Меченые - Шведов Сергей Владимирович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/110
• Следующая

Владетели зашумели. Благородный Хокан прав: меченые – волчье племя и в мести удержу не знают.

– Не по-христиански это, – возвысил голос владетель Стриингфилдский.

Хокан Гутормский едва не подавился куском:

– Бог с тобой, владетель, ты же только что утверждал, что меченые с дьяволом в родстве.

Маленькие поросячьи глазки Хокана обиженно уставились на пожилого владетеля. Постное лицо Стриингфилдского приняло подобающее случаю торжественное выражение.

– Детские души еще можно спасти.

– В Вестлэнде большой спрос на малолетних рабов, – развил его мысль Бьерн Брандомский. – Заморские купцы предлагают за щенков хорошую плату.

Стриингфилдскому пьяная прямота Бьерна не понравилась, но возражать он не стал. Зато бурно запротестовал благородный Хокан. Нельзя сказать, что Гутормский был слишком уж жестоким человеком, просто он был страшно обижен на меченых: сколько ходило слухов о несметных сокровищах Башни, а в результате оказался шиш с маслом. Когда владетельские дружины на плечах крикунов ворвались за стены, то ничего там не обнаружили, кроме беременных баб. А какую цену пришлось за это заплатить! Только во дворе Башни Гутормский потерял половину своих дружинников. Нет, смерть и только смерть, ну их к черту, этих меченых.

Подскакавший командир Ожской дружины Ульф склонился перед ярлом Гоонским:

– Дружины окружили меченых у холма и ждут твоих указаний.

– Какие они меченые? – возмутился захмелевший и потому справедливый Брандомский, презрительно кривя мокрые губы. – Пискуны они, а не меченые.

– Что прикажешь с ними делать, ярл Эйнар? – Ульф не обратил на Брандомского никакого внимания.

Бьерну это не понравилось, и он уже собрался проучить нордлэндского наглеца, но передумал. Ульф был человеком Гильдис Хаарской, расположения которой благородный владетель добивался все эти дни. Смущали, правда, небогатого владетеля слухи, весьма нелестные для дочери покойного ярла Гольдульфа, гулявшие по Приграничью, но, благоразумно рассудил Бьерн, деньги стоят репутации. Гильдис, унаследовавшая земли Ожские, Хаарские и Нидрасские, была баснословно богата, и это обстоятельство не могло не тревожить воображение окрестных владетелей. Брандомский ревниво покосился в сторону Хокана Гутормского, своего главного соперника. Гутормский, услужливо склонившись к Гильдис, что-то горячо ей доказывал. Но женщина не слушала любезного кавалера, все ее внимание было сосредоточено на ярле Гоонском.

– Прикажи им сложить оружие и сдаться. – Гоонский вопросительно глянул на собравшихся и, не встретив возражений, добавил уже более уверенно: – Мы найдем им применение.

– Они не сдадутся, – вмешался в разговор старый Ролло, весь этот день не отходивший от своей госпожи.

Гоонский уважал старого воина за опыт и честность, но непрошеное вмешательство ему не понравилось.

– Что ты предлагаешь, старик?

– Я предлагаю пропустить их в Башню.

Владетели зашумели. Хокан Гутормский в порыве гнева даже вскочил на ноги, и только присутствие Гильдис удержало его от рукоприкладства.

– Разуй глаза, старик, – вмешался Брандомский. – Башня-то горит!

– Ролло, пожалуй, прав, – неожиданно трезво рассудил Фрэй Ингуальдский. – Стая не в последний раз рвется на наши земли.

Ингуальдскому горячо возразил владетель Хокан:

– Надо быть форменным идиотом, чтобы после всего случившегося оставлять в целости это змеиное гнездо. Вырезать надо всех, до последнего младенца, благо, молчуны их пометили, и особо хлопотать не придется.

Благородный Фрэй тяжко обиделся на то, что его назвали идиотом. С трудом Гоонскому удалось погасить некстати вспыхнувшую ссору.

– Мы переловим этих сопляков, – решил ярл, – и продадим их заморским купцам, чтобы даже духу меченых не осталось на нашей земле.

– Благородные владетели, – подхватился на ноги Бьерн Брандомский, – почему бы нам не посмотреть на травлю?

Предложение Бьерна нашло горячую поддержку у отяжелевших владетелей. Шумная компания вскочила в седла и, на ходу перебрасываясь веселыми шутками, направилась к холму, в надежде полюбоваться завершением столь удачно начатого дела.

Пискуны Башни, окруженные со всех сторон дружинами владетелей, весь день простояли у холма, куда, выполняя приказ первого лейтенанта, вывел их Дрозд. Осыпаемые о всех сторон насмешками, они сохранили выдержку, не дрогнули, не ударились в панику, как втайне надеялись владетели. Два десятка молчунов держались в первых рядах, злыми глазами поглядывая то на владетелей, с удобствами расположившихся на вершине холма, то на Башню, охваченную огнем. Отлично понимая, что пешим пискунам не пробиться сквозь конные дружины, они и не предпринимали такой попытки. Все свои надежды Хор возлагал на капитана – сотни меченых хватило бы, чтобы загнать весь этот сброд обратно в их каменные норы. Но время шло, и надежды молчуна таяли – помощи, похоже, ждать было неоткуда. Капюшон, обычно опущенный на глаза Хора, был теперь отброшен назад, гладкий череп лоснился в отблесках пожара, лицо хранило высокомерное выражение. Ни один мускул не дрогнул на этом лице, когда подскакавший Ульф предложил сложить оружие.

– Башня не сдается, – последовал надменный ответ.

– Перебейте молчунов, – подсказал Гоонский. – Дети потом разбегутся.

Два десятка дружинников выдвинулись вперед и открыли прицельную стрельбу. Молчуны падали один за другим, но никто не покинул строя, не попытался уклониться от летящей в лицо смерти.

– Красиво мрут, – похвалил молчунов Гутормский и с удовольствием осушил кубок за их веселое пребывание в аду.

Последним упал Хор, пробитый сразу пятью стрелами. Пискуны попробовали было ответить, но тетивы их арбалетов были явно слабоваты: стрелы, не долетев добрый десяток метров до дружинников, бессильно падали на землю. Владетели, наблюдавшие эту картину с безопасного расстояния, засмеялись. И тогда первая шеренга, состоящая из самых рослых пискунов, стремительно ринулась в атаку, на бегу стреляя из арбалетов. Несколько зазевавшихся дружинников слетели с коней.

– Вот змееныши! – выругался Бьерн Брандомский.

Дружинники опомнились и обрушили на пискунов град стрел. Пискуны падали, но уцелевшие продолжали бежать вперед. Последнего застрелил владетель Стриингфилдский почти у самой вершины холма. Оставшиеся на месте пискуны безучастно, казалось, наблюдали за гибелью своих товарищей, но на предложение Ульфа бросить оружие и разойтись только плотнее сомкнули строй. Самые рослые выдвинулись вперед, укрывая за спинами младших.

– Это уж слишком, – воскликнул молодой владетель Ингуальдский. – Не можем же мы истреблять детей!

Он обернулся к Гильдис, ища поддержки. Гильдис, плотно сжав губы и закрыв глаза, стояла, опираясь на руку побледневшего Ролло, и, похоже, не осознавала, что происходит вокруг.

– Неужели ты думаешь, что мне это доставляет удовольствие? – раздраженно отозвался Гоонский. – Уговори их сдаться, я буду только рад.

Ингуальдский поежился и промолчал. Умереть в конце столь блестяще удавшегося дела от руки молокососа было бы обидно и глупо. Ульф нерешительно переминался с ноги на ногу, поглядывая на притихших владетелей.

– Что же, нам здесь до утра стоять? – Ярл Мьесенский нервно теребил длинными пальцами роскошный пояс.

Выручили благородных владетелей пискуны: стройными шеренгами, четко печатая шаг, двинулись они к холму.

– Атакуют! – радостно воскликнул Гутормский.

Гоонский кивнул, Ульф стремительно ринулся с холма, на ходу отдавая приказы. Дружинники сначала неуверенно, а потом все решительнее повели стрельбу. Шеренги атакующих сломались, пискуны на бегу стреляли в ответ.

Гоонский первым направился к коню. Владетели поспешили за ним следом. Ролло, помогая Гильдис сесть в седло, прошептал побелевшими губами:

– Бог нам этого не простит.

– Молчи, старик, возьмем грех на душу, пусть наши дети будут счастливее нас.

• Предыдущая
• 41/110
• Следующая