Продажная девка Генетика - Мухин Юрий Игнатьевич - Страница 39

В тот год (1809), когда Ламарк написал свою «Философию зоологии», в Англии родился Чарлз Дарвин, которому посчастливилось сделать существенное открытие в понимании эволюции — он открыл закон естественного отбора.

Как показывает мой опыт (особенно чтение произведений Е. Шнуровского), мы, дилетанты, положения этого закона трактуем совершенно неправильно, и мне Великанов в своей работе это объяснил. Мы считаем, что в конкурентной борьбе всего живого побеждает сильнейший. На самом деле побеждает САМЫЙ ПРИСПОСОБЛЕННЫЙ К ДАННЫМ УСЛОВИЯМ. Да, сильный довольно часто является и самым приспособленным, но это далеко не всегда. Сильный и честный в обществе, в котором властвует мораль подлецов, — это объект далеко не приспособленный к жизни. Так и в живом мире. Вот, к примеру, живые существа одного вида, но одни имеют яркую окраску, а другие серенькую, маскировочную. Пестренькие могут и самок легче завлекать, и потомства больше оставлять, но их и хищники замечают в первую очередь. И если хищников достаточно, то они со временем съедят и пестреньких, и их потомство, а серенькие останутся. Потому что они оказались более приспособленными.

Итак, Дарвин сделал великое открытие, но оно было далеко не полным. Вопрос с населением Земли всеми живыми существами решался в полном соответствии с

Законом естественного отбора — выживают те виды живых существ и растений, которые наиболее приспособлены к данным условиям Земли. И с уменьшением масштаба — с переходом к видам и семействам живых существ и растений — эволюция, по Дарвину, была эффективна: внутри вида тоже выживают наиболее приспособленные. Но когда Дарвин подходил к отдельной особи, то тут у Закона естественного отбора происходил сбой: Дарвин не мог разгадать механизм того, как изменяется отдельный организм под воздействием окружающей среды. А ведь если отдельный организм не меняется, то как же потом из неизменных организмов происходит естественный отбор внутри вида этих организмов?

Это ни в коей мере не унижает Дарвина, нужно просто вспомнить, в какие времена он жил. Исследовательская техника была на зачаточном уровне, о строении живых существ не знали и тысячной доли того, что известно сейчас. Поэтому сам Дарвин склонялся к тому, что в вопросе изменения отдельной живой особи прав Ламарк, но, повторяю, результаты экспериментов были самые непредсказуемые. Скажем, один фермер сообщил Дарвину, что его корова сломала один рог, после чего четыре раза кряду отелилась однорогими телятами. Казалось бы, идея Ламарка, что приобретенный при жизни признак наследуется, подтверждена. Но современник Дарвина Вейсман отрезает хвосты 22 поколениям подопытных мышей и не может добиться, чтобы родилась хотя бы одна бесхвостая мышь.

Вот эта беспомощность в понимании того, что происходит в живом организме, привела к рождению псевдонауки — вейсмановской генетики, которая прекрасно существует, если не жирует, по настоящее время. Нельзя винить Вейсмана — этот честный немец честно пытался понять, что происходит, но у него еще не было фактов, чтобы прийти к какому-либо другому выводу, кроме того, что все живое на Земле имеет некую «наследственность».

Пара слов от себя

Сам этот термин не истинен — он не описывает настоящее положение дел в живом мире. Никаких таких признаков живые существа своим потомкам не передают — это не чулок с деньгами. Сам этот термин сбивает с толку.

Как, к примеру, можно говорить о «наследственных» признаках всего того, что делают люди? Ну какие наследственные признаки «Жигулей» 1-й модели есть у «Жигулей» 5-й модели? Даже говорить об этом глупо. И 1-я, и 5-я модели «Жигулей» такие, как заложено в чертежах на эти автомобили, а формы этих автомобилей точно соответствуют форме инструмента, который был выполнен по этим чертежам, — штампов, пресс-форм, резцов и т.д.

Но если мы не используем понятие «наследственность» для того, что изготовляем сами, то какого черта нам надо использовать этот термин для тех изделий, что производит Природа?

В ядре каждой клетки живых существ заложены очень сложные молекулы ДНК — это чертежи организма и чертежи инструмента для его производства. По этим чертежам готовится инструмент — штампы и пресс-формы — молекулы РНК. Молекулы «штампуют и прессуют» белки, из которых и собирается организм.

(Вопрос не по теме, но я уверен, что общую сборку человека ведут дух и душа человека (растения, микроорганизмы, возможно, обходятся без этого). Сначала дух матери, пока ребенок находится в ее чреве, затем его собственный дух. Напомню, что в моем понимании дух и душа — это биополя особой структуры и к Богу они не имеют никакого отношения.)

Когда происходит зачатие нового организма, отец и мать передают потомству по половинному комплекту чертежей, в результате потомство имеет признаки и отца, и матери. Ну и что здесь такого, чтобы мусолить дурацкий термин «наследственность»? К Вейсману претензий нет, тем более у меня, вводящего в практику понятие души, — он разрабатывал гипотезы, исходя из тех фактов, что имел. Но нам-то, уже знающим, как устроена клетка организма, знающим, что такое ДНК, в чем функция РНК, зачем весь этот бред «наследственности»?

Продолжение истории вопроса в науке

Сказав «а», Вейсман вынужден был сказать и «б». Начав исследовать наследственность, он был вынужден пояснять и то, как выглядят те чулки с признаками, которые родители передают в наследство потомству. Вообще-то Вейсман мог бы и предположить, что этот чулок очень длинный и непрерывный, но путаницу внес чешский монах Георг Мендель своими прекрасными экспериментами, в которых он выяснил, что признаки передаются потомству как бы отдельными частями. Соответственно, Вейсман выдвинул еще одну гипотезу, что «наследственность» передается потомству не в виде одного целого чулка, а в виде кучи очень маленьких чулоч-ков, в каждом из которых лежит свой отдельный признак. Эти маленькие чулочки он назвал генами.

Я писал, что Вейсман был честным немцем потому, что он сам честно признавался, что его теория — это продукт его непонимания того, что происходит в организме. То есть он не понимал, как организм может измениться в течение жизни, а идеи Ламарка подтвердить экспериментально не мог, вот от жизни такой и дошел до генов. Но это в целом не страшно, хуже то, что он считал себя дарвинистом и попытался на эти гены натянуть естественный отбор. Получилось у него следующее.

Все гены собраны в кучку («плазму») в половых органах и от остального организма никак не зависят, хоть ты делай с этим организмом что хочешь. Размножаются эти гены сами от себя, сами себя воспроизводят, а затем перепрыгивают комплектными порциями на половые клетки (яйцеклетки и сперматозоиды). Если учесть, что мужчина за одно семяизвержение выделяет в среднем 500 000 000 сперматозоидов, а по молодости и не один раз в день, то просто удивительно, с какой скоростью эти гены должны были воспроизводить себя в представлении Вейсмана. Да еще и отдельно от всего остального организма.

Весь этот бред получил статус «истинной теории» и был поднят на знамя частью биологов, называющих себя «истинными генетиками», которые начали этот бред развивать. Когда были открыты хромосомы, то внимательный американец Морган заметил, что распределение признаков в потомстве происходит так, как если бы эти гены сидели на хромосомах. (К тому времени уже «открыли», что гены имеют вид не чулка с признаком наследственности, а шарика диаметром 0,02—0,06 микрона.) Морган стал нобелевским лауреатом и отцом хромосомной теории наследственности.

Были, естественно, и более умные, более понимающие жизнь биологи, которые тоже не имели совершенной исследовательской техники, но тем не менее утверждали, что нет в организме никаких генов и что любой организм под влиянием окружающей среды изменяется и эти изменения передаются будущим поколениям. Но и они не могли объяснить механизм того, как окружающая среда меняет организм.

Между «генетиками» и более умными биологами долгое время шла борьба, которая из научной превратилась в политическую и закончилась полной победой «генетиков», поскольку у нас в стране, к примеру, после смерти Сталина политика стала делом подлым, а согласно теории естественного отбора Дарвина выживает в данных условиях наиболее к ним приспособленный.