с отцом в Сундбюберге.

Закончил среднюю школу, потом два года учился малярному делу.

В 1947 году переехал в Гётеборг, где работал подмастерьем маляра.

1.12.1948 в Гётеборге женился на Гудрун Свенсон.

Развелся с ней 13.5.1949.

С июня 1949 года по март 1950 года был юнгой на судах линии „Свеа“. До октября 1950 года работал в малярной конторе Амандуса Гюставссона, откуда его уволили за то, что он пил во время работы. После этого не имел постоянного занятия, лишь время от времени работал ночным сторожем, курьером, грузчиком на складах и тому подобное; предположительно, промышлял мелкими кражами и совершал другие незначительные правонарушения. Однако никогда не задерживался по подозрению в преступлении, не считая пьяных скандалов. Иногда пользовался фамилией матери, Рантанен. Отец умер в 1958 году. После смерти отца сын до 1964 года жил в его квартире в Сундбюберге. В 1964 году был выселен, так как три месяца не платил за квартиру. В том же году, вероятно, начал употреблять наркотики. После 1964 года и вплоть до своей смерти не имел постоянного места жительства. В январе 1965 года поселился у Гурли Лёфгрен на Шеппар-Карлсгренд, 3, и жил у нее до весны 1966 года. Ни у него, ни у нее в то время постоянной работы не было. Лёфгрен зарегистрирована в картотеке полиции нравов, однако из-за своего возраста и внешнего вида не могла много заработать проституцией. Лёфгрен также употребляла наркотики.

Гурли Лёфгрен умерла в 1966 году в возрасте 47 лет.

В начале марта 1967 года Ёранссон познакомился с Магдаленой Розен (Белокурая Малин) и жил у нее на Арбетаргатан, 3 до 29.08.1967. С начала сентября до середины октября того же года жил в квартире Суне Бьёрка.

В октябре — ноябре дважды проходил курс лечения в больнице святого Гёрана в связи с внутренней болезнью (триппером).

Мать, которая повторно вышла замуж, с 1947 года живет в Хельсинки. О смерти сына ей сообщили по почте, в письме.

Розен утверждает, что у Ёранссона всегда были деньги, однако не знает, где он их брал. По ее мнению, наркотиками он не торговал, и вообще никакой подобной деятельностью не занимался».

Рённ перечитал свое сочинение. Он писал таким бисерным почерком, что все поместилось на четвертушке листа бумаги. Рённ сложил листок, спрятал его в папку, Положил блокнот в карман и отправился на встречу с Суне Бьёрком.

Девушка с баржи ждала его на Мариаторгет возле газетного киоска.

— Я туда не пойду, — предупредила она. — Но я поговорила с Суне. Он знает, что ты придешь. Надеюсь, я не совершила глупость. Я не люблю зря трепать языком.

Она дала ему адрес на Тавастгатан и ушла в направлении Шлюссена.

Суне Бьёрк оказался моложе, чем ожидал Рённ. Ему могло быть лет двадцать пять. Выглядел он довольно приятно, носил светлую бородку. Ничто не выдавало в нем наркомана. Рённ задумался над тем, что могло связывать его с гораздо более старшим и развращенным Ёранссоном.

Квартира состояла из комнаты и кухни и была плохо обставлена. Окно выходило в замусоренный двор. Рённ сел на единственный в комнате стул, Бьёрк — на кровать.

— Я слыхал, что вы хотите узнать что-нибудь о Ниссе. Должен сказать, что мне о нем не так уж и много известно. Но я подумал, что вы, вероятно, смогли бы по крайней мере забрать его вещи. — Бьёрк наклонился и вытащил из-под кровати картонную коробку. — Он это оставил. Часть вещей он забрал, когда переезжал отсюда; здесь осталась в основном одежда. Так, тряпки, которые ничего не стоят.

Рённ взял коробку и поставил ее рядом со стулом.

— Вы не могли бы сказать мне, как долго вы знали Ёранссона, где и когда познакомились и как получилось, что вы разрешили ему жить в своей квартире.

Бьёрк уселся поудобнее и скрестил ноги.

— Конечно, мог бы, — сказал он. — А сигаретой вы меня угостите?

Рённ достал пачку. Бьёрк оторвал фильтр и закурил.

— Все было очень просто. Я пил пиво в погребке «У францисканцев», а рядом со мной сидел Ниссе. Раньше я никогда не видел его, но у нас завязался разговор и Ниссе угостил меня вином. Я понял, что он свой парень, поэтому, когда заведение закрылось и он сказал, что ему негде ночевать, я взял его с собой. Уже в тот вечер мы подружились, а на следующий день он вытащил меня в ресторан и мы неплохо посидели там. Кажется, это было третьего или четвертого сентября.

— Вы заметили, что он наркоман? — спросил Рённ.

Бьёрк покачал головой.

— Не сразу. Но через несколько дней утром он достал шприц и я понял, что он наркоман. Да он и меня спрашивал, не хочется ли мне тоже, но я наркотики не употребляю.

Бьёрк подвернул рукава рубашки выше локтей. Рённ окинул опытным взглядом его руки и убедился, что он, по-видимому, говорит правду.

— У вас тут не так уж много места. Почему же вы разрешили ему жить здесь так долго? Он платил за квартиру?

— Я считал, что он парень что надо. Прямо за ночлег он не платил, но денег у него хватало и он всегда покупал еду и напитки и вообще все, что нужно.

— А где он брал деньги?

— Этого я не знаю. Да меня это и не касалось. Во всяком случае он не работал.

Рённ снова посмотрел на руки Бьёрка, черные от въевшейся в них грязи.

— А вы где работаете?

— Я ремонтирую автомобили, — сказал Бьёрк. — Может, вы чуточку поторопитесь, а то у меня скоро свидание с подругой. Что вы еще хотите знать?

— О чем он говорил? Он рассказывал что-нибудь о себе?

— Говорил, что плавал на море, но это было давно. Еще говорил о женщинах. Особенно об одной, с которой он жил недавно, но у них что-то там не сложилось. Говорил, что она была лучше матери. — Он помолчал. — С матерью трудно кого-нибудь сравнивать, — грустно добавил он. — А так, вообще, он не слишком любил рассказывать о себе.

— А когда он отсюда переехал?

— Восемнадцатого октября. Помнится, как раз было воскресенье, день его именин. Он забрал почти все свои вещи, оставил только это. Все его барахло могло бы поместиться в багажнике. Сказал, что нашел себе квартиру, но через несколько дней заскочит ко мне. — Бьёрк погасил сигарету в стоящей на полу чашке. — А потом я уже не видел его. Сиван сказала, что он умер. Он действительно был одним из тех, в автобусе?

Рённ кивнул.

— И вы не знаете, в какой среде он потом вращался?

— Понятия не имею. У меня он больше не появлялся и я не знаю, куда он подевался. Он здесь у меня познакомился со многими приятелями, а я так и не видел никого из его друзей. И вообще мне мало что о нем известно.

Бьёрк встал, подошел к висящему на стене зеркальцу и причесался.

— Вы уже знаете, кто это был? Я имею в виду того, из автобуса.

— Нет, пока еще не знаем.

Бьёрк начал переодеваться.

— Мне надо привести себя в порядок, — сказал он. — Подружка ждет.

Рённ взял коробку и направился к двери.

— Значит, вы не имеете ни малейшего понятия, куда он подевался после восемнадцатого октября?

— Я ведь уже сказал, нет. — Он вынул из комода чистую рубашку и разорвал наклейку прачечной. — Я знаю только одно, — добавил он.

— Что?

• Предыдущая
• 40/51
• Следующая