Будни прокурора - Лучинин Николай Семенович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/54
- Следующая
С начала войны Василий Божко был мобилизован в Красную Армию и зачислен в рабочий батальон. На оборонительных сооружениях под Сталинградом он попал под вражескую бомбежку, несколько месяцев пролежал в госпитале, а по дороге на фронт дезертировал. Вскоре его задержали. Он был осужден с отправкой в штрафную роту. Но к этому времени окончилась война, и Василия Божко направили отбывать наказание в колонию. После освобождения он подделал паспорт и под именем Алексея Базаренко возвратился в родные места, надеясь, что годы и следы ранения на лице изменили его достаточно, чтобы остаться неузнанным. Здесь он узнал о судьбе отца и, затаив злобу, выжидал удобного случая отомстить Дронову. Увольнение из охраны по докладной Дронова ускорило развязку.
Когда, отбросив до десятка не подтвердившихся версий, Лавров пришел к убеждению, что убийцей Дронова является Базаренко, он стал искать его сообщников.
Установить связи Базаренко оказалось несложно: опасаясь разоблачения, тот имел весьма ограниченный круг знакомых. Приехав в город, он поселился у вдовы Берещенко, сблизился с ней и не встречался почти ни с кем, кроме Василия Горобца, сведения о котором вполне объясняли эту «дружбу». Горобец был сыном кулака. Старший его брат при немцах служил в полиции, а сам Василий был не чист на руку, неоднократно подозревался в кражах, но всякий раз умел избежать ответственности. В городе он появился после войны.
Отправляясь в милицию проверить листки прибытия Горобца в город (они заполняются печатным текстом), Лавров волновался, и это было понятно.
Анонимные записки Дронову и потерпевшим от пожаров были написаны печатными буквами и исполнены одним и тем же лицом, но не Базаренко, как категорически утверждали эксперты. Значит, записки писал сообщник Базаренко. Не мог ли Василий Горобец быть таким сообщником Базаренко — иных подозреваемых ведь не было, а предположить, что Базаренко не имел сообщников, было трудно.
Лаврову подали четыре бланка — два листка прибытия, заявление Горобца об обмене паспорта и такое же заявление от имени его матери. Все документы были заполнены довольно четкими печатными буквами.
Рассматривая белые и синие квадраты листков, Лавров почувствовал, как сильно забилось его сердце. На одном из бланков прибытия в графе «время рождения» он увидел перевернутую букву «г»!
Словно боясь поверить себе, Юрий Никифорович несколько раз перечитал: «рождения 1920 ¬ода». Да, буква «г» в слове «года» была написана точно так же, как в анонимке на имя Дронова «¬».
Автор угрожающих анонимок был найден! Версия о мести, наконец, получила веское подтверждение.
Через десять дней Лавров получил акт графической экспертизы и одновременно — ответ от прокурора города Ливны, куда посылал требование об аресте Базаренко. Ливненский прокурор сообщил об аресте и этапировании Базаренко. Спецсвязью был выслан и пистолет «ТТ», обнаруженный на квартире арестованного.
В тот же день, захватив с собою давно заготовленное постановление на арест и обыск, Лавров вместе с работниками милиции отправился к дому Горобца.
Горобец, которого Юрий Никифорович увидел теперь впервые, сидя на стуле, жадно курил, молчал и глядел в пол.
Лавров долго и тщательно готовился к допросу Горобца, но приготовленные вопросы не пригодились, Горобец упорно молчал, вел себя нервно, как и при обыске, отводил глаза в сторону.
По нескольку раз в день вызывал Лавров Горобца на допрос, надеясь, что он в конце концов заговорит, но тот продолжал молчать.
Тогда Лавров изменил тактику.
«Попробую доказать ему, что это молчание бесполезно», — решил он. И когда однажды Горобца снова ввели в кабинет, взгляд его сразу упал на разложенные на столе документы: анонимки, листки прибытия, заключение экспертизы…
Горобец медленно поднял взгляд и впервые посмотрел в глаза Лаврову.
Показания Горобца дополнили картину преступлений Базаренко. Разговорившись, он с какой-то самоотверженной откровенностью, с мельчайшими подробностями рассказывал о тягчайших преступлениях, совершенных им вместе с Алексеем Базаренко.
— Да, — рассказывал Горобец, — Базаренко воровал на элеваторе зерно, которое я у него по дешевке покупал и сбывал на рынке. Потом я стал приходить ночью прямо к нему на пост. Он насыпал в мешки столько, сколько я мог донести. Раза три-четыре за ночь я к нему приходил. Однажды заметил меня Дронов, когда посты с Мокшиным обходил. Я как раз с мешком семечек от поста Алексея пробирался. «Стой», — кричит. Я мешок бросил — и бежать. А утром Базаренко рассказывал, что Дронов у него все допытывался, кто с его поста кражу совершил и как он этого не заметил» Скоро перевели Алексея в грузчики. Здорово он разбушевался тогда. Я его раньше таким не видал. Пришел к нему, а он пьяный за столом сидит. Марфу избил и выгнал, а сам водку хлещет. «Жечь, — говорит, — их гадов, убивать надо, как наши отцы делали». А сам аж зубами скрипит. Я говорю: «Брось, проживешь и без охраны». А он мне: «Разве в охране дело? У меня этот Дронов вот где сидит! — и на загривок показывает.
— Я его, — говорит, — еще мальчишкой убить думал, да не смог, а теперь уж не дам уйти…»
В тот вечер пьяный Базаренко рассказал Горобцу всю историю своего родителя и свою собственную.
— Схожие у нас жизни с ним были. Растравил он и мне душу, злобу расшевелил во мне. Да еще сказал — не знаю уж, правда это или нет, — будто Дронов ему сказал, что он знает, как мы вместе зерно воруем. Поверил я ему, и решили мы оба Дронова убить.
Оружия у нас еще не было, а ножом Алексей не хотел действовать. Не убьешь еще, говорит, недорежешь его сразу, быка здорового. Решили купить пистолет или ружье, а пока угрозу ему написали. Я и писал. Потом у одного проезжего на вокзале пистолет «ТТ» купил. В апреле это было. Только убивать не стали сразу — Алексей решил дождаться 1 мая. В праздник и убил его Алексей; я из дому вызвал, а Алексей стрелял в спину…
Но и на этом не успокоился Базаренко. Собравшись уезжать, он решил отомстить за отца и всем остальным его врагам. По его требованию Горобец, который теперь уже был крепко с ним связан, написал угрожающие анонимки Мокшину, Мельнику и Волошенко, которых Базаренко считал виновными в том, что отца приговорили к смертной казни. Поджигал хаты сам Базаренко, а потом в числе первых прибегал на пожар, чтобы не было на него подозрений.
— Один раз вместе мы с ним на пожаре были, — говорил Горобец. — Это когда Мельника спалили. Здорово Алексей радовался, когда хата горела, аж в глазах у него злорадство и бешенство были. Испугался я тогда, как взглянул на него. Когда уходили, он распрощался со мной и говорит: уеду завтра. И правда уехал. А ночью элеватор загорелся. Он, конечно, поджег, злоба его душила.
…Перед столом Лаврова сидит Базаренко — высокий худощавый мужчина неопределенного возраста, с подвижным лицом, настороженным взглядом.
Лавров спокоен. Кольцо неопровержимых доказательств сомкнулось вокруг преступника раньше, чем он успел это понять. Он еще ничего не знает, надеется спастись от настигающей его кары, неестественной улыбкой, чрезмерной подвижностью и словоохотливостью старается скрыть охвативший его животный страх.
— Да, пистолет действительно хранил, нашел в Ливнах и хранил, допустил такую непростительную ошибку. Такую глупость совершить, такую глупость! И ведь хотел сдать его в милицию, и сдал бы, конечно, сдал бы, да вот все дела… Откладывал все, а тут — обыск. И почему-то даже сюда привезли — зачем, почему? Мухи не обидел — и вот такая история! Ну, конечно, разберутся, разберутся!..
Лавров холодным взглядом в упор смотрит на преступника, поражаясь чудовищной фальши его поведения.
— В постановлении упоминается какое-то убийство, — с суетливым удивлением говорит Базаренко. — Какое убийство? Это же явная ошибка! Абсурд какой-то, честное слово…
— Замолчите, — произносит Лавров раздельно, четко. — Довольно… Достаточно! Посмотрите лучше это — заключение экспертизы. Видите? Из вашего пистолета убит Дронов. Его убили вы и Горобец, которому вы обязаны приобретением этого пистолета.
- Предыдущая
- 13/54
- Следующая
