От Эдипа к Нарциссу (беседы) - Горичева Татьяна - Страница 38

Д. О.: Помните знаменитый школьный силлогизм: «Все люди смертны. Сократ — человек. Следовательно, Сократ смертен»? Вот уж в самом деле трагическая фигура — этот несчастный Сократ, знающий на уровне законов логики, что смертен. Мы-то в своей повседневности совершаем только два первых шага и отчаянно сопротивляемся тому, чтобы сделать третий и последний шаг, который выделит нас из человеческой массы, сделает существами с личной, а не безличной судьбой. Герой делает этот шаг, причем делает его дважды — сперва по отношению к себе, а затем как вызов богам. Очевидно, что трагическое в строгом смысле слова возможно лишь в том случае, если сделаны все три шага, — только тогда достигается необходимая степень концентрации человеческого в человеке, благодаря которой он оказывается в силах предстоять Богу, миру, судьбе. Личное, как справедливо отметил Александр, здесь тождественно общечеловеческому в том отношении, в каком личность не путается с мелочным и тщедушным «я», размытым по собственной карте значений. Я бы сказал, что личность точнее всего можно определить как завершенное присвоение или как полное снятие всякой анонимности. Безличное остается вовне и время от времени может наносить удары, являя себя как судьбу. Хотя не обязательно все время говорить об ударах и ранах, речь может идти и о благосклонности. Главное, на чем непременно настаивает всякий подлинный герой, — это на том, чтобы не впасть в неразличенность и невнятность срединного пути, чтобы научиться принимать благосклонность судьбы и сносить ее удары. Причем и то, и другое делать с одинаковой безупречностью. Другими словами, герой реализует обе возможности — чудо быть человеком и ужас быть человеком. Если одна из возможностей отсутствует, мы можем заподозрить фальсификацию или подделку. Что-то тут будет не в порядке. Ведь согласимся, что быть человеком — значит держать приоткрытой дверь в свое небытие, но удерживаться от того, чтобы переступать устрашающий порог. Открывать как можно больше дверей — в том числе и те, от которых обычно даже не решаемся хранить ключи. Это и будет ожиданием полноты бытия, о котором в начале нашего разговора сказала Татьяна. Мне кажется, что подобное отношение к жизни глубочайшим образом соответствует первичной интуиции философа, воспринимающего требование познать себя с равной удаленностью как от общечеловеческого, так и сугубо частного, а в проблеме присутствия человека в мире видящего вопрос о бытии, пусть и в чисто человеческом измерении, как вопрос об истинном этосе. А тогда нам не уйти от понятия присутствия, которое единственно и может быть трагическим, — не человек в отдельности и не все люди скопом, а единственно само присутствие, открываемое не вдруг, но требующее известного пути. Герой античной трагедии внешне малоподвижен, но он проходит огромный внутренний путь в конце которого остается один на один со своей истиной, практически невыносимой лицом к лицу Трудно согласиться с утверждением, что христианство окончательно уничтожило героическое начало. Вряд ли это так. Скорее, христианство изменило вектор героического поступка. Герой теперь не остается один на один с коварством судьбы, но оказывается верен Богу. Наверное, христианин должен быть немного героем. Если этого не происходит, то ни фига он не стоит и никому не нужен.

Т. Г.: Мы живем в особую эпоху, которую принято называть эпохой глобализации. Наша Земля стала удивительно маленькой, она лишена просторов и недоступных мест. Раньше говорили, что никогда не хватает времени, однако не только время ускоряется и проходит сквозь нас, но и пространство утрачивает свою протяженность. Транснациональный капитал захватил практически все страны. Кока-кола Микки Маус, рестораны Макдональдс теперь встречаются во всех точках мира, вплоть до Непала и Бутан.а Все растиражировано в знаках, на фоне которых исчезает различие первого, второго и третьего мира. Фактически, остается один мир, легко сводимый к ряду известных лейблов, — своеобразное попурри, в котором намешаны узнаваемые фрагменты различных культур, обработанные таким образом, чтобы сделать их восприятие максимально комфортным и безопасным. Можно сказать, что иссякло не только время, но и пространство. Современный человек живет точечным способом. У него есть супермаркет, рабочее место и комната, в которую он возвращается ночевать. Глобализация как радикальное сокращение мирового пространства связана с информационной революцией, когда каждый может узнать все что угодно через Интернет. Кроме того, глобализация обусловлена бешеным развитием туризма. Мы видим, что в наше время критерием богатства и достатка становится путешествие. Реальное богатство определяется не недвижимостью, виллами и дачами, а тем, сколько человек путешествует по миру. Подобного рода туризм — страшное явление, потому что из неподвижности он человека не выводит. Мне припоминается случай, как однажды я летела на самолете с одним немцем, который похвастался, что посетил приблизительно шестьдесят стран. Я спросила, а что запомнилось, скажем, в Саудовской Аравии? Он ответил; вот, марка там стоит, к примеру, один к десяти. А что примечательного в Бразилии? А там курс марки — один к пятидесяти. Ни одного качественного суждения я от него так и не добилась. Это весьма характерный момент, потому что большинство путешествующих людей воспринимают мир только через фотокамеры и обмен, exchange. Современный турист видит новые страны в режиме непрестанной смены неких эквивалентов, в отношении которых существует только одна абсолютная единица измерения — его неподвижное «я». Мы уже говорили об этом в одной из наших прошлых бесед. В развитие темы следует добавить, что в нынешнем мире некуда бежать и негде скрыться. Если раньше существовали уголки, где можно было спокойно и безмятежно жить, творить свое самобытие, то теперь таких мест нет, в силу чего провинциализм как положительное явление больше не представляется возможным. Теперь это крайне отрицательное явление, во всяком случае для меня. Я замечаю, что Петербург становится все более и более провинциальным. Мне тяжело это наблюдать, поскольку в эпоху постмодерна и провинциализм, и вообще любые «измы» становятся в высшей степени недостойными и неприемлемыми. Вряд ли мы можем гордиться каким-то своим уединенным и тихим уголком, ибо его больше нет.

В наше время перед философами, перед людьми мысли и аутентичного существования встает проблема собрать всю вселенную, всю бесконечность молчащих миров в одну точку, в одно сердце. Такое собирание удивительным образом осуществляется через подлинное путешествие, через духовное странствие, о котором говорят и православие, и даосизм, и большинство мировых религий. Великий путешественник — это посвященный, переживающий каждый переход границы как инициацию. Любой человек, инициированный идеей подлинного пути, превращается в солдата мысли, в воина судьбы, стремящегося преодолеть гурманство туризма и обнаружить себя в абсолютно чужом мире. Его задача состоит в том, чтобы каждый день, каждую секунду двигаться навстречу высшему в себе, обретать свое Я, стремиться разрешить экзистенциальную тайну жизни, которая рациональным способом неразрешима и которую мы находим в великих парадоксальных фигурах, вроде того же Ницше. Экзистенциальные противоречия являются самыми сильными, они всегда остаются, как бы мы ни хотели их снять и что бы для этого ни предпринимали. Если раньше человек мог спокойно провести жизнь в привычной роли, навязанной ему с самого детства, даже в какой-то степени раскрыться на почве своих внешних функций, добиться успеха, признания, устойчивости, то теперь подобная форма существования нас вряд ли устроит. Никаких приемлемых ролей не осталось. И никто больше не поверит в искренность политика, честность бизнесмена, благие намерения ученого или бескорыстие творческого человека. Любая объективация человеческого присутствия в современном мире разнесена на части, расколота на мельчайшие фрагменты. Поэтому мы действительно обязаны постараться собрать весь мир в единую точку — в точку сердца. Это очень непросто. Мне думается, что противодействие внутренне неподвижному, расслабленному туризму — это именно собирание разлетевшихся осколков мироздания, мобильность и абсолютная концентрация. Каждый человек сегодня должен стремиться познать все. Если раньше это касалось лишь особых людей, то теперь каждый человек обязан быть внутренне абсолютно открытым к восприятию всей многоликости бытия. Иначе он полноценно просто не будет существовать.